Андрей Гальперин - Блюда, входящие в рацион морских демонов

Андрей Борисович Гальперин

Блюда, входящие в рацион морских демонов

Злой ветер цепляет рваными краями облупившиеся мачты, швыряет в лицо мелкую, обжигающую холодом крупу, свинцовое море треплет короткой волной борта, быстрые дельфины срывают пенные шапки и исчезают, и, будь проклят тот день, когда я поднялся на палубу этого сухогруза.

Будь он проклят…

Тридцать вторая вахта. Меня кидает из стороны в сторону, перед глазами плывет серебристый туман, перемежающийся разноцветными кругами, в ушах стоит непрерывный эфирный звон. Я прислоняюсь щекой к обледенелому железу надстройки, вжимаюсь изо всех сил, до тех пор, пока нестерпимая боль не заполнит черный провал внутри меня. Потом опускаюсь на палубу, дрожащими руками достаю пачку сигарет. Прикуриваю и смотрю на дельфинов. Кажется, отпустило…

В Поти идет бой. Кто кого режет в этом гнилом городе — нас не касается. Мы пьем. Сначала — самогон. Из домашних запасов. Потом крепкий напиток "Северокрымский". Исключительная дрянь. На полыни. От гречневой каши и тушенки из запасов забытого флота адски мучает изжога. Медуза, сука, пьет четвертый день, и кто ей наливает — непонятно. Кашеварит Жаба. Паршиво, надо сказать. Жаба, конечно, пьет тоже, вместе со всеми, но она тетка в возрасте и не натирает мозоли на спине по чужим каютам. Потому, к утру и высыпается.

"Северокрымский" кончается. В ход идет ректификат. Потом кислое вино в целлофановых пакетах. Кто-то еще держится на ногах, но таких — единицы. А ведь предстоит еще и грузится.

Хмурый старпом бродит по грузовой палубе с черенком от лопаты в руках. Он у нас герой. Бывший кап-два, помполит, сука. У них, в Питерском политическом преподавали одно время штурманию. Пока какой-то помполит на Балтике не попытался угнать в Швецию противолодочный корабль. Старпом вахте не доверяет. Пока не нажрется. Потом он обычно лезет целоваться, по брежневски, взасос, за что и получает нередко в морду. А сейчас, старпом охраняет растяжки и прочий ценный такелаж от охочих до этого дела менгрелов. Заодно, гоняет нищих. В этот хмурый год в Поти много нищих, как никогда. Картошку выгружали под дулами автоматов. Потом, когда стемнело, черные, словно вороны старухи, выскребали из подмерзшей грязи клубни, раздавленные сапогами солдат.

Я стою на мостике и смотрю вниз, на грузовую палубу. Рядом со старпомом ходит, поджимая хвост во время редких автоматных очередей, наш людоед. Огромный кавказец по кличке Армагеддон. Армаше нет никакого дела ни до порядка на судне, ни до старпома. Пес охраняет свою Миску, полную гречневой каши пополам с тушенкой из запасов забытого флота. Местные, то и дело, бросают на Миску голодные взгляды, но Арман перехватывает каждый такой взгляд и возвращает назад, подкрепляя утробным рычанием. Пару дней назад Миску с дымящимся варевом пытался похитить грязный оборванный мальчишка. Ребенок этой войны, искалеченный голодом и ненавистью взрослых, каким-то чудом пробрался к трюму. Увы… В этот раз маленькому голодному человечку крупно не повезло. Ибо, Миска для Армана значит более, чем для дурака старпома заповеди жестокого поляка, чей портрет в его каюте я по пьяни разрисовал маркером. Великое счастье, что Серега Шавиер, второй помощник, не дождавшись очереди в гальюн, выскочил на шкафут поссать в клюз. Серега, протрезвевший вмиг, вырвал из зубов людоеда окровавленное тельце. А, так как, судовая аптечка давно опустела, мне пришлось полностью разоблачить себя, выдав для дезинфекции ран часть тщательно скрываемого мною, в течении длительного времени, медицинского спирта. Армагеддон был жестоко избит боцманом Горбуновым, мальчика отдали местным, я поимел проблемы со своим начальником, по поводу кражи спирта. Пришлось купить у мудака Серверова бутылку пшеничной, и идти мириться.

Бои в городе продолжаются. Прямо за воротами горит БТР, вечером небо озаряется сполохами, автоматные очереди стали привычными. Иногда на территорию порта залетит шальная мина, жалкое эхо идущих где-то в горах боев. К этому за неделю тоже привыкли. Утром пришел буксир из Новороссийска. Привез нам питьевой воды и немного харча. Радист с буксира, Вася-Пионер, старый знакомый еще по Севастополю, рассказал мне по секрету, что под Сухуми расстреляли ракетами катер с беженцами. Паршивая новость.

Вечером прибывает груз. По палубе грохочут тяжелые армейские ботинки. Я закрываю радиорубку и иду смотреть. Сразу же натыкаюсь на огромного мичмана в камуфлированном бушлате. На боку у мичмана деревянная кобура со "Стечкиным", через плечо — АКСУ.

— Где капитан?

Я улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Понятия не имею. Надо у вахты спросить…

Мичман оттесняет меня к переборке. В нос бьет тяжелый запах. В нем все — спирт, соляра, гнилые зубы, пот и сукровица.

— Что привезли хоть? — Я раскуриваю сигарету, пытаясь заглушить вонь.

Мичман, продвигаясь по тамбуру, что-то бормочет через плечо.

— Не расслышал?

— Пошел на хуй, говорю…

Я медленно затягиваюсь, глядя как он, грохоча автоматом по пластику переборок, удаляется по направлению к каюте капитана. Ожидаемый рев сотрясает пароход.

— Вахта! Бля… Убью!

Я затягиваюсь и жду. Из каюты высовывается помятая физиономия с перекошенным ртом.

— Радист! Еб твою мать! Ты на вахте?

— Анатолич… Маму мою трогать не надо… Я сменился… Андрейченко на вахте…

— Вахтенному помощнику прибыть в каюту капитана!

Мимо меня пробегает взмыленный Толик.

— Шо, бля? Кто, бля, у трапа? Где Кирпич? Убью суку!

Я кидаю бычок в поллитровую банку с водой, натягиваю фуфайку и выхожу на шкафут.

В свете прожекторов — два "Урала". Вокруг — здоровенные парни в камуфляже, с автоматами. Крик, гам, и в эту мелодию славно вплетается идиотский смех нашего старпома. Судя по смеху, он пьян в дым, и сейчас полезет к кому-нибудь целоваться. Слышу, как где-то внизу грохочет цепью Арман. Спускаюсь на грузовую палубу. У пиллерса лебедочной сидит на корточках Кирпич. На прыщавом лице пьяная злость.

— Андрюх-ха… эт-то… завяжи, бля, людоеда… Ща, бля, грузится будем…

— Иди на верх, Валера… Тебя Толик ищет…

— Кто ищет, бля, тот всегда найдет! Там эт-то… Левчук в трюме. Ща Ворону пиздить будет…

— Не понял?

— Бочки масла не хватает… Бля…

— Понял.

Я беру цепь и тащу упирающегося людоеда к специальной скобе, приваренной к борту. Арман косится бешеными глазами на суету на причале.

— Ага. Это они за твоей Миской… Целый батальон прислали.

Закрепив цепь специальным карабином, заглядываю в горловину люка. На встречу по скоб-трапу, зажав фонарь в зубах, поднимается дед.