Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

Словом, все было хорошо, пока не начался разбор полетов. Тут бесшабашный Васька сразу перестал выглядеть командором.

– И все-таки, Василий Иванович, где мы находимся? – строго спросил Самородов.

– Чего-чего? – спросил Васька.

– Находимся, говорю, где?

– Это в каком смысле?

– В смысле территориально! – в нос уточнил Самородов.

Понять действительно было непросто. Нос у администратора распух, как перезрелая слива, налился одновременно красным и фиолетовым, играя оттенками. Голос стал гундосым, как при сильной простуде, а язык, без помощи органов дыхания, безжалостно зажевывал все согласные. При выражении собственной значимости и персональной важности для государства в целом, сохранившемся на полном лице, это выглядело даже карикатурно. Словно спивающийся комик взялся за роль короля в трагедии, отметил Саша.

Неприятный тип. Саша не любил таких, руководящих и уверенных во всем, как гвозди, вбиваемые в деревянную стену.

– Да, мне тоже хотелось бы знать, – сказала Ирка.

– Мне, например, тоже интересно, – подтвердила сдобная тетя Женя в мятой, но все равно бравой форме мичмана.

– Женчина, а мине нет, да?! – возмутился Ачик Робертович.

– Я полагаю, это всех интересует, – мягко подытожил широкоплечий Федор.

Васька, он же Василий Иванович, картинно вздохнул и закатил глаза к небу. Похоже, это надо было понимать, как тоску вольного сокола среди бескрылых и приземленных пернатых домашнего птичника. Какая разница, где находимся, если небо больше недоступно к полету?!

Все так и поняли. Но не одобрили.

– Так где же мы? – по-прежнему мягко переспросил Федор.

– Где-нибудь находимся, – подумав, сообщил пилот. Он сидел на корточках возле костра и водил над огнем кроссовкой на длинной палке. Кроссовка один раз уже свалилась в огонь, и теперь Васька был настороже, наблюдая за ней, не отрывая глаз, как кот наблюдает за прыгающей по двору птицей.

– Нет, мне это нравится! – сказала Аля звучным, глубоким голосом профессиональной красавицы. Повела глазами, словно сказала что-то умное, и теперь ждала аплодисментов или по меньшей мере бурного одобрения.

Саша невольно засмотрелся на нее. Точнее, засмотрелся очень даже сознательно. Еще точнее, смотрел с удовольствием.

Красавица!

Кожа лица гладкая, чуть тронутая загаром, словно светится сама по себе. Черты – точеные, каштановые волосы порядком растрепаны, но даже это кажется у нее замысловатой прической. Светлые глаза, опушенные ресницами-бабочками, широко распахнуты. Не глаза, а глазищи. Настолько они огромные и яркие, что выглядели бы даже гротескно на любом другом, менее инопланетном лице. В их разрезе была какая-то особая, привлекательная неправильность, некая асимметричная запятая, рождающая выражение лица.

Все-таки настоящая красота – всегда асимметрична и подчеркнуто преувеличена…

Так и смотрел бы… В отблесках пламени ее лицо выглядело уже по-другому, иначе, чем днем. Более роковым, что ли? Хотя куда уж более… Все-таки она из тех редких женщин, в отношении которых слово «симпатичная» звучит как оскорбление, в очередной раз отметил про себя Саша. На таких женщин можно любоваться, и любоваться даже без сексуального интереса. Глупа скорее всего как пробка, подумал он не без доли злорадства, но это уже беда ее мужа, то-то он на нее все время рычит. Его, Сашу, это уже никаким боком не касается. А жалко все-таки…

– Василий Иванович, мы ждем ответа на поставленный вопрос, – опять прогундосил Самородов. По тону его было понятно, что «мы» – это всего лишь дань демократическим традициям, не больше, а во главе коллективного «мы» лично и персонально Захар Иванович. А при нем во главе, понятно, не забалуешь.

– На какой? – удивился Васька.

По сути, Самородов был прав – кому отвечать на такие вопросы, как не летчику. Если бы не интуитивная неприязнь к Самородову, Саша бы его поддержал. Теперь он просто сидел у огня, покуривал любимые французские сигареты и наблюдал, как постепенно накаляются страсти. А что, лично он, как лицо в командировке, которому исправно капают суточные и проездные, никуда не торопился. Днем раньше, днем позже – какая разница? Гаврилов сам загнал его на край света, так что пока перетопчется без умопомрачительного материала о съезде шаманов. Не велик убыток для массовой аудитории, если разобраться.

– Что ты Ваньку валяешь? Где находимся, спрашиваю! – упорно допытывался Захар Иванович.

– Откуда ж я знаю? – продолжал удивляться Васька. – Куда приземлились, там и находимся. Стало быть, так.

– Логично, – подтвердил Федор. – Только куда мы приземлились, вот в чем вопрос?

– Нет, мне это нравится! – повторила Аля.

Васька снял с палки подсушенную и слегка поджаренную кроссовку, ощупал ее, удовлетворенно крякнул и надел. Вторую он уже высушил раньше, так что получился полный комплект. Пилот потопал, не вставая, обутыми ногами, вытащив из огня тлеющую хворостину, закурил сигарету без фильтра из мятой пачки и наконец обвел все общество невозмутимыми раскосыми глазами.

– Мы летели, так? Летели себе и летели, – снисходительно, тоном воспитателя перед детской группой, рассказал он. – Потом – гроза. Непонятно, откуда она взялась, по прогнозу – не было, я еще с этих прогнозов спрошу, когда вернемся… Ну я, понятное дело, начал забирать в обход грозового фронта. Забираю и забираю, значит… Но не успел, шарахнуло нас маленько, это бывает. Полетаешь на этом хламе – еще и не такое увидишь. Этот утиль, – Васька небрежно кивнул в строну поникшего вертолета, – нужно было еще десять лет назад списать. Я говорил, между прочим. Полный гроб с музыкой, аж в ушах закладывает от симфоничности… Чтоб на таком гробу прилететь, надо еще трижды спасибо сказать, между прочим для сведения некоторых! А где спасибо? Ладно, все равно… Летели, прилетели, сели… А что еще нужно?

– Так куда летели? Тьфу, черт… Куда прилетели? – спросил Федор. У него был насупленный вид человека, решившего, не смотря ни на что, докопаться до истины. Терпение его, похоже, не имело пределов.

– Летели-то понятно куда, а вот куда прилетели – это уже вопрос, – задумчиво ответил Васька.

– Так, на колу висело мочало, начинаем все сначала… – Самородов уже явно выходил из себя, и только забота о носе мешала ему разгневаться окончательно. – Куда летели… тьфу, куда прилетели?! Можешь ты по-человечески сказать или нет?

– Не знаю! Я же русским языком говорю – не знаю! Вот, летели. Вот, прилетели…

Васька вдруг взялся загибать пальцы на руке, высчитывая что-то в уме.

Все посмотрели на его пальцы. Ничего пальцы, нормальные, грязные только…

– Мужики, мужики! – категорично вмешалась в разговор брюнетка Ирка. Она вообще, как заметил Саша, была дамой категоричной во всех отношениях. – Слушаю я вас и не понимаю: то ли я сама с ума сошла, то ли вы все тут ошизели. Летели, прилетели, на головку сели! Кончайте уже эти гуси-лебеди, надоело!