Андрей Цепляев - Кровные узы (Hellraiser: Bloodline)

Девушка, ни слова не говоря, передает шкатулку удивленному торговцу. Старьевщик принимает ценный механизм, наблюдая за тем, как дарительница бежит вниз по улице.

Тьму разгоняет оранжевое пламя лучины. Некто зажигает расставленные на полу свечи. Тонкие пальцы посыпают пентаграмму солью. Ветхая рукописная книга в толстом кожаном переплете открыта на странице исписанной латинскими заклинаниями. Чей-то звенящий голос монотонно проговаривает волшебные слова.

И вновь приемную охватывает яркая вспышка света. В центре пентаграммы появляется Анжелика. Демонесса с изумлением осматривается и замечает перед собой слугу герцога — Жака.

— С возвращением, принцесса.

— Ты? Это ты вызвал меня? — не веря собственным глазам, спрашивает она.

— Тот, кто обращается к магии — управляет магией, — с усмешкой произносит юноша. — Ты моя собственность. Навечно.

Лицо демонессы впервые выглядит озадаченным. Она не знает, что делать. Жизнь наложницы молодого мага — не то, о чем она так мечтала, когда пришла в этот мир. Вот к чему привели ее амбициозные планы.

— Обещаю, что никогда не допущу ошибок учителя. Можешь не сомневаться. — С этими словами Жак берет ее за руку, выводит из пентаграммы и начинает вульгарно лапать.

Атлантический океан.

Фрегат «Свобода». Пункт назначения — Нью-Йорк.

Широкий трехпалубный фрегат пересекает безбрежный океан. Деревянная табличка с французским названием судна на носу гласит: «Liberte». В маленькой каюте сидит беременная девушка. В руках у нее книжечка в кожаном переплете — журнал ее мужа — Филиппа Лемаршана. Женевьева сосредоточенно всматривается в текст, впитывая каждое слово. В каюте яблоку негде упасть. У стен стоят сундуки и мешки, наполненные изобретениями Филиппа. Из прикроватного столика торчат стопки чертежей и документов. На стене висит чертеж «Пут забвения».

Фрегат уплывает навстречу бескрайнему океану.

ЧАСТЬ II

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Во тьме времен, словно обрывки чьих-то воспоминаний или сцены из утерянного фильма, вспыхивают образы прошлого и грядущего. Одна за другой они появляются и уходят во мрак. Сияющая золотом музыкальная шкатулка на верстаке Филиппа. Свита демонических клоунов. Истлевающие в прах демоны-аристократы. Мрачное лицо Анжелики стоящей в центре пентаграммы. Скрытый завесой мрака адский пес размером с медведя. Затем из тьмы выходит старая женщина 75-ти лет. Наверное, так выглядела бы сама Женевьева в старости. Женщина подходит к эфемерной оболочке похожей на ребенка восьми лет, склоняется над ним и шепотом произносит:

— Ты избранный, Джонни. Тот, кого они больше всех ждут…

Стальные двери лифта с лязгом закрываются у них за спиной, отделяя от внешнего мира. Все повторяется снова и снова. Скорость видений растет в геометрической прогрессии, пока не достигает апогея. Потом наступает затишье. Тьма рассеивается и раздается крик.

Апартаменты семьи Мёрчантов.

На кровати лежит Джон Мёрчант. У него испуганный взгляд. Рот широко открыт. Словно выброшенная на берег рыба он жадно глотает ртом воздух, стараясь прийти в себя после кошмара. На циферблате электронных часов четыре утра. Жена Мёрчанта — Бобби тянется к прикроватному столику и включает лампу. Мягкое сияние рассеивает остатки дурного сна.

— Милый, ты в порядке? Еще один кошмар?

— Да, — шумно вздыхает Джон. — Очередной кошмар… в стиле предыдущего.

Бобби — симпатичная девушка с золотистыми волосами. Ей не больше двадцати. Джон — молодой человек немногим старше ее. В образе юноши есть знакомые черты, подчеркивающие его связь с прошлым. Именно так выглядел французский игрушечных дел мастер, живший в конце XVIII века. Если бы не современная короткая стрижка, он бы мог стать точной копией Филиппа Лемаршана.

Снова раздаются крики. На этот раз кричит уже не Джона.

— Черт, — издает протяжный стон Джон. — Снова Джека разбудил.

Бобби рывком отбрасывает одеяло, встает с постели и выходит из комнаты. Джон следует за женой. В детской на кровати сидит мальчик семи лет и плачет, напуганный криками отца. Джон и Бобби садятся по бокам. Бобби обнимает мальчика и шепчет что-то на ухо. Это быстро его успокаивает. Джон наблюдает за ними. Он чувствует себя виноватым, ведь Джек просыпается таким образом почти каждую ночь.

— Все хорошо, детка, — шепчет Бобби.

— Прости, дружище, — бормочет отец. — Не нужно бояться. Папу снова мучают кошмары.

— А если они вдруг замучают тебя? — спрашивает ребенок, наивно хлопая мокрыми от слез глазами.

— Сны не могут причинить вреда, приятель. Для людей они не опасны.

Бобби укладывает сына под одеяло. Он, кажется, засыпает, но потом вдруг снова открывает глаза и с тревогой смотрит на отца.

— Даже для тебя, пап?

— Даже для меня.

Джек плавно погружается в сон, пока Бобби пальцами ласкает его лоб. Заверение отца подействовало на ребенка, но не на жену. Джон ловит тревожный взгляд супруги и понимает, что его случай вполне может стать исключением.

Дворец грёз.

Париж — 1996 год.

Приемная и кабинет где 200 лет назад расправились с Филиппом теперь обустроены на современный лад. Жак и Анжелика по-прежнему там, словно никуда и не уходили. Поменялась только их одежда и прически. Демонесса не постарела ни на день. Она все так же обворожительна и грациозна, вот только на смену прежней энергии и радости жизни, свойственной ее натуре, пришла пепельная грусть. Жак — все тот же юнец девятнадцати лет, но сказать, что он совсем не изменился, значит солгать. Глаза двухсотлетнего парижанина наполнены бесконечной усталостью и отвращением ко всему. Сидя за столиком, он отрывает от жирной утки кусок за куском и запихивает в рот, не успевая пережевывать предыдущую порцию. Анжелика с омерзением наблюдает за трапезой.

— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу?

— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу, повелитель? — с трудом проговаривает юноша, давясь пережеванным мясом.

— Повелитель. Разумеется… У тебя напрочь отсутствуют амбиции. Два века минули словно день. Ты снискал славы? Нет. Получил власть, влияние в обществе? Нет. Ты даже…

Жак проглатывает последний кусок, залпом выпивает бокал вина и громко рыгает.

— Заткнись, тварь.

Анжелика останавливается на полуслове и послушно умолкает.

— Посуду вымой.

Демонесса хлопает в ладоши, и неведомая сила сковывает стол. Через мгновение остатки еды на тарелках исчезают, а сама посуда и столовые приборы сверкают белизной. Жак достает из серебряного портсигара сигарету и касается фильтра жирными губами.