Александр Барченко - Доктор Чёрный

— Да. Прямо оттуда. У меня сегодня обедал мой парижский знакомый, банкир Леру. Он по делам в Петербурге…

— Вы знакомы с Леру? — спросил, покраснев, Чижиков.

— Да. Эмиль — мой старый приятель.

— Тот самый Леру…

— У которого вы были по поводу своего прибора?

Чижиков покраснел ещё более. Пот крупными каплями выступил у него на лбу. Он забегал глазами по столу и сказал растерянно:

— То есть он был у меня, а потом уж я… Он хотел у меня купить… Он что-нибудь вам говорил?..

Доктор внимательно посмотрел на смущённое лицо изобретателя и сказал мягко:

— Ничего особенного. То же, что говорил и вам, надо полагать.

— Да, да. Мы не сошлись в условиях, — оправился Чижиков.

IX

В передней снова задребезжал звонок.

Появились новые лица. Старик, профессор физиологии, Леман, долго топтавшийся на пороге, сослепу чуть не поцеловавший руки у хозяина и сухо раскланявшийся с доктором Чёрным. Потом появился красивый высокий офицер-артиллерист с академическим значком — претендент на руку Наташи. Пришёл профессор Медицинской академии, знаменитый психиатр, с длинной бородой и длинными, скобкой, волосами, похожий на добродушного деревенского деда, одетого ради шутки в военный сюртук с погонами тайного советника.

Этот поздоровался с Черным приятельски и тотчас начал с ним какой-то мудрёный специальный разговор. Молодёжь пошла в смежную комнату, заменявшую гостиную и зал.

Наташа тотчас же развалилась в качалке, а её подруга подошла к роялю и рассеянно перелистывала забытые на пюпитре ноты.

— Сыграй что-нибудь, Дина! — лениво попросила подругу Наташа.

— Дина Николаевна! Пожалуйста, Шопена! — принялся упрашивать артиллерист, страстный поклонник музыки.

— Я сегодня что-то не в духе, — задумчиво улыбнулась Дина.

— Таинственный доктор произвёл на Дину Николаевну подавляющее впечатление, — язвительно заметил Чижиков, от которого не ускользнуло внимание, с каким она наблюдала нового гостя.

Дина холодно посмотрела на изобретателя и молча опустилась на круглый табурет у рояля.

Чижиков не был совсем не прав. Доктор произвёл на неё какое-то странное впечатление, скорее неприятное, чем выгодное. Ей казалось, что его синие холодные глаза загораются каким-то особенным светом всякий раз, как он встречался с ней взглядом. Она смутно помнила, что видит его не впервые. Ах, да! Этот странный пристальный взгляд она не раз ловила устремлённым на себя во время вечерних занятий в Публичной библиотеке. Как-то всегда выходило, что этот странный человек оказывался со своими старинными фолиантами за одним из соседних столов.

Дина насмешливо улыбнулась своим мыслям и коснулась клавиш. Робко, неуверенно прозвучали первые рыдающие аккорды «похоронного марша». Вот они сгустились, окрепли; среди них можно уже различить мерные тяжёлые шаги толпы, идущей за гробом.

В столовой притихли, перестали звенеть посудой.

В тяжёлые сумрачные аккорды вступает, словно голос жизни, светлая высокая мелодия; её давят суровыми голосами басы, и вдруг покрывает всё полный безысходной тоски, отчаянный вопль. Минута — и снова мерно и мягко шагают сдержанные аккорды… Раз, два…

Дина не следила за нотами, пристально глядя своими серыми серьёзными глазами в темноту, сгущавшуюся в глубине комнаты за роялем.

Вдруг она вздрогнула и, взявши неверный, резанувший уши аккорд, разом оборвала игру…

Прямо из темноты на неё глядел знакомый ей странный лучистый взгляд.

Она нервно захлопнула крышку рояля и, встав с места, подошла к подруге.

— Что же ты, Дина?

— Не знаю, не играется сегодня… У меня, должно быть, мигрень.

— Ну-у! — разочарованно протянул артиллерист. — А я только расположился слушать…

— Ваше превосходительство! — шутливо обратилась Наташа к вышедшему из столовой психиатру. — Отчего музыка так действует на душу?

Знаменитость с улыбкой погладил бороду и кивнул за рояль.

— Это вы, девочка, вон кого спросите. Это по его части. У него своя теория. Куда нам, старикам!

— В самом деле, доктор, вы знаете?

— Профессор мне льстит, — с улыбкой ответил доктор Чёрный, прервав разговор, который он вёл вполголоса с Дорном. — Теория принадлежит не мне, а профессорам Блондло и Мейеру, открывшим особые излучения, сопровождающие всякое нервное и умственное напряжение…

— Ах, это фотография мысли? Я что-то читала об этом, по правде сказать, не верю.

— Нет, это не фотография, — спокойно возразил доктор. — Открытые профессором Блондло излучения не действуют на фотографическую пластинку.

— Как же их в таком случае обнаружить?

— К сожалению, при мне нет прибора, посредством которого я мог бы вам это показать. Лучи эти усиливают тускло мерцающий свет. Для обнаружения их берётся экран, покрытый сернистым кальцием.

— Но какое же отношение это имеет к музыке?

— То, что мы называем музыкой, суть колебания воздуха, вызванные напряжённой струной или стенками духовых инструментов. А всякое напряжённое, скрученное, сдавленное вещество испускает эти лучи. Установлено, что музыка сопровождается особенно обильными излучениями такого рода. Они свободно проникают через кости черепа.

— Установлено? — саркастически переспросил Чижиков. — Не слишком ли смело? Насколько я знаю, N-лучи, которые вы, очевидно, имеете в виду, открыл или, точнее, вообразил, что открыл, ваш пресловутый Блондло, и видел их только он да его полусумасшедший помощник. А то, что имеет право называться наукой, считает ваши таинственные «эн» просто электричеством.

— Вы ошибаетесь, — спокойно возразил доктор. Существование N-лучей признано самыми солидными авторитетами. Существует обширная литература. Что же касается электричества, то… разве мы с вами и теперь можем ответить, что такое электричество?

— Говорите за себя! — обидчиво отозвался Чижиков.

— Виноват… В таком случае не откажите сами определить нам это понятие?

— Недостаёт, чтобы мы затеяли здесь учёный диспут! — насмешливо фыркнул Чижиков.

Студент Дорн, молча слушавший спор, подошёл к Чижикову и своим монотонным, унылым голосом спросил:

— Вы, кажется, за чаем, в рассказе о своём изобретении, ссылались как на авторитет на профессора Шарпантье?

— Что ж из этого? — огрызнулся Чижиков, с некоторой тревогой вспомнив, в какой просак он попал за столом.

— Я только хотел обратить ваше внимание на то, что Шарпантье много пишет по поводу N-лучей. Он и сейчас работает над этим вопросом. Кроме того, профессора Мейер, Андрэ…

— Позвольте, кто? Где?..

— Депинэ, Жуар… — перечислял Дорн своим монотонным, тягучим голосом.