Игорь Середенко - С улыбкой хищника

Второй день нашего пребывания в Саудовской Аравии прошел без происшествий. Завтра отлет президента на родину, некоторые члены делегации отправятся в Ирак.

Я расставил своих людей, кажется, что и мышь не нарушит покой президента. Жаль, что со мной нет моего надежного помощника, Громова. Сейчас он находится на отдыхе, а через неделю и он присоединиться ко мне.

Сегодня последний день нашего пребывания, и я, как всегда отправляюсь в какой-нибудь антикварный магазинчик, в поиске необычной старинной вещи. Я поспрашивал местных, в том числе и продавцов редких предметов старины, и они мне посоветовали один адрес.

Неказистый двухэтажный магазин находился на окраине города. Я был несказанно рад, что такой существует. Но, увы, в самом магазине меня ничего не привлекло. За прилавком стоял молодой парень, он был темнокож, высокого роста, что было необычно для местного населения. Мне даже показалось, что он был африканцем. Он был приветлив, его длинная улыбка открывала два ряда удивительно белых и здоровых зубов. Его глаза ничем примечательным не выдавались — черные, круглые. Когда я просмотрел все предметы, что он мне представил, и я готов был уйти, то он меня внезапно остановил. Я был удивлен, неужели у этого пройдохи еще что-то в закромах завалялось. Но, вместо старинной семейной реликвии, он повел меня на второй этаж. Парень попросил подождать, а сам ушел. Признаюсь, он меня заинтриговал. Здесь, среди картин, многочисленных статуэток, ваз и прочей барахолки, по-видимому, скупленной им или его семьей у здешнего населения, я простоял в полной тишине минут пять. Тишина нарастала, мне казалось, что людей за занавешенными окнами вовсе нет, город вымер. А еще меня держала ужасная мысль, что за мной кто-то следил. Весь ужас, охвативший меня, заключался в том, что этот таинственный взгляд казался нечеловеческим, будто за мной наблюдает давно умерший человек. Тишина, поначалу казавшаяся мрачной, переросла в тревожную, пугающую и даже зловещую. Если бы я простоял здесь еще минут пять, то мое беспокойное сердце билось бы чаще, а пульс подскочил бы до невозможного. Спустя минуту моего пребывания под чьим-то, казалось, гипнозом, я погрузился в одно из тех состояний, которое могло свести меня с ума. Я хотел покинуть эту зловещую комнату, убивающую во мне все живое, но внезапно почувствовал, что я не могу сдвинуться с места, мои члены не подчинялись сознанию. В этот момент, я почему-то не испытывал страха за свою жизнь, я чувствовал себя словно запертый мотылек в стеклянной банке. Мой мозг осознавал и изо всех сил бился в истерике, но тело было обездвижено, как бы закреплено на месте.

Внезапно, моему, все еще острому, возможно из-за инстинкта самосохранения, слуху донеслось какое-то шуршание за моей спиной, словно что-то тихо открылось. В этот зловещий и спасительный момент околдовавшие меня чары исчезли, и я смог почувствовать свое трепещущее, перед неведомыми силами, жалкое тело. Я судорожно обернулся и увидел мужчину. Это был какой-то старец, низкого роста, я бы дал ему не менее ста лет, но передвигался он бодро, возможно его мышцы и суставы были в норме, здоровые и бодрые. Его лицо было изборождено ямками и многочисленными старческими узорами — морщинами. Кожа темная, как у всех арабов, хотя он мне больше напоминал африканца, видимо, глубокая старость скрыла его истинную национальность, во всяком случае, по его лицу я не мог определить. Волосы черные, короткие, седина лишь немного с краев коснулась его. Брови густые, короткая борода, с белизной от времени, на остром ее конце. Особое внимание нужно уделить его губам. Не заметить их жуткую особенность невозможно было. Выпуклость губ, как это характерно для африканского населения, отсутствовала. Это придавало губам какую-то зловещую форму — они казались мнимыми, словно их и не было вовсе. Маг натянуто улыбнулся, и подобие улыбки оголило поразительно ровный и здоровый, белый ряд зубов. Самым удивительным были его глаза. Они, казалось, в отличие от тела, совсем не постаревшими, и были захватывающе живыми. Черные зрачки двигались быстро, хоть веки казались массивными, неподъемными. Но стоило векам приподняться, как под ними появлялись два подвижных, словно метеора, черных зрачка. А стоило им остановиться, сфокусироваться на тебе, и, казалось, что они способны пронизать твое тело насквозь. Меня поразила зловещая мысль, я почувствовал, как эти два черных зрачка старца проникают вглубь моего сознания и читают мои мысли. Мне никогда еще в жизни не было так страшно. Страх этот был чувством инстинкта, животным, защитным. Он был куда более глубоким, зловещим, способным разобрать меня на частицы, атомы, перемешать их так, что полученная в результате масса, оболочка и сознание, будет иметь ничего общего с моим телом и сознанием. Он способен превратить меня в чудовище, которое не в состоянии создать даже самый отвратительный мозг преступника, чудовищного маньяка, безумного психопата. Мне казалось, что я был перед ним абсолютно незащищенным, голым, неспособным к какому-либо сопротивлению, одинок и беззащитен перед неведомой, зловещей и могучей силой. Я понял, что передо мной стоял маг, мастер черной магии, неведомой и непостижимой современной науке, ибо эта сила, поле превращений, не действует в нашем привычном мире, его природа более сложная и глубокая, а ее законы более древние, уходящие своими корнями в зарождение человечества.

Какое бы жуткое впечатление он ни произвел на меня, но я был крайне заинтригован и поражен его внутренней, а не внешней силой. Я решился спросить его, но он опередил меня. Несмотря на его возраст, голос его звучал свежо и молодо. Он сказал мне, что у него имеется одна древняя фигурка с изваянием бога Калфу. Мой интерес коллекционера превзошел страх, посеянный внутри меня, и я, не задумываясь, согласился на осмотр.

Пока этот странный старик куда-то ушел, я приметил на столе причудливое зеркало. Оно было в обрамлении изящного барельефа в форме пляшущих негров, по-видимому, воинов племени, в их руках были мечи и копья. Я посмотрел в это зеркало и, неожиданно для себя, увидел позади старика. Возможно, он так беззвучно вошел, что я его не услышал. От неожиданности я вскочил, но он жестом успокоил меня и велел сесть. В его руках я увидел небольшую, с размером в 30 сантиметров в высоту, статуэтку какого-то чернокожего мужчины. Грудь и ноги были оголены, белый пояс, созданный из кусков какого-то камня, опоясывал его талию, высохшие листья прикрывали пах и связывались с поясом. Глаза были желтого цвета с черными расширенными зрачками. Больше всего меня удивил материал, из которого эта фигурка была сделана. На ощупь мне она казалась какой-то твердой и вместе с тем гладкой, выпуклые мышцы тела фигурки человека казались естественными. Лицо было спокойным и горделивым. Если бы не размеры этой фигурки, я бы подумал, что это тело настоящее, принадлежащее какому-то аборигену, шаману. Заинтригованный этим диковинным предметом, без сомнения принадлежащим работе какого-то древнего мастера, я начал, с волнением в груди расспрашивать продавца о мастере, изготовившем эту фигурку, о той эпохе, в которой он жил, о нравах той деревни, где это творение искусства появилось на свет, о неизвестном мне боге Калфу, но, несмотря на все мои иступленные старания, старик молчал. Мне показалось, что он все же понимает меня, но почему-то не хочет говорить. В конце концов, он заговорил, коротко проронив всего одну фразу. Я никогда не забуду его слов, это был короткий и загадочный ответ, повергший мое беспокойное сознание в зловещие размышления, возбуждающие во мне жуткие фантазии. Он тихим и быстрым говором произнес: «Когда-то давно он был живым».