Жан Рэ - Город великого страха

Художник Сламбот предложил ей купить портрет леди, исполненный его собственной рукой.

Молли решила обратиться к служащим мэрии, но мисс Патриция проведала про ее любопытство. Последовал бурный разговор с угрозами увольнения, и служанка поклялась не говорить ни слова о незримой леди, кроме как по поводу приема.

Однако кое-какие мысли у нее возникли. В глубине необъятного парка сэра Бруди, на окраине лиственной рощи, стояла престранная постройка – двухэтажный павильон с окнами, зашторенными бархатом гранатового цвета.

Однажды, гуляя с рассыльным из соседней округи, Молли оказалась в окрестностях этого домика.

Вдруг перед ними возник лесничий, бесцеремонно изгнавший их из запретных владений; с этого момента Молли уверилась, что лесной домик служил приютом дли леди Хоинибингл.

– Предупредите моих сестер, – приказала мисс Памкинс, что пора оставить свои повседневные занятия и приступать к туалету.

Дебора и Руфь Памкинс пересчитывали в заднем помещении катушки с нитками, укладывали булавки, мотали шерсть и шнуровку.

Молли не любила Дебору, женщину зловредную и мстительную, но ее влекло к мисс Руфь, младшей из сестер Памкинс, которая выглядела бы красивой, не одевайся она по устаревшей моде.

И пока средняя сестра, блея овечкой, поднималась по лестнице в свою комнату, Молли успела шепнуть на ухо Руфи:

– Вы знаете, мисс Руфь, детектив из Лондона сегодня ужинает у нас!

– А он придет? – с сомнением спросила Руфь и скорчила гримаску. – Говорят, полицейские не очень общительные люди.

– Я его видела, – возразила Молли Снагг. – Он мне кажется ласковым и добрым, а с сержантом Лэммлем его и сравнить нельзя, у того только и на уме, что надеть на вас наручники.

– Быть может, он расскажет нам, что приключилось с бедным мистером Кобвелом, – печально сказала Руфь Памкинс.

– Приключилось?

– Конечно, и только он это знает. Лондонские полицейские знают все тайны.

– Может, я спрошу у него… – начала было Молли.

– Что, моя милая?

– А ничего, мисс Руфь! – спохватилась служанка, и щеки ее чуть порозовели.

Она подумала о леди Хоннибингл, но не осмелилась открыться даже Руфи.

За несколько минут до того, как часы пробили четыре часа, в гостиную величественно вплыла мисс Патриция, она уткнулась носом в стекло и рявкнула:

– Миссис Пилкартер закрывает свою лавочку и готовится перейти площадь! Дебора, Руфь, спускайтесь!

Через несколько минут все общество было в полном составе – сестры Памкинс, миссис Пилкартер, уморительная старая дева мисс Эллен Хесслоп, величественная вдова дорожного инспектора миссис Бабси и вертлявая низкорослая дама по имени Бетси Сойер, которая немного красилась.

– Мои дорогие дамы, – жеманно начала мисс Патриция и с улыбкой обвела взором лица присутствующих, – будем ли мы ждать прихода леди Хоннибингл? Она не отличается пунктуальностью.

Все дамы единодушно согласились подождать невидимую леди Хоннибингл до того, как пробьет полпятого.

Могло ли быть возмущено великое и нерушимое спокойствие сего забытого временем мирка событиями, происшедшими в чуждых безмятежному Ингершаму сферах? Какой зловредный прорицатель осмелился бы предсказать, что город в ближайшем будущем попадет во власть великих страхов и что трагической прелюдией этому оказалась кончина мистера Кобвела? Но не будем забегать вперед.

Кукушка возвестила половину пятого, и Молли Снагг внесла горячий чай.

Сестры Памкинс ели мало; миссис Пилкартер потребовала стаканчик вишневого бренди перед второй чашкой чая; мисс Эллен с виноватым видом грызла одно печенье за другим; мисс Сойер пробовала все подряд, утверждая, что ест не больше пташки, но в конце концов побила все рекорды, хотя и сидела рядом с грузной вдовой Бабси, почти не скрывавшей своего чревоугодия.

Разговор не клеился… Все ждали ужина и уважаемого мистера Дува, чтобы дать волю своим языкам.

С кухни доносился шум и струился аромат жаренной в сале картошки кружочками, любимого лакомства мистера Дува.

Разговор вертелся вокруг мелких новостей истекшей недели, которые были в мгновение ока обсуждены, рассмотрены и, получили надлежащие оценки, согласно тому, как понимали справедливость эти дамы.

О покойном мистере Кобвеле почти не говорили – только пожалели его, воздали хвалу его добродетелям, со скорбью перечислили его мелкие прегрешения, безоговорочно осудили злобствующую миссис Чиснатт, которая, забыв о приличиях, чернила память усопшего, и под конец с таинственным и знающим видом заявили, что мистер Триггс из Скотленд-Ярда еще скажет свое последнее слово…

Когда семь раз прозвучало звонкое «ку-ку», Молли Снагг, то и дело выходившая на порог дома, ворвалась в гостиную с криком:

– Идут, оба!

Мистер Дув представил своего приятеля, и все дамы немедленно прониклись добрыми чувствами к тому, кого за глаза величали «его знаменитый друг детектив».

Подали ужин. Еда была превосходной – Молли Снагг превзошла себя, а голубиный паштет оказался вне конкуренции.

Во время десерта мисс Патриция настояла на том, чтобы мужчины закурили, и поставила перед ними коробку из лакированного кедра с превосходными сигарами.

– А теперь, – сказала миссис Бабси, чье лицо совершенно побагровело от возлияний, – теперь слово детективу из Лондона.

И Сигме Триггсу пришлось расплатиться за трапезу. В конце концов скрывать ему было нечего: все, о чем он мог рассказать, за исключением некоторых второстепенных деталей, уже давно стало темой пересудов местных жителей.

Его сухой сдержанный рассказ не мог захватить аудиторию, но дамы восхищенно шептали друг другу, что он изложил факты с ясностью и точностью, достойной бывшего служащего столичной полиции.

А Триггс говорил и ощущал непонятные угрызения совести. Ему было неприятно тревожить покой мертвеца ради забавы охочих до сплетен дам.

До сих пор перед его взором стоял бедняга, умерший от таинственного ужаса среди убогих декораций, единственного утешения его тщеславной мечты.

Он вкратце пересказывал события трагического утра и не мог забыть жалкого апофеоза поддельной красоты, составлявшей все счастье покойного, от наяд из облупившегося гипса до помпезных будд, задрапированных в тяжелые ткани.

– Итак, – подвел итог мистер Дув, – следует допустить, что бедняга Кобвел умер от страха. Происшествие не является уникальным. Вспомните о сэре Ангерсоле с Бауэри Роуд. Сколько чернил пролили писаки с Флйт-стрит по этому поводу!

– Конечно, конечно, – согласился Сигма Триггс, хотя абсолютно ничего не помнил.

– Сэр Ангерсол был прекрасным рисовальщиком и, если мне не изменяет память, сотрудничал в нескольких вечерних газетах. Однажды ему в голову пришла фантазия сделать рисунок с подписью: «Так я представляю себе Джека-потрошителя».