Чарльз Шафхаузер - Мы вместе, милый

Чарльз Шафхаузер

Мы вместе, милый

— Ты обещал пить по стакану в час, — напомнил я Бену, когда он во второй раз за десять минут потянулся к бутылке.

— Правильно, обещал, — пробормотал он заплетающимся языком. — Этот стакан я выпью в счет следующего часа.

Он поднес граненый ободок к губам и запрокинул голову.

— А этот, — он снова ухватил бутылку за горло, — пойдет за час после следующего.

Несколько капель виски пролилось на скатерть. Бармен за стойкой отложил тряпку и посмотрел в нашу сторону.

— Этого хватит до десяти вечера, — успокоил меня Бен. — Торопиться нам ни к чему, а подстраховаться не помешает. Кто знает, вдруг я забуду про свой стаканчик. Что мне прикажешь тогда делать?

— Протрезветь для разнообразия, — я отобрал у него бутылку.

— Лучше подохнуть. — Бен измерил глазами содержимое своего стакана. Пожалуй, это единственное, чего я не могу себе позволить. Стать трезвым.

Его обветренное лицо выглядело помятым, просевшим, словно походный бурдюк. Признаки прежней твердости и силы с трудом угадывались в расплывшихся чертах; странно пустые глаза, казалось, смотрели вовнутрь, но не на собеседника. Когда-то мы вместе ходили в школу. Если мне не изменяла память, сейчас Бену было около тридцати пяти. Восемь лет назад, когда я переехал из Элши в Фолри-вер, ему принадлежал небольшой деревообрабатывающий заводик за городом. Сегодня у него не осталось ни гроша. По слухам, которые передавались в городе, за прошлый год он попросту пропил все свое состояние.

— Послушай, Джо, — сказал он. — Ты всегда был моим лучшим другом. Если я пропущу еще малость этой микстуры, — он кивнул в сторону наполовину пустой бутылки, — мне будет легче рассказать тебе все с самого начала.

— А без этого ты не сможешь? — язвительно поинтересовался я

— Нет — Бен тяжело вздохнул. — Она не позволит.

— Кто «она»? Твоя подружка?

На этот раз он наполнил стакан до краев; выпил залпом и через стол посмотрел на меня. Глаза снова казались знакомыми, на лице появилось живое выражение.

— Ты не поверишь мне, Джо, — проговорил он. — Никто не верит. Чарли Ньюфилда спровадили в дом для умалишенных, когда с ним случилось то же, что и со мной.

Он помолчал, потом неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, сколько я вешу?

— Килограммов семьдесят, может быть, восемьдесят, если учесть, сколько в тебя влито спиртного

— Я вешу ровно полтора центнера, — спокойно казал он. — Без одежды.

— Похоже, ты перебрал, старина

— Как бы не так! — он встрепенулся на стуле — Я пью почти четырнадцать месяцев и не пьянею. Кто-то заливает вином свои неудачи, как, например, Джад Томас когда его бросила подружка Меня не бросала подружка… Клянусь Богом, нет.

Он обхватил голову руками и замер, прислушиваясь словно кто-то кричал на него. Резко встряхнувшись, он снова сгреб горлышко бутылки

Кажется, маловато. Нужно добавитъ, — обреченным голосом сообщил он наливая себе лошадиную порцию виски.

Спиртное неожиданно протрезвило его, Бен выпрямился на стуле.

— Ты помнишь Софи Ламберт, Джо?

Я вспомнил пятнадцатилетнюю девочку, невысокую, пухлую, с большими черными глазами. Для своих лет она была изумительно сложена, и все мальчишки глазели на нее, когда проходили мимо Черного холма, где стоял ее дом. Однако Софи Ламберт была крепким орешком, отец не отпускал ее ни на шаг; сам провожал в школу и грозно хмурился, встречая многочисленных поклонников дочери.

Однажды она исчезла; мы больше не видели ее, проходя мимо Черного холма. Ее отец говорил, что Софи поехала навестить тетку в Чикаго.

— Ее отъезд вызвал множество толков, — сказал Бен. — Некоторые утверждали, что видели, как она сбежала с каким-то коммивояжером. Остальные были убеждены, что Ламберт зарезал дочь и закопал около дома. Шериф Мозли осмотрел холм, обнюхал каждый куст, каждую травинку, но ничего не обнаружил. Лет пять назад, живая и здоровая, Софи вернулась в Эшли.

Такую потрясающую девушку, какой она стала, ты вряд ли встречал в своей жизни, Джо. Огромные глаза и лицо, по форме напоминающее сердце. Убранные в пучок на затылке волосы придавали ей чужеземный облик. Никакой косметики, кроме помады: губы Софи были пунцово-красными, как спелые вишни. Бог мой, а ее фигура! У этой девицы хватало и спереди и сзади: у меня слюнки текли, когда я смотрел на ее ноги. Талию можно было перехватить пальцами, а грудь… Знаешь, Джо, я в жизни не встречал девушки, от которой бы так терял голову. Как-то на улице она посмотрела на меня… как будто тоже была неравнодушна ко мне.

Однажды вечером я надел свой лучший костюм и отправился на Черный холм в гости к Ламбертам. Думал, может быть, навестив старика, сумею перекинуться парой слов с Софи. Пошел только третий день, как она вернулась в город, так что можешь представить мое удивление, когда я нашел ее в тени на крылечке рядышком с Чарли Ньюфилдом.

У меня все внутри перевернулось. Я едва не выругался на крылечке, однако сдержался, кивнул Чарли и вошел в дом.

Ламберт сидел в кресле-качалке в полутемной прихожей; ухо наставлено на дверь, так что он слышал все, что происходит снаружи. Я чуть не растянулся, наскочив на него. Жара в тот вечер стояла не хуже чем в преисподней, но Ламберт сидел одетый в черный сюртук и белую сорочку. Помню, я еще подумал, что он довольно молодо выглядит для своих лет. По всему, ему выходило где-то под шестьдесят пять, однако на вид ему можно было дать не больше сорока. Если старик обрадовался, увидев меня, то очень хорошо скрыл это обстоятельство. Даже не пошевелился. Просто сидел и смотрел на крыльцо, словно важнее не было ничего на свете.

— Добрый вечер, мистер Ламберт, — поздоровался я очень вежливо.

Он не ответил; хмуро покосился в мою сторону и отвернулся. Итак, я уселся на свободный стул и завел разговор о том да о сем — о погоде, о ценах на удобрения и кукурузу, о том, как трудно нанять хороших работников на завод. Его ответы были односложными: «да», «нет», «может быть» и все в том же духе. Неожиданно мне в голову пришла очень странная идея.

Этот Ламберт был здоровым, крепким мужчиной. Суровое лицо, большие, сильные руки. Не знаю, как объяснить… но мне вдруг показалось, что он ненастоящий — словно одна из теней в полумраке.

Почувствовав себя неуютно, я поднялся, попрощался со стариком — «Спокойной ночи» и все такое прочее, — однако никогда я не испытывал такого сильного желания убраться подальше, как сейчас. Софи и Чарли уже ушли с крыльца. Когда я вышел на дорогу, они рука об руку огибали угол старого дома, направляясь к палисаднику. Это был жестокий удар…