Александр Мазин - Костер для инквизитора

Александр Мазин

Костер для инквизитора

В этой стране только мертвые сраму не имут.

В этой стране только мертвым дано говорить.

В этой стране, на развалинах Третьего Рима,

Только и свету, что спать да молитву творить.

В этой стране, где свобода – не больше, чем

право

Сесть наугад в переполненный грязный вагон

И, затаясь, наблюдать, как меняет Держава

Лики вождей на полотнах бесовских икон.

В этой стране никому и никто не подвластен

Данностью свыше. Почти не осталось живых

В этой стране, где уверенность в будущем

счастье

Лишь у юродивых. (Бог не оставит своих.)

Здесь, на объездах Истории, жирные монстры

Прут из земли, как поганки под теплым

дождем.

Серое делают белым, а белое – черным

В этой стране…

Но другой мы себе не найдем.

Часть первая

Вошь

Каждый из нашего рода был отмечен благодатью мудрости и одарен умением добиваться высот профессионализма в любом деле. Какая радость использовать эти качества во благо.

В Соединенных Штатах есть два важнейших института, использующие профессиональных убийц: армия и мафия. 

Серебряный головной обруч испещряли крохотные фигурки, но чьи – не разглядеть. Обруч – темно-серый, потому волосы двойника казались желтыми. Или это от костра?

Тень мелькнула над головой. Шорох, дуновение, скрип. Большая птица опустилась на длинную ветку. Огромные глаза, перья – как настороженные уши. Сова. Или филин? Двойник не обращал на птицу внимания, и все-таки в ее появлении чувствовалась неслучайность.

«Соглядатай»,– подумал Андрей.

Откуда эта мысль? Бес ее знает.

Двойник вполголоса напевал что-то – не разобрать слов.

Ласковин кашлянул. Не то чтобы ему было неуютно, наоборот, но…

– Что, братко? – спросил двойник, поднимая голову.– Заскучал? – Тяжелые серьги у него в ушах закачались. Не в такт.– Хочешь слово мое услышать? Не обидишься?

– Там видно будет,– уклончиво ответил Андрей.

Серая жирная сова глядела не мигая. В каждом зрачке – по крохотному костру.

В темноте застонал, завозился связанный оборотень. Двойник цыкнул, оборотень притих.

– Слабый ты,– сказал двойник.– Власть твоя, а ты ее бегаешь. Боишься?

– Не хочу.

– Не хочешь,– повторил двойник. Затем, с укоризной: – Ты – Миру ограда, Владыка, а пятишься, будто отрок несмышленый.– (В жесткой бороде – зеленые травинки.) – Где дружина твоя? Разбежалась? Пришлым служит? Разбой чинит? А ты – «не хочу».

– Легко говорить, возьми… – проворчал Андрей.– А как? Да и не власть у нас, а блуд публичный. Тебе не понять.

Двойник некоторое время молчал, полировал короткий, выгнутый серпом нож кусочком кожи (сова на ветке переступила с ноги на ногу), затем поднял глаза – в каждом желтое пламя, выговорил будто с трудом:

– Хочешь – помогу?

– Помоги,– согласился Андрей.

Он не верил.

Двойник встал, подошел к оборотню. Тот загодя заскулил, но человек не стал его бить, сунул руку в спутанную гриву, покопался:

– Гляди,– сказал он Ласковину.– Вошь.

– И что? – Ласковин поглядел на мелкое насекомое без малейшего интереса.

– В этом кровососе кровь нелюди,– сказал двойник.– Черная кровь. Этот вошь – твой союзник, братко. Служит тебе, сам не ведая.

– Ну и что с того? – проворчал Андрей.– Ты мне не притчи рассказывай – прямо ответь: поможешь или нет?

Двойник вздохнул, потемнел лицом, рот, наполовину спрятанный под пшеничными усами, скривился, как от внутренней боли.

– Добро,– проговорил он тихо.– Помогу. Только и ты не забудь…

– Что? – спросил Ласковин.

Двойник раздавил насекомое и вытер пальцы о штанину.

– Прощай,– сказал он.

Сова упала с ветки, беззвучно подхватилась на крылья и канула в темноту.

И Андрей проснулся.

Глава первая

У станции метро «Нарвская», на углу, где нужно быть немножко камикадзе, чтобы прорваться сквозь поток машин, стоит киоск. В киоске этом обычно продают разную горячую мелочь, вроде сосисок и чая. Но не в данный момент. Потому что в данный момент у киоска топтались двое мелкостриженных молодых людей. Вернее, топтался один, а второй, просунув голову в окошко, что-то бубнил на матных тонах.

Прохожие, возжаждавшие покушать, глянув на кожаную спину второго и недружелюбную физиономию первого, покорно дрейфовали мимо. Но не все.

Рослый сутуловатый мужик в брезентовой робе и таких же штанах, заправленных в резиновые сапоги, остановился в паре шагов. Лицо мужика украшали грязевые разводы, а голову – засаленный подшлемник преклонных лет. Еще следует сказать, что запах от мужика исходил очень характерный. Дерьмецом тянуло. Посему прохожие огибали его с большой аккуратностью. Но сам мужик к запаху, вероятно, притерпелся, а поскольку – живой человек, то желал сосисок с кетчупом. Или бутерброд с сыром. Или просто горячего чаю, вполне уместного в осеннее время. От нечего делать человек в брезентухе прислушивался к разговору. Беседа велась вполголоса, но назвать ее приятной было трудно.

– Ты, сучка,– проникновенно говорил обладатель кожаной спины молоденькой продавщице.– Ты, бля, открой дверь, бля, или я сам открою! Не ясно, бля? Что, не ясно?

Ответ девушки услышать снаружи было невозможно, но по всей видимости, открыть дверь она отказывалась, потому что реплики мелкостриженного повторялись с удивительным однообразием.

Мужик в брезентухе вздохнул. Видно, понял – это надолго. А кушать хочется.

Второй молодой человек оглянулся. Милиционеры, обычно маячившие у входа в метро, куда-то запропали. Парень решительно обогнул киоск и рванул дверь. И еще раз, так, что киоск содрогнулся.

Мужик в робе подошел к разговорчивому молодцу и похлопал по кожаной спине.

Молодец дернулся, вынырнул из окошка. Видно было – испугался. Однако, обнаружив всего лишь алкаша-пролетария, сразу успокоился.

– Что надо? – буркнул он.

Напарник его оставил в покое дверь и подступил сбоку.

И тут же отступил: запашок.

Мужик в робе с наивностью простого человека взирал на поросшее светлой щетиной прыщавое лицо первого молодца.

Молодец глядел на пролетария с нескрываемой брезгливостью: вонючее, грязное животное.

Мужик засунул руки в бездонные карманы брезентухи, и несоразмерно длинные рукава собрались гармошками.

– Мне бы покушать,– сказал пролетарий.

Молодцы переглянулись. (Во мудак! Покушать!)

Первый парень распахнул куртку. За поясом у него торчал пистолет. Газовый.

– Ну все, придурок… – начал молодец, вытягивая пистолет из-за ремня.

Пролетарий отступил на шаг… и быстро выдернул из кармана неожиданно удлинившуюся правую руку. Тугой хлопок полностью потерялся в лязге огибающего кольцо трамвая. Лицо молодца вдруг стало удивленным-удивленным, а на зеленой в клетку фланелевой рубахе, слева, в аккурат на нагрудном кармашке, появилось темное пятно размером с метрошный жетон.