Джанин Фрост - На полпути к могиле

— Котенок, зачем, по-твоему, я посадил тебя за руль? Я тебя раскусил в пять секунд. Новичок, зеленая, как трава, и, стоило отступить от заученного хода действий, беспомощная, как младенец. Конечно, я тебя оглушил исподтишка. Драться можно только одним способом — грязным. Благородством и рыцарством в драке добьешься только одного — очень быстро умрешь. Всегда стреляй в спину, бей ниже пояса, без колебаний пинай лежачего, и тогда, может быть, живой останешься ты. Запомни это. Драка идет смертельная. Это не боксерский поединок, здесь нельзя выиграть по очкам.

— Дошло. — Как ни грустно, но так оно и было.

Он был прав. Каждая моя схватка с вампиром была смертельной. Включая и эту.

— Но мы отошли от темы. Со слабостями мы разобрались. Теперь о сильных сторонах, а их у нас много. Скорость, острота зрения и слуха, чутье, физическая сила — во всем этом мы превосходим человека. Я учую тебя задолго до того, как увижу, и расслышу биение твоего сердце за милю. Сверх того все мы в какой-то мере можем контролировать человеческое сознание. Вампир может высосать из тебя пинту крови, а ты через несколько минут и не вспомнишь, что его видела. Это у нас в клыках — капелька галлюциногена, который, в сочетании с нашей властью, делает тебя особенно внушаемой. Вот, например, никто не впивается тебе в глотку, а просто ты встретила парня, вы с ним поболтали, а теперь тебе хочется спать. Так питается большинство наших. Глоточек здесь, глоточек там. Никто и не заметит. Если бы все вампиры убивали ради еды, нас бы уже много веков назад выкурили из нор.

— Ты можешь контролировать мое сознание? — ужаснулась я.

Его карие глаза вдруг загорелись зеленым светом и впились в меня.

— Иди ко мне. — Он сказал это шепотом, но слова гулко отозвались у меня в голове.

— Ни за что, — ответила я, похолодев от внезапного порыва откликнуться на зов.

Его глаза мгновенно погасли, и он весело ухмыльнулся.

— Нет, как видно, не могу. Молодец, это очень удачно. Мы ведь не можем допустить, чтобы ты размякла и забыла о деле, верно? Возможно, дает себя знать твое происхождение. С вампирами это не проходит. И с людьми, напившимися вампирской крови, тоже. Полагаю, в тебе достаточно от нас. Часть людей тоже иммунна, но лишь доля процента. Чтобы не допустить нас в себя и не позволить распоряжаться своим сознанием, им нужна выдающаяся сила воли или естественная сопротивляемость. МТБ и компьютерные игры справляются с большей частью человечества. Да и телек, если на то пошло.

— Телек? Это кто?

Он насмешливо хмыкнул:

— Телевидение, что же еще. Ты что, английского не знаешь?

— Ты-то, наверняка не знаешь, — буркнула я.

Он нахмурился и покачал головой:

— День в разгаре, милая. У нас впереди еще долгий разговор. С восприятием и мысленным контролем мы разобрались, но не забывай о нашей силе. И о зубах. Вампиры достаточно сильны, чтобы разорвать тебя пополам и одним пальцем поднять половинки. Если нам вздумается, мы можем отбросить твою машину. И можем растерзать тебя зубами. Вопрос в том, много ли этой силы досталось тебе.

Я неохотно начала перечислять свои отклонения:

— У меня хорошее зрение, и темнота мне не мешает. Ночью я вижу не хуже, чем днем. Я проворнее всех, кого я знаю, если говорить о людях. И слышу издалека, хотя, может быть, не так далеко, как вы. Иной раз ночью я слышу, как внизу бабушка с дедушкой шепчутся обо мне.

Я запнулась, поняв по его взгляду, что слишком откровенно разговорилась о своих личных проблемах.

— Не думаю, что способна контролировать чьи-нибудь мысли. Никогда не пробовала, но думаю, если бы могла, люди бы относились ко мне иначе. — Черт побери, опять я перед ним раскрылась! — В общем, — продолжала я, — я давно знала, что сильнее обычного человека. Мне было четырнадцать, когда я побила троих мальчишек, хотя все они были больше меня. После того случая я уже не могла скрывать от себя, что со мной что-то не так… Ты видел мои глаза. Они не такие. Когда я выхожу из себя, мне приходится следить, чтобы кто-нибудь не увидел, как они светятся. Зубы у меня вроде бы нормальные. Во всяком случае, никогда не торчат.

Я поглядывала на него исподлобья. Никогда еще я ни с кем так открыто не говорила о своей ненормальности, даже с матерью. Ей было тяжело даже думать об этом, не то что говорить.

— Давай уточним. Ты сказала, что в четырнадцать лет осознала свою уникальность. Ты что, прежде об этом не знала? Что твоя мама говорила про отца, пока ты была маленькой?

Это была больная тема, и от воспоминания меня пробрала дрожь. Вот уж не подумала бы, что стану говорить о таком с вампиром.

— Она никогда не упоминала об отце. Если я спрашивала — а такое бывало, пока я была маленькой, — она переводила разговор на другое или сердилась. Но я узнала от других детей. Они обзывали меня безотцовщиной с тех пор, как научились говорить.

Я на секунду закрыла глаза. Стыд жег и теперь.

— Как я уже говорила, когда я стала подростком, то начала чувствовать себя… еще более иной. Гораздо хуже, чем когда была ребенком. Труднее стало скрывать свои странности, как велела мне мама. Я больше любила ночь. Часами бродила по саду. Иногда не могла уснуть до рассвета. Но пока те мальчишки не загнали меня в угол, я не знала, как плохи мои дела.

— Что они сделали? — спросил он мягко, почти ласково.

Их лица словно и сейчас стояли у меня перед глазами.

— Они в который раз доводили меня. Толкали, обзывались — все как обычно. Это бы меня не взбесило. Такое повторялось чуть не каждый день. Но когда кто-то из них, не помню который, назвал мою мать гулящей, я взорвалась. Я швырнула камнем и вышибла ему зуб. Остальные набросились на меня, и я их поколотила. Они никому об этом не рассказывали. Наконец, в мой шестнадцатый день рождения мама сочла меня достаточно взрослой, чтобы узнать правду об отце. Я не хотела ей верить, но в глубине души знала, что это правда. В тот вечер я впервые увидела, как светятся мои глаза. Она поднесла мне зеркало и уколола меня в бедро. Не со зла. Она хотела меня напугать, чтобы я увидела, что делается у меня с глазами. Примерно через полгода после того я убила своего первого вампира.

Глаза у меня жгло от непролитых слез, но я не плакала. Нельзя же расплакаться перед этой тварью, которая заставила меня пересказать то, о чем я старалась забыть!

Он очень странно смотрел на меня. Если бы не знала, подумала бы — с жалостью. Конечно, этого быть не могло. Он ведь вампир, а вампиры не знают жалости.

Я резко поднялась.

— Кстати о моей матери, мне нужно ей позвонить. Она заболеет от беспокойства. Я и прежде иногда задерживалась, но никогда не исчезала из дома так надолго. Она подумает, что кто-то из вас, кровососов, меня убил.