Вера Желиховская - Майя (фантастическая повесть)

И Майя отступила, дав место отцу. Но в это время барон незаметно разъединил проволоку.

— Ну, пaпà! Что ты видишь? Не правда ли, восхитительно?.. Непонятно!

— Гм, да! Да… Очень большая звезда! — пробормотал разочарованный профессор.

— Как: очень большая звезда?! Целый мир! Другой земной шар, во сто раз лучше нашего. Какие цвета! Какое освещение!

Добродушный смех де Велиара привлек внимание молодой девушки.

— Что это? Барон! Да вы сняли проволоку? Вы разъединили… Ну, можно ли?.. Скорей наденьте!

И Майя, забывшись, бросилась вперед, чтоб выхватить из рук барона магическую проволоку, но в ту же секунду ее словно ослепила молния. Она приросла к месту, ничего не видя, не слыша и не в состоянии будучи пошевелить пальцем.

Состояние это продолжалось несколько секунд, но барон успел заметить свое вторичное фиаско и, не подавая в том ни малейшего вида, уже приблизил сам проволоку к стеклу и позволял профессору изумляться представшим ему зрелищем и восторгаться волшебной силой «увеличителя» на все лады.

И странно! Сильно должно было быть влияние средств барона де Велиара, когда и после этого, вторичного предупреждения ее друга о положительной опасности ее сообщений с ним, — Майя все же не удалилась, а весь вечер провела возле него, увлеченная диковинными зрелищами, представленными им в ту дивную ночь на поверхности звезд и полной луны, вскоре царственно всплывшей на безоблачное небо.

Поздно, после полуночи, разошлись хозяева и гость. Майя шла в свою комнату очарованная, словно бы опьяненная даже… По крайней мере, она совершенно не сознавала действительности. Не помнила, как ее раздела горничная, как она опустила в комнате ее все занавесы и шторы, затемнила лампадку и вышла, пожелав ей спокойной ночи. Она этого ничего не помнила; даже не слышала жалобных взвизгов запертой Газели, о которой впервые позабыла. Как сноп, упала она в подушки и в ту же минуту заснула.

«Что это нынче с барышней? — недоумевала горничная. — Будто нездорова, что ли? И про Газельку-то не спросила. Надо будет выпустить ее, сердечную, на ночь. Пусть пробежится, а то ишь ее, как в чулане заливается!»

И горничная вышла и заперла за собою осторожно двери. Все в доме уже было тихо и темно.

Без грез и без видений, на этот раз, тяжелым сном почивала Майя. Долго ль спала она? Она не могла бы сказать. Она не открывала еще тяжело сомкнутых глаз, когда в ней пробудилось сознание, что ей необходимо проснуться.

«Что же, разве уж день?.. Надо вставать?.. — бессознательно задавала она себе вопросы. — Но отчего я не могу?.. Как трудно дышать!.. Как тяжело… Ох!» — громко простонала она, разметавшись, но не в силах ни подняться, ни даже поднять век.

Словно в ответ ей, в ночной тиши раздался тоскливый, протяжный вой.

Что-то налегло тяжким гнетом на грудь спящей. Какой-то невыносимо яркий свет резал ей глаза. Сердце сильно, учащенно билось, и какая-то истома, какой-то страх, вместе и боязнь, и сладкое томление захватывали дух, мутили сознание… Ее укутало, казалось ей, огненное облако и куда-то, к чему-то влекло… Влекло неотразимо!

И среди всех этих чувств, наперекор им, всплывало сознание, что надо, надо проснуться! Хоть умереть, но открыть глаза!

И сила этого сознания восторжествовала. Майя подняла веки.

Теперь она видела, но сообразить ничего не могла и не могла двинуть ни одним членом. Она была убеждена, что лежит на своей кровати, но… почему ей так тяжко? так страшно холодно? Куда ее тянет?

Тоскливый, за душу хватающий вой окончательно пробудил ее.

Что это?.. Кто так открыл занавес?.. Полный месяц глядел в окно своим искривленным, страдальческим ликом и ярко освещал белую и бледную Майю, в одном белье стоявшую среди комнаты, пред дверями, широко отворенными в длинный, темный коридор. На дальнем конце этого коридора находились нежилые комнаты для гостей, и туда именно влекла и тянула Майю какая-то неотразимая сила.

Нет, нет! Она туда не пойдет! Там — опасность!.. Там — смерть!

С нечеловеческим усилием, вся обливаясь холодным потом ужаса, Майя рванулась прочь от черных дверей и тут только осознала, что она совсем не в своей комнате, а внизу — в пустой гостиной.

«Что со мной?.. Как я здесь?.. Куда я шла?» — вихрем проносились вопросы в воспаленном мозгу Майи.

Она чувствовала, что ее охватывает дурнота, но сознание, что она пропала, если упадет в обморок, поддерживало в ней борьбу. Без сил опустилась она в кресла.

В ту же минуту противоположная стеклянная дверь в сад со звоном стремительно отворилась и, как бешеная, с визгом и пронзительным лаем, в нее ворвалась Газель, все опрокидывая на пути. Задетый ею столик со множеством фарфоровых и стеклянных безделушек упал и перебудил весь дом.

На одну секунду верная собака остановилась возле полубесчувственной Майи; потом метнулась, как угорелая, к коридору и с громким, озлобленным лаем понеслась к комнате, которую занимал барон де Велиар.

Весь дом сбежался на эту кутерьму.

Профессор, люди со свечами. Все бросились к молодой девушке, но в ту же секунду она сама встала и отчаянно устремилась к дверям, открытым настежь на террасу.

Туда только что пробежала, вся ощетинившись, словно в полном припадке бешенства, ее собака, ее верная Газель.

— Газель! Назад! Сюда! — кричала Майя отчаянно.

И вдруг, вся задрожав, умолкла, протянула руку, на что-то указывая вдали, и замерла, как статуя, вся освещенная луною.

Все глаза устремились за цветник.

Там, на поляне, облитой сиянием, у опушки парка стоял огромный зверь и, оскалив зубы, поджидал летевшую на него Газель. Она как стрела упала на грудь зверя и оба, сцепившись, исчезли в тени деревьев.

— Волк! Бешеный волк! Помилуй нас, Боже! — заговорили люди.

Майя сделала шаг к отцу и упала к нему на грудь без чувств. Нервы ее не выдержали потрясения. Пораженная всем происшедшим, она еще более испугалась, в последнюю минуту, тому, что одна видела совсем не волка…

Во всем доме не проснулся от этого страшного шума один гость — барон де Велиар.

Он вышел на другое утро из своей комнаты свежий, улыбающийся, как всегда.

Он поражен был рассказами о загадочном происшествии. Очень дивился, очень соболезновал о погибшей Газели, а еще более о болезни m-lle Marie, которую он больше не видел. Барон уехал на следующий день, обещав профессору с три короба всяких присылок и сведений… Он решил уехать накануне, убедившись, что в настоящее время, несмотря на гибель Газели, — он бессилен!..

Когда Майю увели в спальню почти без чувств, она упала на постель и уже готова была погрузиться в одолевавший ее сон, как вдруг перед закрытыми ее глазами пронеслись блестящие буквы, — слова, целая фраза: «Собери силы: под изголовьем твоим предохранительный талисман, — надень его и будь спокойна». Нужна была вся привычка Майи беспрекословно повиноваться Кассинию, чтоб она нашла силы сознательно исполнить его требование… Одну минуту Велиар надеялся, что она заснет, не успев этого сделать. Но нет! Вот она засунула руку под подушку, вынула нечто вроде медальона, — какой-то темный камень на цепочке и, даже не взглянув на него, машинально перекинула цепочку на шею…