Год ворона. Книга 1 (СИ) - Бояринов Максим
Хотя, невзирая на все подозрения, вопрос о том, что же у нас ночью было и было ли вообще, я до сих пор не прояснил окончательно. Момент, когда можно было спросить прямо, я благополучно прозевал, а теперь, как ни старался, не мог его сформулировать относительно внятно.
Не спрашивать же: «Трахались мы с тобой?» у пятнадцатилетней девчонки, вчера похоронившей отца, и в ту же ночь чуть было не повешенной в собственной квартире! Да лучше голову об стену разбить. Стыдоба, блин, полнейшая. «Слушай, а у нас ночью было что?» С одной стороны вроде как и лучше, но с другой, что девчонка про меня подумает? Защитничек херов, непросыхающий ветеран Югославии. Допился до того, что с кем спал не помнит…
Сама же Мила за все время никаких подсказок мне не дала. Всю дорогу от квартиры ни словом ни жестом о прошлой ночи не напомнила. Даже наоборот, чуть сторонилась. Когда в дверях подъезда я резко остановился, чтобы оглядеться, всем телом налетела на мою спину, шарахнулась и потом держалась метрах в полутора. Ну да, испуганно-вопросительные взгляды бросала. И что? В нынешней ситуации, это можно понимать как угодно. Вот и сейчас стоит на «пионерском» расстоянии и смотрит, как на фокусника. Ждет, чтобы я ей диетического кроля из шляпы достал и от неприятностей уберег.
Киваю, давай, мол, за мной. Еще раз оглянувшись, шагаю по растрескавшейся асфальтовой дорожке, что в обход площади ведет от космонавта к рынку. Мила сперва семенит в арьергарде, изображая эсминец в боевом охранении, а потом, набравшись храбрости, чуть обгоняет и идет впереди. Попеременно мелькают под футболкой острые подростковые лопатки. Господи, дите-то какое…
Все, промедление смерти подобно! Я уже и не помню, когда за последние месяцы дотягивал без утренней дозы до десяти утра, не говоря уже о полпервого.
Почти у самой калитки, ведущей к зданию базарной администрации сталкиваемся с кругломордым жлобом, покидающим территорию рынка. Надо же, какая встреча! Котельников, директор риэлторской фирмы, что привез меня в Русу. И что у нас забыл-то вдруг — базар выходной?
Жлоб пилит с таким видом, будто выполняет личное распоряжение президента. И не какого-то там президента Украины, а самого президента всесильной агрофирмы «Руса-инвест», которой принадлежат здесь все что растет, хрюкает и мычит. Заметив нас, а точнее, идущую впереди девчонку, он резко меняет курс и атакует нас, как «Тирпиц» PQ-17. Этого еще не хватало! Лесной пожар с минуты на минуту доконает мой страждущий организм, а тут…
— Людочка! — радостно вопит на всю улицу жлоб. — А я тебя по всему городу бегаю, ищу! Узнал про отца. Соболезную! Всем сердцем. Какие его годы были. Хотел спросить, может помочь чем?
Ищет, значит, хряк толстожопый. По всему, блин, городу. Ну-ну. Свежо питание, да серется с трудом…
— Здравствуйте, дядя Сережа, — стрекочет Мила.
Остановившись, как бы невзначай она пропускает меня вперед. Очень правильно поступила, то ли умная, то ли случайно получилось, но все равно правильно. Вроде как незнакомы мы с ней вовсе. Совсем-совсем. Втискиваюсь боком в приоткрытую калитку, отметив боковым зрением очень недобрый взгляд, которым меня окинул директор «Добродеи».
Оставив девчонку отшивать назойливого жлоба, захожу в администрацию. Любка сидит в кресле в той же позе, что и вчера. И по мобильнику разговаривает с тем же видом, словно никуда и не отлучалась из кабинета. Увидев меня, наспех обрывает разговор и смотрит испытывающим, и, как показалось, даже немного сочувственным взглядом.
— Виктор, что ты натворил?
— Да ничего я не творил, — отмахиваюсь от вопроса. — Любовь Иванна, должок за тобой. Жмуров закопал, как обговаривали, и на кладбище, и в мэрии подтвердят. Так что, давай бутылку.
— Ты уже за расчетом? Так быстро? — переспрашивает Люба, словно и не расслышав меня, — Понимаешь, тут такое дело… Мне Гена звонил только что. Приказал немедленно тебя увольнять.
В предвкушении алкоголя мой организм утратил возможность быстро соображать, поэтому, смысл прозвучавшего до меня не доходит.
— Ну так что? Дашь или нет? — не заметив двусмысленности вопроса, спрашиваю, нервно постукивая пальцами по столу.
— Дам, конечно. От тебя никуда не денешься…
Люба, думая о чем-то своем, тяжело вздыхает и, прокрутившись в кресле, достает из сейфа бутылку «Хортицы». Затем, порывшись среди дореволюционных полок, выкладывает на стол исписанный лист бумаги и начинает что-то черкать обломанной ручкой.
К чему какие-то бумаги?! Сейчас стакан нужен! Перехватив мой взгляд, что не хуже радара шарит по стеллажам, начальница, отлично знакомая с повадками своих подчиненных, снова вздыхает. На этот раз еще тяжелее. И, выдвинув мерзко заскрипевший ящик стола, достает немытый «гранчак».
Выдергиваю зубами дозатор, плескаю, и одним махом остаканиваюсь.
Проходит, наверное, с полминуты, пока мой взгляд кое-как фокусируется на придавленном бутылкой листке. Резкость наведена, читаю. Заявление на имя директора ООО «Васко» от некоего Верещагина Вы-Сы. Об увольнении с должности контролёра рынка по собственному желанию. Мною написанное и мною же подписанное. Только дата проставлена другим почерком. Которую Люба сейчас и добавила…
Пристально гляжу на директоршу. Она ерзает в кресле.
— Не понял…
— Что тут непонятного?! — ощутимо нервничает Люба. Одна моя половина бесится от несправедливости происходящего, а вот другая… Другая холодно и расчетливо фиксирует, что неправильно она нервничает как-то, нехорошо. Не могу сказать точно, в чем дело, но что-то здесь не то. Внутренне подбираюсь.
— Ты же сам, когда тебя на работу брали, два заявления писал, — возвещает тем временем базарная командирша. — Одно на прием, второе на увольнение. Так принято у нас. Ты же знаешь. А я человек подневольный, пойми правильно. Гена команду дал, я дату проставила…
— Так получается, что я больше тут не работаю? — бессмысленность вопроса на поверхности, но задаю его по инерции. Все же, до конца еще не включился.
— Получается так, — разводит руками Люба. Затем, снова катнувшись к сейфу, достает из огнеупорных бухгалтерских недр бланк расходного ордера. Заполняет. Сверху кладет несколько купюр, которые достает из собственного расшитого бисером портмоне. Сдвигает ко мне, словно выигрыш в карты. — Все, что могу для тебя сделать. Тут зарплата за месяц, и еще за две недели, как по КЗОТу положено.
Ну да, по КЗОТУ… Который хозяину Гене-Примусу что Новый завет для Свидетелей Иеговы… Поди свои кровные отдала.
— А из-за чего, не знаешь? — спрашиваю, ставя на ордере подпись. Вряд ли ей слили всю информацию, но даже маленький кусочек может оказаться очень полезным.
— Понятия не имею, — грустно протягивает Люба, вот ей-богу, с самой искренней грустью. — Клянусь, Виктор, мне это все как снег на голову буквально! Я вообще думала, если пить меньше станешь, в заместители тебя определить. Ко мне. — Добавляет она после небольшой паузы.
Взгляд «правой руки комэска» приобретает заметное мечтательное выражение, и скользит по моей фигуре, задерживаясь чуть ниже пояса. Мдя… А потемкинские деревни были так близко…
Я молча и сосредоточенно завинчиваю бутылку, засовываю ее в карман штанов. Извлеченный дозатор небрежно кидаю в стену, откуда он рикошетит точнехонько в мусорное ведро, и гордо покидаю кабинет. Врезать бы дверью на прощание, но смысла нет. Люба-то ни в чем не виновата.
После принятого лекарства голова работает как надо. Факты, что с похмела казались разрозненными и совершенно бессмысленными, начинают укладываться в достаточно стройную цепь. Даже скорее в четкую картину. И картина эта мне категорически не нравится. Потому как злорадный взгляд Котельникова, брошенный в спину, значит лишь одно — бывший чекист знал о моем будущем увольнении. И Милу он, значит, остановил не случайно. Мммать твою!..
Вылетаю на улицу. Вовремя.
Котельникова не видно. Но напротив того места, где я оставил их с Милой стоит, переместившись от ментовского офиса, патрульный УАЗик. И не просто стоит, а пытается завестись, приняв на борт нового пассажира. Если совсем уж точно — то пассажирку. Сквозь стекло вижу девчонку. Бобик чихает двигателем, но упорно не заводится.