Наталья Александрова - Талисман египетской царицы

Увернувшись от конфет, Алена отступила в сторону и проговорила вкрадчивым голосом:

– Ты хочешь принять душ? Очень хорошо! Он как раз сломался, течет не оттуда, где надо. Почини его, дорогой, и мойся спокойно!

– Что?! – Матвей остановился, на его лице возникло выражение тоскливого страха. Делать что-нибудь руками он не умел, и любая домашняя работа вызывала у него панику. – Что?! Душ сломался? И прямо к моему приезду? Но ты же теперь богатая женщина, неужели ты не можешь кого-нибудь вызвать?

– Матюша, – чувствуя близкую победу, она даже назвала его уменьшительным именем, – Матюша, ты думаешь, так легко найти сантехника? Тем более вечером? Но ведь ты здесь, а ты – мужчина, ты справишься… Потом, когда помоешься, посмотри плиту. С ней тоже что-то случилось, горелка не работает… Я не могу ничего приготовить, да, откровенно говоря, в доме и нет ничего. Я не ждала гостей, так что можем только чаю попить с твоими конфетами.

– Как так можно жить?! – возмущенно проговорил Матвей и попятился. – К тебе приехал муж, а у тебя дом в полном беспорядке! Это настоящее безобразие!

– Но ты же не предупредил меня о своем приезде! – кротко проговорила Алена.

Он блеснул глазами – знает, паразит, что, если бы позвонил заранее, Алена немедленно съехала бы с этой квартиры, в командировку умотала, замки поменяла, сигнализацию поставила, в общем, бежала бы без оглядки, только чтобы с муженьком бывшим не встретиться. За три года совместной жизни уж так он ее достал, что без содрогания думать о нем Алена не может.

– Ты должна была надеяться! Ждать и надеяться! – с пафосом воскликнул Матвей.

Ишь какой упрямый, подумала Алена, спрятав насмешку, видать, сильно хочется ему пожить в большом городе сытно и богато. Ну, этого не будет, уж с ним-то Алена в силах разобраться самостоятельно.

– Ну так что – починишь душ? – требовательно повторила она.

Расчет был верен, Матвей терпеть не мог, когда от него чего-то хотели. Сам он ожидал от других всяческих благ, а поскольку дураков нету давать кому-то что-либо, ничего не получая взамен, то Матвей требовал всего хорошего от двух близких ему женщин – жены и матери. Правда, его мамочка годам к двадцати пяти сыночка своего полностью раскусила, поэтому женитьбу его на Алене только приветствовала. Все равно ничего у нее не вышло, Алена выдержала три года и сбежала.

Сейчас видно было, что муженек ее впал в совершеннейшую панику и перестал соображать.

– Нет, извини, я передумал. Я лучше переночую у одного своего знакомого… – с этими словами Матвей подхватил чемодан и бросился к дверям.

– И конфеты ей отдай! – крикнула ему в спину Алена и запустила злополучной «Гвоздикой».

Дверь за Матвеем захлопнулась, она перевела дух и направилась на кухню, чтобы выпить наконец свой кофе. После неожиданного визита руки у нее тряслись, душу переполняли гнев и раздражение. Хотя злиться, конечно, можно было только на себя: зачем пошла на поводу у матери и дала ей свой адрес? Просто какое-то затмение на нее нашло. Мать беспрерывно звонила ей на мобильный и ныла – как ты, где ты? Пропадешь, как отец, хоть адрес оставь… Мало ли со мной что, люди напишут… Глупость какая, пока письмо дойдет, говорила Алена, лучше позвонить. Но мать не слушала возражений, она звонила беспрерывно, днем и ночью. Алена не могла отключить телефон, приходилось брать трубку во время совещаний и бесед с клиентами. В конце концов, доведенная до белого каления, она проорала в трубку адрес, присовокупив, чтобы мать никому его не сообщала, и вот пожалуйста, не прошло и трех недель, как заявился бывший муженек! Нарочно мать это сделала, что ли? Нужно было просто поменять номер и затаиться. Вот папочка в свое время правильно сделал, ушел – и как отрезал!

Алена горько усмехнулась, вспомнив свое нищее и одинокое детство. Что ж, зато никто не мешал отцу строить свое благополучие, создавать собственную фирму и зарабатывать деньги.

Кофе, конечно, остыл, и Алена снова поставила его на плиту.

Глядя на коричневые пузырьки, она вспомнила, какой грандиозный скандал устроила ей мать перед отъездом. Алена прочитала тогда письмо и сунула его в сумку, а потом так закрутилась на работе, что и из головы вылетело это письмо. Откровенно говоря, не слишком она поверила в то, что там написано про наследство.

С десяти лет не было в ее лексиконе слова «отец», да и раньше-то не много она с отцом общалась. Не помнит Алена, чтобы папа гулял с ней по выходным, катал на лодке летом или на санках зимой. Не помнит, чтобы ждала она папу с работы, подбегая к окну, а когда он приходил, висла у него на шее. Не помнит детского ощущения, когда сидишь высоко, поддерживаемая сильными руками, и все видно вокруг далеко-далеко, и не боишься упасть, потому что папа этого никогда не допустит. Так что не слишком поверила Алена в наследство. Так не бывает – как ушел отец из семьи, оставив десятилетнюю Алену, так почти двадцать лет и не слыхали о нем ничего. Значит, не нужна ему была дочка. А тут вдруг на смертном одре вспомнил. Странно это, жизнь научила Алену никому и ничему не верить с первого взгляда.

Она вспомнила про письмо только вечером, когда увидела его в руках у матери. Черт, и как же она забыла, что мать вечно шарит у нее в сумке в поисках сигарет! И ведь сто раз говорила ей Алена, что не курит, давно бросила, и ей советует то же самое, а все как об стенку горох!

– Что это? – Мать взмахнула письмом, глаза ее были выпучены, голос скрипел.

– Не видишь, что ли? – вспылила Алена. – Тебе никто никогда не говорил, что чужие письма читать неприлично? Сколько раз просила, чтобы ты не шарила у меня в сумке! Мама, я в конце концов там мышеловку поставлю!

– Ты с ним общаешься? – заорала мать. – За моей спиной?

Алена промолчала, она прекрасно знала, что нельзя сразу заводиться, вступать в объяснения, приводить доказательства – мать только того и ждет. Возражений и объяснений она никогда не слушает, просто не воспринимает, а реагирует только на повышенный голос. Вот тогда она начинает орать почище пароходной сирены.

– Этот подлец нас бросил, а ты с ним общаешься? – спросила мать с меньшим накалом.

– Уж раз прочитала, то уразумей, – Алена подошла ближе, – там сказано, что он умер больше месяца назад.

– Туда ему, подлецу, и дорога! – Мать смачно плюнула на пол.

Алену покоробило не от слов, а от деяний, но она сумела сдержаться.

– Ой, жизнь моя несчастная! – внезапно визгливо заголосила мать.

Появилось у нее это кликушество с тех пор, как умер Васенька. Вдруг ни с того ни с сего на нее накатывала истерика. Алена даже к врачу ее водила, тот выписал таблетки, только мать их не пила. Так что в особо трудных случаях Алена по совету тети Глаши выливала на мать ковш ледяной воды. Помогало.