Миры Роберта Чамберса - Амброз Бирс

Миры Роберта Чамберса

Король в Жёлтом

Свободные продолжения

Составители: BertranD, mikle_69.

Автор обложки: mikle_69.

Амброз Бирс

Житель Каркосы[1]

Ambrose Bierce, "An Inhabitant Of Carcosa", 1886

Есть разные виды смерти — при некоторых тело остаётся, но при некоторых исчезает вместе с душой. Последнее обычно свершается без свидетелей (если на то воля Божья) и мы, не видя всего, говорим, что человек пропал или уехал в долгое путешествие, — что в сущности и происходит, но иногда такое случается при большом стечении народа и тому есть достаточно свидетельств. Бывает, что умирает душа, а тело остаётся бодрым ещё долгие годы, но существуют достоверные показания, что иногда, умерев вместе с телом, она через какое — то время возрождается там, где осталась гнить плоть.

Размышляя над этими словами Хали (отмеченного Богом), я вдумывался в их значение как человек, который, получив информацию, сомневается, нет ли в ней чего — то, не распознанного им. Задумавшись, я не замечал, куда бреду, пока коснувшийся лица холодный порыв ветра не заставил меня оглядеться по сторонам. С удивлением взирал я на незнакомый пейзаж. По обеим сторонам от меня простиралась унылая, пустынная равнина, поросшая высокой сухой травой, которая ломко шуршала и шелестела на осеннем ветру, навевая странные и тревожные ощущения. Над ней то там, то тут возвышались причудливой формы холодные камни, которые, похоже, нашли согласие друг с другом и как бы обменивались многозначительными взглядами, словно им предстояло стать свидетелями некоего ожидаемого события. Несколько почерневших от ударов молний деревьев, казалось, возглавляли этот враждебный, молчаливый сговор.

Хотя солнца видно не было, я решил, что прошло много времени и осознал, что воздух сырой и холодный, — осознал скорее подсознательно, чем физически, так как не испытывал никакого неудобства. Над мрачным пейзажем зримым проклятием висели низкие, свинцовые тучи. Во всём ощущались угроза и неясный намёк — тень зла, предвестник гибели. Здесь не было ни птиц, ни животных, ни насекомых. Вздохи ветра среди голых сучьев мёртвых деревьев, шелест сухой травы, шепчущей земле свои страшные секреты, — никакие другие звуки, никакое движение не нарушали жуткий покой этого мрачного места.

Среди травы я разглядел пострадавшие от непогоды камни, в своё время явно обработанные инструментами. Они потрескались и, поросшие мхом, частично ушли в землю. Некоторые лежали горизонтально, другие — под разными углами, были и такие, что торчали из земли. Несомненно, то были надгробия, хотя самих могил — ни в виде холмиков или, напротив, ям — не существовало: время всё сгладило. Среди них встречались и крупные камни, говорившие, что некогда на этих местах не смогли сопротивляться забвению величественные гробницы или претенциозные памятники. Эти останки, свидетельства тщеславия, любви и почтительности, были такими старыми, истёртыми и грязными, а само место — таким покинутым, заброшенным и осиротелым, что, по — видимому, я набрёл на место захоронения некоего доисторического племени, название которого давно стёрлось в людской памяти.

Поглощённый этими размышлениями, я на какое — то время забыл о своих перемещениях, но потом задумался: «А как я очутился здесь?» Ответ, пусть тревожный и обескураживающий, пришёл быстро: только он мог объяснить природу моей фантазии — того, что я видел и слышал. Я болен. Я вспомнил, как лежал обессиленный после приступа внезапной лихорадки и родные рассказывали, что в бессознательном состоянии я требовал больше воздуха и свободы и меня приходилось удерживать в кровати, чтобы я не сбежал. Значит, мне удалось усыпить бдительность моих стражей и забрести сюда — но куда? Этого я не знал. Ясно, что я нахожусь на значительном расстоянии от города, где живу, — древней и славной Каркосы.

Никаких видимых признаков присутствия человека здесь не было — ни вьющегося дымка, ни лая сторожевой собаки, ни рёва домашнего скота, ни криков играющих детей, ничего, кроме жутковатого погоста с его ужасной тайной, куда меня привела болезнь. Вдруг у меня опять начался бред — сейчас, когда неоткуда ждать помощи? А может, всё происходящее — иллюзия, рождённая безумием? Я громко выкрикивал имена своих жён и сыновей, простирал к ним руки, ступая по разрушенным камням в пожухшей траве.

Неясный шум позади заставил меня обернуться. Дикое животное, а именно степная рысь, подкрадывалось ко мне. Если я упаду здесь, на равнине, подумал я, если болезнь вернётся и я потеряю сознание, зверь вцепится мне в горло. С криком я бросился навстречу рыси. Она невозмутимо пробежала мимо на расстоянии вытянутой руки и скрылась за камнем.

Почти сразу же невдалеке, словно из земли, показалась голова мужчины. Он поднимался по дальнему от меня склону невысокого холма, вершина которого была почти неразличима с равнины. Вскоре на фоне серых облаков обозначилась вся его фигура. Сквозь одежду из шкур виднелось голое тело. Волосы спутаны, длинная борода росла клочками. В одной руке он нёс лук и стрелы, в другой — горящий факел, за которым тянулся чёрный дым. Он двигался медленно и осторожно, словно боялся упасть в разверстую могилу, скрытую в высокой траве. Это странное видение удивило, но не испугало меня; я пошёл наперерез и встретился с мужчиной почти лицом к лицу, обратившись к нему с обычным приветствием: «Да хранит тебя Бог!»

Не обратив на меня внимания, он продолжал идти.

— Добрый незнакомец, я болен и заблудился, — сказал я. — Умоляю, укажите мне путь в Каркосу.

Мужчина неожиданно заорал дикую песню на незнакомом языке и, не останавливаясь, вскоре исчез вдали.

Сова, сидящая на суку почерневшего дерева, зловеще заухала, ей издалека ответила другая. Подняв голову, я увидел в мгновенном проблеске между облаками Альдебаран и Гиады! По всем признакам сейчас была ночь — рысь, мужчина с факелом, сова. Однако я всё видел — даже звёзды и это при полном отсутствии темноты. Я видел, но меня не видели и не слышали. Во власти каких чар я оказался?

Сев у подножия большого дерева, я серьёзно задумался: что же мне делать? Без сомнения, я схожу с ума, но не всё так просто. От лихорадки не осталось и следа. Напротив, я ощущал подъём сил и радостное возбуждение — психическую и физическую экзальтацию. Все мои чувства находились на пределе возможностей; я ощущал плотность воздуха, мог слушать тишину.

Толстый корень огромного дерева, к стволу которого я прислонился, опутал каменную плиту, часть которой ушла в петлю, образованную другим корнем. Так что камень, хотя и основательно повреждённый, был частично защищён от