Александр Пелевин - Здесь живу только я

— Добрый день, Петр Алексеевич, очень рад наконец-то увидеть вас, — Грановский пожал ему руку, не переставая улыбаться.

— Взаимно рад.

— Перед тем, как показать вам музей, хочу спросить – нет ли у вас аллергии на пыль?

— Никогда не было.

— Тогда не будем терять время. Я покажу вам музей. Идите за мной.

Грановский направился в комнату, из которой только что вышел. В его походке, торжественной и неторопливой, было что-то от дворецкого, провожающего гостя в кабинет хозяина. Петр последовал за ним.

Первым же, что сразу бросилось в глаза, было обилие стекла.

Все предметы в комнате – массивный диван с распоротой обивкой, громоздкий комод, пара сломанных стульев – хранились под стеклянными колпаками разной величины. На подоконнике одиноким калачиком свернулся патефон – он тоже был под стеклом. Растянувшийся на всю стену книжный шкаф был отделен от остального пространства стеклянной перегородкой. На стенах были развешаны фотографии и вырезки из газет в аккуратных деревянных рамочках.

— Здесь все находится под стеклом, — пояснил Грановский. – Видите ли, основное отличие нашего музея от всех остальных в том, что мы свято соблюдаем одно из, так сказать, последних желаний Юлиана Александровича. Вы, я надеюсь, прочитали на двери строку из стихотворения "Мой друг Пыль".

Петр кивнул головой и присмотрелся к дивану.

Диван оказался покрытым пылью настолько, что нельзя было даже сказать, какого он цвета. Казалось, если ударить сейчас по его обивке, облако пыли накроет всю комнату.

На стекле была табличка, надпись на которой гласила:

«Пыль с дивана Юлиана Фейха, перевезенного сюда с его старой квартиры на Петроградской стороне».

— Действительно. Музей пыли, — произнес вслух Петр.

— Именно! Подлинными экспонатами в этом музее являются вовсе не вещи. Здесь мы выставляем пыль. Пыль, скрывающую следы рук гения. Вот, к примеру, пыль с патефона Юлиана Александровича. Вот пыль с его книжного шкафа. Вот…

— Я понял, — поспешно проговорил Петр, — Я понял.

Грановский ходил по комнате кругами, от одного экспоната к другому, и продолжал говорить.

— Впрочем, вы правы. У вас будет достаточно времени изучить все экспонаты.

— Фейх жил именно в этой комнате?

— Нет. Он жил в комнате в самом конце коридора. Под музей мы выкупили всю коммуналку и привезли сюда все вещи, связанные с его именем. А вашей задачей как ночного смотрителя будет сохранение концепции музея пыли.

— То есть?

— Каждый вечер, заступив на смену и закрыв музей на ночь, вы будете снимать с экспонатов стеклянные крышки. За ночь на них будет оседать пыль. Утром, перед открытием музея, вы будете ставить крышки на место. Помните самое главное: ни в коем случае не нарушайте композицию пыли! Не вздумайте дуть на экспонаты, не трогайте их руками. Закрывайте их плотно. Пусть пыль оседает на все эти вещи так, как ей вздумается.

Он снова заходил кругами по комнате.

— Вы говорите о пыли, как о живом существе.

— Об этом писал Юлиан Александрович.

— А вы?

Грановский остановился и пристально взглянул на Петра поверх очков.

— Что?

— А как думаете вы? Вы тоже думаете, что пыль – живое существо?

— Нет. Это же… — Грановский замялся, — Это же поэзия. Метафора. Вы должны понимать. Этот музей воплощает метафору в жизнь.

— И много у вас посетителей? Сейчас здесь никого нет.

— В последнее время больше, чем раньше. Творчество Юлиана Александровича стало доступно совсем недавно. Но появляется все больше людей, которые интересуются этим человеком. Интересуются поэзией. Сейчас модно писать стихи. Вы, кстати, не пишете?

— Нет.

— Зря. Пойдемте дальше. Я покажу вам остальные комнаты. – сказал Грановский.

Вторая комната была меньше, но в ней оказалось намного светлее и просторнее. В углу под витриной стояло пианино; чуть дальше вдоль стены тянулся стеклянный шкаф, где висела одежда — тут был и щегольский пиджак, и фетровая шляпа, и длинное серое пальто, а чуть подальше, в противоположном от пианино углу висела красноармейская шинель с малиновыми петлицами. Рядом с шинелью лежала винтовка Мосина.

— Фейх служил в Красной Армии? — полюбопытствовал Петр.

— Неужели вы не ознакомились с его биографией? Этот человек участвовал в революции 17-го года и прошел почти всю гражданскую войну. Вы почитайте биографию, почитайте. Нехорошо, — он улыбнулся.

На стенах здесь висело еще больше фотографий и газетных вырезок, чем в предыдущей комнате. Петр пригляделся к снимкам. На одном из них, датированном 1914 годом, красовался стройный, элегантно одетый юноша в смокинге. Это был Фейх. Лицом он неуловимо напоминал кота, скорее даже котенка с большими любопытными глазами.

— Через месяц начнется первая мировая война, – прокомментировал Грановский, — В то время он читал стихи в Бродячей Собаке. Дружил с футуристами. Веселые были эти ребята.

— Похож на кота, — заметил Петр.

— Возможно.

На следующей фотографии рядом с Фейхом стояла светловолосая девушка в длинном платье.

— Первая жена, — сказал Грановский, — Они развелись через год. Этот роман оставил после себя несколько десятков стихов. Но вы лучше обратите внимание на экспонаты. Видите этот глобус? Он покрыт пылью настолько, что нельзя даже различить континенты.

Этот земной шар больше напоминал Луну. «Пыль с глобуса Юлиана Фейха» — говорила надпись.

— Скажите, — спросил Петр, немного подумав, — А ночью здесь выключается свет?

— Да. Впрочем, кухня оборудована под помещение для персонала и там есть ночной светильник.

Чертова усыпальница, а не музей, подумалось Петру. Он почему-то так и знал, что ночами здесь выключается свет. Так и знал. Впрочем, он не собирался оставаться один в темной квартире и твердо решил, что на первом же дежурстве включит свет везде, где только можно. Он будет ходить по музею, изучать экспонаты, читать вырезки из газет и стихи Фейха, а когда устанет, вернется в кухню и подремлет за столом часик-другой.

— Чуть позже я покажу вам последнюю комнату, — сказал Грановский, — Именно в этой комнате Юлиан Александрович умер. А пока давайте пройдем на кухню. Я хочу рассказать вам в общих чертах о его биографии. Думаю, вам не помешает об этом знать.

— Конечно.

Они прошли в просторную кухню, где не было ничего, кроме раковины, старой газовой плиты и двух стульев. На подоконнике рядом со стопкой черно-белых фотографий стояла массивная пепельница в виде драконьей головы.

Грановский кивком указал Смородину на стул.

— Садитесь, — сказал он. – Слушать придется долго. Можете рассмотреть эти фотографии – мы еще не повесили их на стены.