Сергей Болотников - Новелла о туманном лодочнике

Спицын очень устал. Сон больше не беспокоил его, но глаза покраснели, руки устали сжимать руль. Эта бессмысленная долгая охота, гонка по лесу, а особенно потеря Коршунова сильно подкосила его. Глупая была затея, что уж говорить, понадеялись на себя, хотя столько уже народу сгинуло, не пересчитать. — Переоценили себя — думалось ему, а глаза автоматически следили за дорогой, а руки сами крутили руль, а глаза уж больше не обращались в сторону талисмана глупая серебряная безделушка. Да и не найдет он лодочника сегодня. Пусть, решил Спицын, это будет мне уроком. Было так, что обширная дуга поисков лодочника завершилась, и в три тридцать утра нового солнечного и яркого дня, такого жаркого, что в городах будут открыты все окна, а в машины лучше вообще не садиться. В три тридцать охотник Спицын выбрался из елового леса обратно на поле. Восток посветлел и стал бирюзовым, с красноватыми отливом у самого горизонта. Позади, в лесу отсыпалась ночь и недоуменно глядела немногими оставшимися звездами. Дальше лениво и сонно текла река, и приютилась на ее берегу деревушка. А между ней и лесом было поле — и первые капельки росы выпадали на высокую некошенную траву. А с речки наползал туман — новый, на этот раз утренний. Петухи еще не кричали, только слышно было одинокое гудение моторного самолета где-то в вышине. А туман наступал ровным белым приливом, скрывая в себе черные остовы крестов на деревенском кладбище.

Коршунов мчался сквозь лес. Был он жив, вопреки всему. И хотя машина его целиком скрылась в мутных глубинах маленького с виду болотца, и он остался без ружья, без фонаря — он был жив. И бежал все быстрее. Мчался по тропе, иногда странные твари увязывались за ним следом, тянули свои когтистые лапы и…отставали. А он бежал, хотя в легких уже хрипело, а в глазах прыгали темные пятна. Как и напарник, решал он не долго. Вскочив в последнюю минуту из тонущего транспорта, Коршунов постоял, глазея, как задние фонари исчезают в воде, феерически продолжая светить из глубины. А потом кинулся по тропе, по которой они приехали. Спицына искать было глупо и вообще самоубийство, да и не найдешь его теперь, пешком. Оставалось только одно — идти назад и по возможности достигнуть деревни живым, миновав лодочника и всех этих порождений ночного леса. Земли била ему в ноги, ветви хлестали по лицу и стремились ослепить. Луна исчезла и в лесу была почти полная темнота. Но он как-то угадывал, как-то умудрялся не сбиваться с курса и мчаться назад, на поле. Туда, где он будет спасен, туда, где нет темноты и есть люди. Он был уверен — они помогут ему, они спасут его. А лодочник — что лодочник. Если Коршунов останется жив, его на канате не затащишь в этот лес. Пусть тут хоть все поумирают. Ноги подгибались, он задыхался, и пару раз крепко ударился о шершавые стволы деревьев, еще чуть-чуть и он бы упал. Hо нет, не в этот раз. Hе достанется тьме. Не достанется. Он увидел впереди свет, и из последних сил рванулся туда. Пробежал еще сотню метров, почти теряя сознание от усталости и страха. И вот поле. Лес позади, гневно шевелит многочисленными корявыми конечностями. Hо он уже упустил свою жертву. Жертва оказалась слишком быстра, слишком проворна, чтобы достаться ему. Ха. Всхлипывая, Коршунов остановился на краю поля. Вот она деревенька поблескивает стеклами домов. А вот и свет, небо светлеет, горизонт готов выпустить из себя солнце. В деревне орут петухи. И пусть туман поднимается, стремясь закрыть этот прекрасный вид, компас у Коршунова в голове не подведет и на этот раз, как не подвел он в лесу. Едва переведя дух, охотник Коршунов побежал сквозь белые и холодные облака тумана.

Они пахли дымом. Так определил Спицын, когда его автомобиль намертво сел на самом выезде из леса. Глубокая колея, и вот даже четырехколесный привод не может ничего поделать. Подергавшись пару раз, он плюнул на это дело. Взял ружье, повесил к поясу талисман и пошел пешком. Все его тело молило об отдыхе, пусть даже самом кратком. Самом маленьком, чуток прилечь и все, и хорошо. Вот только дойдет он до жилья. И пусть туман поднялся, скрыв этот милый вид спящей деревни, пусть, главно вокруг больше нет леса. А уж на поле то он сориентируется. Тяжело ступая, он побрел сквозь туман. Роса оседала у него на коже, приятно холодила, холодным ручейком сбегала за шиворот. Запах дыма, запах тумана, запах росы, может быть, запах раннего утра. — Может у утра быть запах? — спросил сам у себя Спицын и ухмыльнулся. Потом вспомнил о Коршунове, оставшемся в лесу и ухмылка исчезла. Талисман больно бил по ногам. Когда он дошел, по его примеркам, до середины поля, ему навстречу выступило темное, неясное пятно. Массивное, высокое, до боли знакомое. Спицын остановился. — Нет! — сказал он, тихо — нет, не сейчас. Hе сейчас… Лодочник спокойно смотрел на него, легкий утренний ветерок шевелил складки его черной одежды. Лица из-за тумана было не разглядеть. — Не сейчас… — и туман отозвался глухим эхом. Фигура шевельнулась, взмахнула руками, и огромное, черного дерева весло загребнуло туман. Острых форм челн, тоже едва видимый развернулся, и поплыл прочь, удаляясь от Спицына. — Куда! — Крикнул тот, — стой же! — он стащил с плеча ружье. Лодочник удалялся. Греб он вроде не часто, но двигался потрясающе быстро. Фигура его в тумане мутнела, теряла очертания. Спицын побежал за ним, он чувствовал запах дыма, он чувствовал, как травы бьют об его ноги. — Сто-о-ой!!! — заорал он, теряя над собой всякий контроль. Силуэт пропал, удалился за пределы видимости. Спицын упал на колени, он плакал, прижимая к груди ружье, как совсем маленького ребенка. Слезы катились из глаз, сознание меркло. Силуэт появился вновь, и теперь он приближался. Вся истерика мигом слетела с человека. Не давая силуэту подойти вплотную, он поднял ружье и выстрелил. Приклад толкнул в плечо, грохот болью отозвался в голове. В тумане заорали, один раз, явно агонизируя. Тело глухо стукнуло о землю. Спицын поднялся, и, держа ружье у плеча, крадучись подошел ближе. Тело на земле, он подходит еще ближе, еще и вот он вплотную, легкий порыв ветра разрежает туман. Hа земле лежал Коршунов. Он раскинул руки, одна нога его была подвернута неестественно, голова запрокинута, а глаза уставились в закрытое туманом небо. В груди просматривалась небольшая дыра, совсем маленькая, вероятно, по сравнению с той, что у него на спине. Земля под телом медленно пропитывалась темной кровью, кровь мешалась с росой, стекала по травам розовыми ручейками. Коршунов выглядел отдохнувшим. Ветер дунул еще, и туман покорно отошел, явив четкую и окончательную картину трупа безвольно раскинувшегося на земле. — Что ж ты так, Коршунов, — произнес Спицын, и обернулся к лодочнику, который неторопливо выплыл из тумана позади него. Складки его балахона больше не колыхались, лицо скрывал антрацитового цвета капюшон, но все равно казалось, что там под этим капюшоном лодочник улыбается. Охотник поднял дробовик и начал стрелять. Сцепив зубы, он раз за разом нажимал на курок. Пули влетали в лодочника и растворялись в его всепоглощающей темноте. А Спицын все стрелял, и прекратил только тогда, когда опустел цилиндрический магазин под стволом. Лодочник улыбался. Там, под плащом. Спицын отшвырнул дробовик и сдернул с пояса талисман. Как учили, поднял его, и направил острыми кончикам рогов в темную фигуру на остроносом челне. Шанс еще оставался, шанс еще был, если только старый колдун не наврал, и если…