Артем Каменистый - Радиус поражения

Мой дом – моя крепость.

Все эти крепости пали без боя. Стальные двери, оберегающие покой жильцов от ищущих тепла бомжей и наркоманов, отлично открывались накладными зарядами, или бесхитростно сметались очередями автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Двери квартир ждала та же плачевная судьба – как ни закрывайся, какой толщины сталь не используй, итог будет один. Хотя, само собой, на взлом всех преград свинки затрачивали немало сил и времени, так что какая-то польза от квартирной «фортификации» все же имелась. Хотя, если откроено – пусть бы все заслоны были из фанеры, но у каждого хозяина имелась винтовка, или две. Умри сам, но прихвати собой хотя бы одного врага. Будь население вооружено – план «Крайние меры» был бы провален. Пусть даже двадцатая доля штатских устроит хоть какое-нибудь сопротивление – в масштабе Земли это выйдет около трехсот миллионов человек. Плюс ожесточенно отстреливающиеся военные, плюс недосягаемый для фантастических средств наведения флот с его палубной авиацией и морской пехотой, плюс уязвимость к холоду и откровенная тупость свинок. Пусть даже все четыреста миллионов ударят разом – не выйдет у них ничего.

В Тохином доме, во втором подъезде, проживал колоритный дядечка, свихнувшийся на почве охоты и рыбалки. В основном рыбалки – и зимой и летом на ней пропадал. Но и охоту не забывал – частенько доводилось видеть, как он спешит к электричке с оружейным чехлом под мышкой. А однажды, выпив на Новый Год лишнего, он устроил фейерверк – запустил из своей двустволки несколько ракет, стреляя прямо с балкона (за что потом имел разговор с участковым).

Больше, вроде бы, оружия у жильцов не было. А если и было, то вряд ли много, и вряд ли серьезное – пара тех же несерьезных дробовиков. Организовать оборону дома с таким арсеналом было невозможно.

Трудно судить, о чем они думали, и на что надеялись. Из окон квартир обреченный люди могли наблюдать за драматической судьбой соседних домов. Видели, как вылетали двери подъездов, слышали, как внутри трещали автоматы и рвались гранаты. На их глазах, свинки, окружавшие обреченную девятиэтажку, в упор расстреливали тех, кто пытался сбежать через окна.

Кто-то решил рискнуть, и прорваться через кишащий убийцами город. Некоторым из них, возможно, повезло, но вряд ли таких счастливчиков было много. Но те, кто остался, пошли другим путем: решили превратить свое жилище в настоящую крепость.

Мебелью с верхних этажей закидали все пространство за дверью и лестничную клетку до третьего этажа. Пробраться через этот завал было невозможно. Да свинки и не стали пытаться. В дверь, судя по разрушениям, выпустили что-то вроде танкового снаряда, а потом… Потом, наверное, поработали огнеметами, или чем-то подобным. Многослойная куча мебели вспыхнула жарким костром. Железобетонные плиты не горят, но пламя рвалось вверх по системе вентиляции, стоякам водопроводных труб, традиционно захламленным лоджиям, лифтовой шахте. Подъезд превратился в исполинскую вытяжку для дыма и пламени. От страшного жара рассыпались простенки, горящими ручьями стекали подвесные потолки, растекающийся линолеум хватал за подошвы, ярко вспыхивали стеклопакеты. Про бытовой газ в трубах тоже не стоит забывать – свою лепту в разгул огненной стихии внес и он. Напоследок, наверное, полыхнул гудрон на крыше.

Все – девятиэтажный дом превратился в выжженную бетонную коробку. Погибли все – спасения из огненного ада не было. Люди сами себя загнали в ловушку. Или задыхайся от дыма и сгорай, или сигай из окна головой об асфальт – даже если выживешь при падении, свинки это мгновенно исправят.

Погибли жильцы в соседнем подъезде. Погибли соседи Тохи по подъезду. По лестничной площадке соседи тоже погибли. Тохины родители и… сестричка… тоже не выжили…

Он сумел преодолеть обгорелые остатки завала. Цепляясь за перила смог перебраться через обрушившийся лестничный пролет. Перешагнул через двери, выпавшие из проема от жара или взрыва. Нашел родителей. Нашел сестричку. Это нетрудно – из квартиры исчез весь хлам – пошел на завал внизу. Найдя Ксюшку, он пытался закричать, но из горла не вырвалось ни звука – он нервного потрясения парализовало голосовые связки. Потом ноги престали ему повиноваться – он упал на колени, не чувствуя боли.

А что он еще ожидал здесь найти? Живых родителей и радостную Ксюшу? Он ведь всю дорогу сюда ехал, не задумываясь о том, каким образом они могли уцелеть при всем этом. Не верил он в это. Невозможно поверить – не при таком отце и матери. Но заставил себя о таком не думать – надеялся до последнего, искренне заставляя себя считать, что все будет хорошо.

Капризы дурацкого сознания…

Ему надо было сюда попасть. Очень нужно. Теперь он понимал Олега – тот поступил правильно. Надежда, какой бы призрачной она не была, имеет право на шанс. И за этим шансом он шел до конца, оставаясь все тем же Тохой-разгильдяем, для которого жизнь не более чем игра с простыми и удобными для него правилами. По этим правилам у него всегда все должно быть хорошо. А если неприятности, то мелкие и легко решаемые. А если он их упорно не решает, значит, они его не настолько беспокоят, чтобы преодолеть демонстративную лень.

С ним такое не могло произойти. Он готов был даже смириться со смертью родителей – это абсолютный максимум того, на что он согласен. Но на Ксюшу он не соглашался. С ней не могло такого произойти. Но произошло. Почему так?

Он проделал долгий путь.

Он нашел своих родных.

Его путь теперь закончен.

Поднявшись с колен, Тоха, позабыв про оставленный на полу автомат, направился вниз. Там, неподалеку, он видел мусороуборочную машину. При ней обязательно должна быть лопата.

* * *

Память странная штука. У Тохи она была более чем отличной, но первые часы после возвращения домой он запомнил плохо. Помнил, как тяжело было копать могилу – земля под окнами была не сказать, чтобы слишком мягкой. Но он все же выкопал. Как он сумел стащить вниз тела родителей, через разрушенный лестничный пролет, он не помнил – огонь их несколько уменьшил, но не настолько, чтобы оставшееся можно было перетаскивать с легкостью. Но точно помнил – как-то стащил. Закопал всех троих вместе.

Потом провал в памяти. Вроде бы он просто бездумно шатался по окрестностям. Вокруг кипела ночная жизнь. Новая жизнь. Хрустели кости под челюстями «четвероногов», во мраке прошмыгивали длинные хищные тени. Тоху они не трогали – сытые. Или боялись связываться с таким придурком. Чувствовали, возможно, что с ним что-то не так.

Сколько это продолжалось, Тоха не мог сказать. Он будто сбрендил. Паралич сознания. И более-менее пришел в себя лишь в общественном сортире, занимаясь поливом писсуара. Как он попал в эту клоаку, он не помнил. Зачем сюда попал, тоже не понимал. Нет, в принципе понимал, но неясно, к чему такие цивилизованные сложности – малую нужду сейчас можно справлять хоть посреди главной площади города. Можно залезть на памятник «Главной шишки» и помочиться ему на голову. Или даже кучу наложить. Никто не сделает ему замечание – свинкам пофигу, крысам тем более.