Джозеф Ле Фаню - Проклятый остров

Вечером, поскольку погода стояла ясная, Нэр-Джонс заказал для путешествия в Медханс-Ли открытый двухколесный экипаж. Когда он подъехал к аллее, луна только что взошла на небо. Почувствовав, что становится зябко, Нэр-Джонс решил прогуляться до дома пешком: велел пареньку-возчику остановиться и отпустил его; после полуночи должен был прибыть другой экипаж, с тем чтобы забрать всю компанию обратно. У входа в аллею он на минуту задержался — закурить сигару, а потом двинулся мимо пустой сторожки. Шагал он бодро, как нельзя более довольный собой и жизнью. С поднятым воротником, в окружавшем его полном безмолвии, Нэр-Джонс шагал по сухой проезжей части, но мыслями уносился далеко вдаль — на голубой простор, предвкушая плавание на борту парохода «Суматра».[15]

По его словам, он уже прошел половину расстояния, как вдруг ощутил нечто необычное. Взглянув на небо, Нэр-Джонс отметил про себя, какая погожая и ясная стоит ночь и как четко обрисовываются на фоне небосвода очертания буков. Луна, поднявшаяся еще не слишком высоко, отбрасывала сетчатую тень от голых ветвей и сучьев на дорогу, которая пролегала между черными рядами деревьев почти по прямой линии к мертвенно-серому фасаду дома: до него оставалось не более двухсот ярдов. Вся эта картина поразила его полным отсутствием красок, словно она была черно-белой гравюрой.

Погруженный в раздумье, Нэр-Джонс вдруг уловил какие-то слова, впопыхах нашептанные ему на ухо, и обернулся, ожидая увидеть у себя за спиной чью-то фигуру. Там никого не оказалось. Слов он не разобрал, кому принадлежал голос — тоже было непонятно, однако он не мог избавиться от смутного осознания, что сказано было нечто ужасное.

Ночь стояла тишайшая, впереди маячила в лунном свете серая громада дома с закрытыми ставнями. Нэр-Джонс встряхнулся и зашагал дальше, подавленный непривычными чувствами — отвращением, к которому примешивался детский страх; и тут снова из-за плеча в уши к нему проникло злобное неразборчивое бормотание.

Нэр-Джонс утверждает, что прошел конец аллеи неспешным шагом, но едва поравнялся с кустарниками, росшими полукругом, как из тени вылетел какой-то небольшой предмет и упал на освещенное место. Хотя ночь выдалась на редкость тихой, этот предмет подрагивал и покачивался, словно от порывов ветра, а потом вдруг покатился ему под ноги. Нэр-Джонс на ходу его подобрал и устремился к входной двери: она легко подалась у него под рукой, он влетел внутрь и захлопнул дверь за собой.

Оказавшись в теплом и светлом холле, Нэр-Джонс пришел в себя, но решил немного отдышаться и успокоиться, прежде чем предстать перед друзьями, чей смех и разговор доносились до него из комнаты направо. Тут дверь комнаты распахнулась, и на пороге воздвиглась корпулентная фигура Харланда без пиджака.

— Привет, Джонс, это ты? Проходи, проходи! — радушно приветствовал он гостя.

— Ну и ну! — с досадой вскричал Нэр-Джонс. — Хоть бы одно окно в доме светилось. А то идешь и не знаешь, есть ли в доме живые люди?

Харланд недоуменно воззрился на него, но задал только один вопрос:

— Тебе виски с содовой?

Сэйвелсан, стоя спиной к Нэр-Джонсу и склонившись над бильярдным столом с целью попробовать боковой удар, добавил:

— А ты ожидал, что мы устроим тут для тебя иллюминацию? В доме, кроме нас, нет ни души.

— Скажи, когда хватит. — Харланд наклонил бутылку над бокалом.

Нэр-Джонс пристроил свою находку, которую держал в руке, на угол бильярдного стола и взялся за бокал.

— Что это за чудо-юдо такое? — поинтересовался Сэйвелсан.

— Понятия не имею, ветром задуло мне под ноги, — ответил Нэр-Джонс в паузе между двумя изрядными глотками.

— Задуло, говоришь? — переспросил Сэйвелсан, взвешивая предмет на ладони. — Если так, то не иначе как ураганом?

— Вообще-то, на улице полный штиль, — растерянно отозвался Нэр-Джонс. — Тишь да гладь.

Предмет, который трепыхался в воздухе и с легкостью катился по дерну и гравию, оказался сильно потертой фигуркой теленка, изготовленной из какого-то тяжелого медного сплава.

Сэйвелсан недоверчиво вгляделся в лицо Нэр-Джонса и расхохотался:

— Да что с тобой? Ты словно бы не в себе.

Нэр-Джонс тоже засмеялся: ему было уже неловко за недавний испуг.

Харланд тем временем изучал теленка.

— Это бенгальский[16] божок, — пояснил он. — Но потрепали его изрядно, разрази меня гром! Говоришь, его выдуло из кустов?

— Будто клочок бумаги, честное слово. Хотя в воздухе не чувствовалось ни ветерка.

— Странновато как-то, ты не находишь? — небрежно заметил Харланд. — А теперь давайте-ка приступим к делу, я буду маркером.

Нэр-Джонсу удалось показать настоящий класс, и Сэйвелсан всецело отдался заманчивой цели с ним поквитаться.

Внезапно он вместо очередного удара замер с кием в руке:

— Слышите?

Все трое напрягли слух. Откуда-то доносился тоненький, прерывистый плач.

— Это котенок, его где-то заперли, — предположил Харланд, натирая кий мелом.

— Нет, это малыш, причем до смерти перепуганный, — возразил Сэйвелсан. — Давай-ка, Харланд, иди, подоткни ему одеяло в постельке, — добавил он со смешком.

Харланд распахнул дверь. Теперь сомнений не оставалось: ребенок, доведенный до отчаяния болью и страхом, захлебывался в плаче.

— Где-то наверху, — сказал Харланд. — Пойду взгляну.

Нэр-Джонс, захватив фонарь, последовал за ним.

— А я подожду здесь. — Сэйвелсан устроился у огня.

В холле оба разведчика остановились и еще раз вслушались. Определить, откуда доносился плач, было не так просто, — по-видимому, с верхней лестничной площадки.

— Бедняжка! — Харланд начал взбираться по лестнице. Двери всех спален, выходящие на верхнюю квадратную площадку, были заперты; ключи хранились вне дома. Однако плач слышался из бокового прохода, который упирался в одну-единственную комнату.

— Ребенок там, а дверь на замке, — проговорил Нэр-Джонс. — Давай его окликнем, — может быть, отзовется?

Но Харланд, как человек действия, всем своим весом навалился на дверь — дверь распахнулась, замок с грохотом отлетел в угол. Стоило обоим ступить за порог, как плач мгновенно прекратился.

Харланд остановился посередине комнаты. Нэр-Джонс поднял фонарь выше, чтобы оглядеться по сторонам.

— Что за черт! — выдохнул Харланд.

Комната была совершенно пуста.

Голые стены, два окна с низкими подоконниками, дверь, через которую они вошли, — не было даже шкафа.

— Эта комната находится как раз над бильярдной? — нарушил наконец молчание Нэр-Джонс.