Больные вещи (ЛП) - Келли Рональд

Он дошел до конца узкого холла и нашел свободное место. Он тяжело сел и громко ахнул. Казалось, что весь его кишечный тракт вырезают изнутри, как и его легкие. Дышать становилось трудно, но воздух все равно входил и выходил, почти музыкально насвистывая вокруг лезвия бритвы, застрявшей в его зубах. Он посмотрел на страховые бланки в руке и в замешательстве покачал головой. Похоже, это было на каком-то языке, который он не мог понять. Его дрожащая рука ходила ходуном над бумагой, и карандаш медленно двигался по формам, заполняя их, несмотря на спутанное сознание его мучительного разума.

Он смотрел вверх глазами, умоляющими кого-нибудь помочь ему, но не нашел никого, кто сочувствовал бы его страданиям. Маленькая девочка, одетая как Рэггед Энн, ярко улыбнулась ему. Она полезла в хеллоуинский мешок и вытащила большой "Сникерс". Сердце Захари подпрыгнуло, когда он узнал шоколадный батончик, он был одним из тех, который он напичкал дезинфицирующим средством. Он пытался что-то сказать, но физически не смог. Он наблюдал, как ребенок откусил конфету пополам и проглотил ее.

Спустя несколько мгновений ее шестилетнее тело сотрясали судороги, а из носа и рта вырвалась пузырящаяся белая пена.

Захари снова посмотрел на формы и обнаружил, что все они аккуратно заполнены. Темноволосая медсестра подошла и взяла документы из его трясущихся рук, которые покрылись черными прожилками от яда, протекавшего по его кровотоку.

- Хорошо, - сказала она с плоской улыбкой. - Я вижу, что вы закончили. Теперь придется немного подождать. Из-за хаотичной ситуации мы вызываем всех пациентов по алфавиту, а не по порядку прибытия.

По алфавиту! – кричал его разум. Он задыхался и булькал, пытаясь что-то сказать ей, но это усилие вызывало только мучительное чихание. Густая струя кровавой слизи вырвалась из его ноздрей, запачкав чистое белое платье медсестры кровью. Захари уставился на осколки битого стекла и разорванную ткань носа. Медсестра, казалось, снова ничего не заметила. Она повернулась и направилась к стойке регистрации.

Волны тошноты и боли хлынули через него, и он с ужасом наблюдал, как мерцающие кончики тысячи крошечных иголок и ногтей пробивались сквозь поры его кожи. Они проткнули его руки и ноги, из-за чего ему было мучительно неудобно сидеть на жестком пластиковом стуле.

Не могу больше ждать, - сказал он себе. - Я умру, если мне придется ждать здесь еще минуту!

Он начал вставать, но, когда он посмотрел на двойную дверь отделения неотложной помощи, он обнаружил, что их больше нет. Перед ним простиралась только стена из совершенно белого шлакоблока, преграждающая ему выход. Он снова перевел взгляд на узкий коридор, который, казалось, тянулся в бесконечность. Медпункт был так далеко, что он едва мог его видеть.

- Следующий, - позвала медсестра. Ее голос эхом отражался от стерильных стен клиники, как будто она кричала из ямы глубокого каньона. - Эндрю Абернати.

Он увидел, как миниатюрный клоун неподалеку встал. Когда парень шел по коридору, он повернулся и широко улыбнулся своему мучителю. Из пухлых щек четырехлетнего ребенка торчало множество окровавленных бритвенных лезвий.

Стивен Захари почувствовал, как другие маленькие глаза, как живые, так и мертвые, пялились на него, и отвернулся, не в силах терпеть их взгляды ликующего обвинения. Он ждал сидя на булавках и иголках, зная, что между буквами A и Z лежит вечность страданий.

"Старый Харкер"

С тех пор, как я был еще совсем маленьким и бегал босиком по холмам Теннесси, я смотрел на старика с явным отвращением. Или, скорее, на его особенно отвратительную привычку.

Его звали Джесс Хеджкомб, и он жил в Вест-Пайни-Вудс недалеко от Хортонбурга. Люди говорили, что он был кем-то вроде отшельника. Но это был всего лишь долговязый старик, который жил в одиночестве в двухкомнатной хижине у Силвер-Крик и бродил по лесу, ставя ловушки и охотясь, чтобы зарабатывать на свою скудную жизнь. Думаю, он был достаточно безобидным. У него всегда был грустный вид, но он был достаточно дружелюбен и швырял блестящую монету каждому ребенку, который случайно стоял у прилавка с конфетами, когда он прогуливался в "Dawes Market" за его еженедельными продуктами. Да, я должен признать, что он был безобидным, благонамеренным стариком.

Но у него все еще была эта отвратительная привычка.

Папа называл его Старым Харкером скорее из забавы, чем из-за чего-либо еще. Видите ли, всякий раз, когда старый джентльмен стоял с завсегдатаями на крыльце магазина, у него появлялось это странное выражение лица прямо перед тем, как он откашлялся. Звук, который он делал, был одновременно забавным и пугающим, особенно для такого молодого человека, как я. Затем, повернув голову, Старый Харкер отправлял на грунтовую дорогу большой серо-зеленый комок мокроты - или в плевательницу, если она была под рукой.

Как я уже сказал, это была неприятная привычка, и я морщил нос каждый раз, когда видел это. Однако, когда я стал старше, я начал замечать кое-что, что постепенно превратило мое отвращение в странное увлечение.

* * *

Это началось летом моего шестнадцатого года рождения. Я работал на мистера Доуса неполный рабочий день; подметал пол в магазине, складывал товары на полки и заливал бензин в автомобили всякий раз, когда подъезжал покупатель.

Однажды душным июльским днем я помогал загружать мешки с цементом в кузов пикапа Сэма МакНелли, когда внезапно услышал этот ужасный звук. Старый Харкер выпустил комок слизи, который упал не дальше ярда от левого заднего колеса грузовика. Я с отвращением покачал головой, взглянул на это ужасное зрелище и чуть не упал с крыльца магазина.

Эта зеленая слюна вертелась и шевелилась в пыли, как будто это был земляной червяк! Я посмотрел на Сэма, желая привлечь его внимание, но передумал. Когда я снова посмотрел вниз, уже ничего не было.

Это случилось снова через пару недель. Я накачивал неэтилированный бензин в большой "Бьюик" какого-то парня из загородного дома. Старый Харкер сидел на крыльце, играя в шашки с мистером Доусом. Я просто стоял и смотрел на старика, ожидая, когда он сделает свой очередной смачный плевок. И он сделал это, послав склизкий комок в сторону так, что он попал в выбеленную стойку крыльца.

В ужасе и трепете я смотрел, как он медленно продвигается вверх по столбу, как слизистый зеленый червяк. Когда он достиг водосточного желоба, он растянулся и едва зацепился. Я затаил дыхание, уверенный, что он со шлепком упадет на землю. Но, в конце концов, он исчез за скатом рифленой жестяной крыши.

Немного испугавшись, я снова посмотрел на шашки. К большому удивлению Доуса, Старый Харкер пропустил три хода и выиграл игру. Потом старик повернулся и посмотрел прямо на меня, понимающе подмигивая. Это меня так напугало, что я накачал два галлона на превышающую сумму, которую заплатил незнакомец, и пришлось заплатить за ошибку из собственного кармана.

В те выходные я отправился в поход в Вест-Пайни. Со мной была моя винтовка .22 калибра и гончая собака Боунс. Но стрелять по голубым сойкам было не единственным моим намерением в тот день. Я собирался зайти к Джессу Хеджкомбу. Так я и сделал.

Старый Харкер сидел в кресле-качалке, его ноги были поставлены на перила крыльца, а его нос уткнулся в загнутую копию "Фермерского Aльманаха".

- Доброе утро, - крикнул я.

У меня в животе возникло нервное чувство, такое, какое бывает, когда ждешь своей очереди в кабинет к дантисту, слушая как он сверлит чьи-то зубы.

- И тебе доброе, - отозвался старик. - Ты старший мальчик Гарри Дина, не так ли?

- Да, сэр, - ответил я.

Он сунул "Aльманах" в боковой карман комбинезона и снял купленные в магазине очки для чтения.

- Ну, молодой человек, пододвиньте стул, - усмехнулся он. - У меня не так уж часто бывают здесь гости.