Александр Годов - Дьявольская радуга

— Ольга, он болен. С бесноватым нельзя общаться. — Сварливый голос усилился. Видимо, мужчина подошел к двери. — Я понимаю: вам трудно. Терпите, моя милая. Бог не оставит нас в беде. Я сделаю все возможное, чтобы вашему мужу стало лучше. Надо подождать чуть-чуть. Возможно, к вечеру что-нибудь поменяется. Но вы должны слушаться меня. Бесы сильны.

Затем послышались шаги. Женский плач стих.

— Постойте! — взмолился Седьмой. — Пожалуйста.

Тишина.

Седьмой закрыл глаза. Надо успокоиться. Не время пороть горячку. Не вышел разговор — и ладно. Необходимо найти другие способы разобраться в ситуации.

Попробовать открыть окно? И перелезть на балкон? Возможно.

Тяжело вздохнув, Седьмой подошел к окну, открыл его. После тишины комнаты звуки вечернего города показались оглушительно громкими: шелест листвы, рев машин на шоссе, чириканье воробьев, радостные крики подростков. В помещение ворвался свежий воздух. Седьмой завороженно посмотрел на улицу, стараясь запомнить каждую деталь города. Возможно, уже через несколько дней мегаполис потонет в реках крови, а из тихих улочек полезут твари Всплеска.

«У тебя есть дело», — заметил внутренний голос. Седьмой облокотился грудью о подоконник и выглянул наружу. Теплый ветер приятно защекотал кожу на лице.

Черт! Даже думать о том, чтобы перелезть на балкон, было страшно. Седьмой мысленно присвистнул. Метра четыре его отделяло от другого окна. А водосточная труба крепилась на ржавых шурупах. Её толкнешь — и полетишь вниз.

Хреновая ситуация.

Остается найти какие-нибудь подсказки в комнате. Тысяча-лиц знал, куда отправлял его. Седьмой принялся ковыряться в шкафах. Футболки, полотенца, нижнее белье, носки… Ничего. Господи, хоть бы обнаружить одну маленькую подсказочку. Малюсенькую. Опять футболки, опять трусы, штаны, джинсы, шорты….

Есть!

Хвала богам!

В одном из ящиков хранились альбомы с фотографиями. Седьмой вытащил один и принялся рассматривать глянцевые картинки. Вот он, только молодой, в одних шортах обнимает симпатичную девушку в коротком топике и рваных джинсах. На заднем плане замок пятнадцатого-шестнадцатого века. Румыния, похоже. Седьмой попытался вспомнить, был ли он когда-то за границей, но не смог. Вроде бы нет. Девушку он не знает. Хотя она очень красивая: загорелая кожа, голубые глаза, светлые волосы, курносый носик, чувственные губы. Следующая фотография. Он с той же цыпочкой целуется возле моста. Она — в белом платье, он — в смокинге. Свадьба?

Седьмой напрягся. Что-то не складывается. Он никогда не женился на этой девушке. Сложно было бы забыть такое.

Вот следующая фотография: он баюкает на руках младенца. Получается….

— Папа?

Седьмой оторвался от альбома и бросил взгляд на дверь. Перед ним стояла девочка лет девяти. Светлые волосы были собраны в пучок на затылке и заколоты шпилькой, по лбу тянулась ниточка шрама. Ребенок как две капли воды походил на девушку из фотографий: те же голубые глаза, которыми можно любоваться до бесконечности, тот же курносый носик, тот же взгляд.

— Папа? — переспросила девочка.

Уголки губ Седьмого поползли вверх.

— Как ты сюда попала?

Девочка наклонила голову и заплакала. Слезы прозрачными жемчужинками принялись скатываться по щекам.

— Я украла ключ и сбежала к тебе. Мама говорит, что ты болен. Но я не верю! Ты же мой папа? Правда? Я… Я…

Малышка не справилась с накатившими эмоциями и принялась хныкать с новой силой. Седьмой даже понять не успел, как она бросилась к нему и обняла. Понимая, что плач привлечет внимание других людей в квартире, он зажал ладонь девочке и шепотом произнес:

— Скажу тебе честно: не знаю, кто я. Один… человек отправил меня сюда, чтобы я понял кое-что. Но со мной никто не хочет разговаривать. Ты поможешь мне?

Малышка часто-часто закивала.

— Только не плач. Прошу тебя. Не люблю, когда такие красавицы льют слезы. Только отвечай честно. Как тебя зовут?

Девочка бросила испуганный взгляд на него.

— Ты не помнишь? — спросила она.

— Смутно, — признался он. — Наверное, мои колесики в голове работают неправильно.

— Меня зовут Вероникой.

— Хорошо, Вероника. Ты безумно красивая девочка. Скажи, пожалуйста, что это за квартира? Какой сейчас год? И почему я заперт?

Малышка отстранилась от него. Она серьезно смотрела в его глаза, пытаясь понять — врет ли он или притворяется.

— Ты меня пугаешь, — сказала Вероника.

— И зря. Я не сделаю тебе плохого, красавица. Мне нужно просто понять. Какой сейчас год?

— Две тысячи пятнадцатый.

— Что это за квартира?

— Папа, ты же дома! — Бровки Вероники поползли вверх. — А заперла тебя мама, потому что ты болен! Священник говорит, что в тебя вселились демоны.

Что-то не складывалось. Седьмой нахмурился. Сказанное малышкой настолько ошарашило его, что он мог лишь смотреть на неё. Экзорцизм? Демоны? А как же Всплеск? Твою мать! Ничего непонятно.

— Я давно… болею? — спросил он, дотронувшись до щек девочки.

— Давно, — с горечью ответила малышка. — А когда ты вылечишься?

— Я не знаю, красавица. Но надеюсь, что скоро. Я должен встретиться с одним волшебником.

Не перегибай палку с объяснениями, подумал Седьмой. Не надо все разжевывать ребенку. Говори с ней как со взрослой.

— А что это за волшебник?

— Очень могущественный, крошка. Я попрошу его, чтобы он вылечил меня. И тогда твой папа вернется. Я надеюсь на это.

Седьмой только сейчас заметил черные круги под глазами Вероники. Давно ли бедняжка страдает? Сердце переполнили боль и жалость. Захотелось взять девочку с собой. Но, конечно же, он быстро отогнал эту мысль. Нельзя позволять чувствам взять вверх! Необходимо постоянно себе повторять: Кивир дьявольски хитер. Восковой мальчик способен на любую гнусность, чтобы не позволить ему добраться до цели.

— А зачем ты смотрел фотографии? — спросила Вероника, бросив взгляд на альбом.

— Я хотел понять, что от меня хочет волшебник. Понимаешь, меня пытаются запутать, чтобы я не смог вернуться домой.

— А где твой дом?

Седьмой пожал плечами.

— Очень далеко отсюда, — сказал он. — Мой дом находится в суровых краях. И честно тебе признаюсь: я не хочу возвращаться обратно.

— Ты останешься в теле моего папы?

Малышка начала было вновь плакать, однако Седьмой вовремя обнял её. Он принялся целовать её в лоб, в нос, в щеки.

— Прости, прости, прости. Я не хотел тебя обидеть. Разумеется, я не останусь в теле твоего отца. Мне просто надо понять, зачем волшебник отправил сюда. Понимаешь?

Вероника сквозь слезы выдавила: