Мешок с костями - Кинг Стивен
В любом случае, думал я об этой цитате все чаще и чаще, сражаясь с паникой в теле и омертвением в голове, этим ужасным чувством, когда накопившиеся мысли не могут вырваться наружу. Отчаяние охватывало меня, во мне крепла уверенность, что больше мне не писать никогда (подумаешь, трагедия — Ви-Си Эндрюс с членом не может преодолеть писательский психологический барьер). А цитата подчеркивала, что все мои усилия, даже если мне удастся вырваться из этой кошмарной ситуации, бессмысленны.
Ибо, согласно Деннисон Кэрвилл, честолюбивый романист должен с самого начала понимать, что конечной цели писательства (изобразить жизнь, как она есть) ему не достичь никогда, так что все его усилия, по большому счету, напрасны. «В сравнении с самым тупоумным человеком, который действительно шагал по земле и отбрасывал на нее свою тень, — вроде бы сказал Харди, — любой персонаж романа, пусть и идеально выписанный, — мешок с костями». Я очень хорошо понимал, о чем говорила эта фраза, потому что именно мешком с костями и ощущал себя в те печальные дни.
* * *Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли.
Если и есть более красивая и загадочная фраза, открывающая английский роман, то я ее не читал. И в период между осенью 1997 и зимой 1998 года у меня не раз возникал повод подумать о ней. Снилась мне, разумеется, не Мэндерли, а «Сара-Хохотушка», наша усадьба, которую Джо, бывало, называла «убежищем». Наверное, правильно, поскольку речь идет о клочке земли с домом, расположенном вне пределов городка, который с трудом можно найти на самой подробной карте.
Да, в последний раз мне приснился кошмар, но прежде сны отличала какая-то сюрреалистичная простота. От этих снов я просыпался с желанием включить свет в спальне, чтобы определиться со своим местонахождением в реальном мире, прежде чем заснуть вновь. Вам же знакомо состояние перед грозой, когда воздух застывает, а все цвета становятся более резкими? Вот и мои зимние сны о «Саре-Хохотушке» как-то перекликались с предгрозовой атмосферой, вызывая аналогичные ощущения. «Мне вновь снилась Мэндерли». Иногда я размышлял над этой фразой, а иной раз лежал в постели с включенным светом, прислушивался к завыванию ветра, поглядывал в темные углы и думал о том, что Ребекка де Уинтер утонула не в бухте, а в озере Темный След. Пошла ко дну, пуская пузыри, ее необычные черные глаза залила вода, а гагары все кричали и кричали в сумерках, случившееся их не касалось. Бывало, я вставал и выпивал стакан воды. А то просто выключал свет, убедившись, что я в собственной спальне, и засыпал.
Днем я практически не думал и не вспоминал о «Саре-Хохотушке», и только много позже до меня дошло, что подобная дисгармония жизни во сне и наяву наглядно свидетельствовала о неладном.
Я думаю, что толчком для этих снов послужил звонок Гарольда Обловски в октябре 1997 года. Вроде бы позвонил Гарольд для того, чтобы поздравить меня с несомненным успехом «Поклонника Дэрси» — этот роман и читатели, и критика действительно встретили с энтузиазмом. Но я подозревал, что это не единственная причина, Гарольд обычно не звонит только по одному делу, и я не ошибся. Он и Дебра Уайнсток, мой редактор, встречались за ленчем днем раньше, и разговор у них зашел об осени 1998 года.
— Похоже, собирается целая толпа. — Гарольд имел в виду список готовящихся к выходу книг, вернее половину списка, отведенную беллетристике. — И есть несколько сюрпризов. Дин Кунц…
— Я думал, он обычно публикуется в январе, — вставил я.
— Обычно, но Дебра слышала, что на этот раз выход книги откладывается. Он хочет добавить пару глав. Опять же, Гарольд Роббинс[22] с «Хищниками»…
— Подумаешь!
— У Роббинса по-прежнему хватает поклонников, Майк. Ты сам не раз указывал, что романистам хранят верность всю жизнь.
— Это точно. — Я перекинул телефонную трубку к другому уху, уселся поудобнее. Поймал взглядом фотографию «Сары-Хохотушки», что стояла в рамочке на столе. Уже ночью мне предстояло посетить этот дом, но во время разговора я этого еще не знал. Меня занимало только одно: когда же Гарольд Обловски перестанет бродить вокруг да около и доберется до сути.
— Я чувствую нетерпение, Майк, — прервал паузу Гарольд. — Я отрываю тебя от стола? Пишешь?
— Только что выполнил дневную норму. И подумываю о ленче.
— Буду краток, — пообещал он. — Но, пожалуйста, послушай меня внимательно, потому что дело важное. Осенью могут появиться пять книг, которые мы не брали в расчет. Кен Фоллетт… вроде бы это будет лучший его роман со времен «Игольного ушка»… Белва Плейн… Джон Джейкс…
— Они не играют в теннис на моем корте, — ответил я, хотя и понимал, к чему клонит Гарольд: в списке «Таймс» всего пятнадцать позиций.
— А как насчет Джин Оуэл, которая наконец-то публикует очередной роман из своей эпопеи о сексе среди пещерных людей?
Я выпрямился.
— Джин Оуэл? Неужели?
— Ну, стопроцентной уверенности нет, однако шансы высоки. И уж точно порадует нас новым романом Мэри Хиггинс Кларк. Я знаю, на чьем корте она играет, да и ты тоже.
Если бы я услышал эти слова шесть или семь лет тому назад, когда мне было за что бороться, то, пожалуй, взбеленился бы. Мэри Хиггинс Кларк действительно играла на моем корте, и публикации наших книг разносились по времени, причем, поверьте мне, выигрывал от этого только я. Потому что, если бы мы столкнулись нос к носу, она бы меня сделала. Как мудро заметил покинувший нас Джим Кроус[23], негоже натягивать шляпу на нос супермена, плевать против ветра, срывать маску с одинокого рейнджера и переходить дорогу Мэри Хиггинс Кларк. Во всяком случае, негоже таким, как Майк Нунэн.
— Как такое могло случиться? — спросил я. Не думаю, что в моем голосе прозвучали зловещие нотки. Но Гарольд отреагировал очень нервно, словно боялся, что его за этот проступок уволят или в лучшем случае вынесут последнее предупреждение.
— Не знаю. Вроде бы в этом году она решила написать два романа. Мне говорили, такое с ней случается.
Я по себе знал, что случается, поэтому напрямую спросил Гарольда, а чего, собственно, ему надо. Ответ меня не удивил: он и Дебра, не говоря уже о прочих моих друзьях в «Патнаме», хотели одного и того же — опубликовать мою книгу на исходе лета 1998 года, то есть на пару месяцев опередить Мэри Хиггинс Кларк и остальных конкурентов. Тогда в ноябре торговый отдел «Патнама» мог второй раз потратиться на рекламу, обеспечив на Рождество второй пик продаж.
— Они всегда так говорят, — вырвалось у меня. Я принадлежал к большинству романистов (как удачливых, так и нет), которые ни в грош не ставят обещания издателей.
— Я думаю, ты можешь им поверить, Майк… Как ты помнишь, «Поклонник Дэрси» — последняя книга, которую ты написал по старому контракту. — Голос Гарольда звенел от предвкушения грядущих переговоров с Деброй Уайнсток и Филлис Грэнн из «Патнама», предваряющих подписание нового контракта. — Главное, тебя в издательстве любят. И полюбят еще больше, если увидят рукопись с твоей фамилией на первой странице еще до Дня благодарения[24].
— Они хотят, чтобы я представил им книгу в ноябре? В следующем месяце? — Я надеялся, что Гарольд уловит в моем голосе нотки праведного негодования. Все-таки коробка с рукописью романа «Обещание Элен» по-прежнему лежала в банковской ячейке. На том самом месте, куда я положил ее одиннадцать лет тому назад. Первый, запасенный мною орешек. И последний, оставшийся про запас.
— Нет, нет, крайний срок — пятнадцатое января, — попытался успокоить меня Гарольд. Я же задался вопросом, а куда они ходили на ленч? Наверняка в один из самых дорогих ресторанов. Скорее всего, в «Четыре сезона». — Им, конечно, придется поднапрячься, сократив издательский цикл, но они на это готовы. Вопрос в том, сможешь ли ты закончить роман раньше обычного срока?
