Год ворона. Книга 1 (СИ) - Бояринов Максим
С полсекунды трачу впустую — пытаюсь прикинуть, каким окриком можно отвлечь урода. Дело это простое только на первый взгляд. «Стоять!», «Что вы делаете?!» и «Как пройти в библиотеку?» подходят к совершенно разным случаям. Пока жую сопли, Мила перестает сопротивляться, и глаза у нее закатываются. Похоже, он ее все-таки придушил. Вот тут-то хмель окончательно слетает. Приходит четкое понимание — это все взаправду, очень по-настоящему.
Нахер слова, пока соображу — девчонка загнется. С размаху бью потного между ног. Вышло не очень технично, но зато от души, прямо «из России с любовью», как говаривал тренер. Амбал, оборачиваясь, начинает с тихим шипением складываться пополам. Когда его макушка с небольшой плешью опускается на уровень моей груди, со всей рабоче-крестьянской ненавистью обрушиваю на его затылок сложенные замком руки. Удар по голове тоже до нужной кондиции клиента не доводит. Загривок у этого подзаплывшего качка без перехода становится головой, и попадание по жировой прослойке лишь откидывает, а не вырубает.
У потного определенно неплохой опыт драк. Ну и я его больше разозлил, чем напугал. Обстановку он оценил быстро, несмотря на два прошедших удара, и оклемался почти что сразу. Или это я совсем обессилел, не сумев отправить в нокаут «с двоячка». Девчонка забыта, и амбал, разворачиваясь, почти не глядя лупит меня по голове. Навскидку, блин. Тут бы красиво пропустить удар мимо, но в ванной тесно, пространства нет, так что успеваю только развернуться чуть боком, «утопить» голову в плечи и сцепить зубы. Кулак размером в боксерскую перчатку попадает в подставленное плечо. Нихера ж себе, Тайсон, пельменями накачанный! Меня сносит с порога ванной к противоположной стене коридора. Больно прикладываюсь спиной. Какие же обои прохладные…
Пока растормаживаюсь, амбал вылетает из ванной и вновь замахивается, широко, по-колхозному. Вот только опыт не пропьешь, хоть и постараться можно. Мой неплохо встряхнутый организм, так и не забывший годы тренировок и боев, начинает действовать сам. Амбал дурак, ему бы не бить, а навалиться всем весом. Кулачище противника будто застывает в воздухе… Локтями отталкиваюсь от стены. Правая нога выстреливает противнику под дых. Был бы я хотя бы в кроссовках, не говоря уже про ботинки, прямой в пах закончил сражение моей безоговорочной победой. Но босую ногу тормозят мешковатые джинсы противника.
Хотя могло быть и хуже. Противник сам буквально «наделся» на удар и снова переломился, его «перчатка» разогнала воздух впустую. Не останавливаясь на достигнутом, продолжаю развивать успех. Левый боковой в ухо. Коленом в склонившееся лицо. Амбала отшвыривает на спину. Смешно всплеснув руками, он с грохотом обрушивается на пол. Упав, переворачивается и, вместо того, чтобы продолжать честный бой за неправое дело, как был, на четвереньках… выскакивает из квартиры. Незапертая дверь гулко шарашит по стене. Все-таки до чего ж силен, бычара!
Мотнув головой, кидаюсь в погоню.
Выскочив на лестничную площадку, громко матерюсь. Босиком по бетону — самое то в догонялки играть, да и ногу прошивает болью — бил необутой, а яйца у амбала, похоже, реально медные… Пока ковыляю, он уже вылетает из подъезда. Хлопает дверь. Слышен рев заведшегося автомобиля. Снова матерюсь и бегу на кухню, к окну. Внизу мелькает расплывчатый силуэт. Победа по очкам, противник покинул зал…
Ковыляю обратно, черт, больно-то как! Стреляет от пальцев стопы едва ли не до колена.
Из ванны снова доносится девичье мычание, но я первым делом на кухню. Вытягиваю наощупь — где тут выключатель совсем не помню — ящик стола, роюсь, сгребаю длинный кухонный нож, возвращаюсь.
Девчонка забилась в угол. Сжалась в комочек, сидит на полу. Смотрит на меня взглядом овцы на бойне. При виде кухонника ее глаза становятся по пять копеек. Чтобы не получить свежий труп с разрывом сердца улыбаюсь, как получается. Получается судя по реакции, не ахти, лицо до сих пор сводит от избытка адреналина…
Мысленно махнув рукой на самочувствие перепуганной пациентки, аккуратно разрезаю скотч. Сперва на ногах, потом дохожу до рук. Прижав палец к губам, чтобы не вздумала орать, медленно отлепляю толстую коричневую ленту. Мы не в боевике, где положено срывать одним движением, чтобы сразу крику было, как в рекламах про эпиляцию. Правильно — не спеша, по чуть-чуть. Липучка явно не канцелярская, такую обычно для промышленной упаковки применяют. К примеру, на аэродромных складах…
Девчонка, по-прежнему скорчившаяся, не отрываясь смотрит на меня. Взгляд при этом у нее какой-то странный. Не в глаза или сквозь меня, а почему-то на ту область, что аккурат ниже пупка. Блииин! До меня окончательно доходит, в каком я виде… Я же как лежал, в одних часах, так и ринулся в бой.
Сдавленно матерюсь и, покраснев чуть не до пяток, кидаюсь в комнату, где молниеносно, будто спичка уже начала догорать, сгребаю разбросанное шмотье.
Одевшись, возвращаюсь, по пути закрываю входную дверь. Отмечаю, что замок не выбит, значит открыли изнутри, добровольно. Мила стоит над умывальником, уставившись в зеркало чистит зубы. Почему зубы? Зачем зубы? Непонятно. Но чистит очень старательно, даже слишком. Как бы до десен не разодрала. Одета точь-в-точь как вчера: рваные джинсы, сиреневая футболка. Из-под сползшей футболки вылезает бретелька лифчика. И нафиг он ей? При ее комплекции — как рыбе зонтик.
— Ты этого, — киваю в сторону входной двери, — знаешь?
Девчонка мотает головой. Ручка щетки торчит изо рта уродским чупа-чупсом. Капельки пасты застывают на стекле белыми крошками.
— Понятно… — приваливаюсь к косяку, — А как он тогда сюда попал?
Мила вытаскивает щетку изо рта, споласкивает под струйкой из крана, со второй попытки ставит предмет личной гигиены в стаканчик у зеркала. Руки у нее ощутимо дрожат. Поворачивается ко мне. Уголок рта выпачкан пастой.
— Ну после того, как мы… как я… ну в общем, как ты заснул, я оделась и посуду мыть на кухню пошла. Позвонили в дверь. Спрашиваю «Кто?», говорят, что соседи снизу, что я их залила… Дверь открываю, а этот сразу меня в ванную поволок…
Машинально отмечаю «после того, как как мы», «оделась», и переход на «ты». А самое главное — «как ты заснул», а не, скажем, «пошел спать». Вот ведь попал ты, Виктор Сергеевич, обеими ногами в маргарин! Точнее как второй снаряд в одну и ту же воронку. Или как бледнолицый брат, два раза наступивший на те же грабли.
И это уже, друг мой Витя, не просто пипец, а пипец полный, окончательный и бесповоротный. Ведь если повторно привлекут за совращение, то даже учитывая местные, достаточно демократичные тарифы статей УК, откупиться от срока встанет в такую сумму, что таких халабуд как моя квартирка, нужно будет пару десятков продать…
Хотя до обвинения мне, судя по ситуации, как до Китая раком. В первую очередь потому, что его должны предъявить. Кроме Милы сделать это некому, а она вроде как не рвется звонить сто два и строчить на меня заяву. Ладно, мандражировать и грызть себя потом буду. В зале суда. Если он состоится. А сейчас самое время кой-чего уточнить. В рамках, так сказать, оперативного дознания.
— Веревка из твоего хозяйства? — спрашиваю, глядя на петлю, болтающуюся под потолком.
— Нет, — машет головой. — У нас на балконе для белья планки специальные. Папа сделал… — Губа у девчонки начинает дрожать.
Мля, мне вот для полного счастья только слез с истерикой не хватало!
— Скотч тоже не ваш?
— Может где и был, но я не видела никогда.
— Ясно… — протягиваю задумчиво. Внимательно смотрю на Милу. — Ты можешь сказать, что вся эта херь значит?
Девчонка пожимает плечами, хлопает непонимающе глазами.
— Ну я даже не знаю… Может, про папу узнали, хотели ограбить.
Трясу головой:
— Нихрена это, дорогая моя, не грабитель!
Блин, зря я ее своей дорогой назвал! Уши девчонки вспыхнули. Мда уж, факт совращения, хоть и по обоюдному, похоже, согласию, к ворожке не ходи, состоялся. Правда, нужно еще выяснить, кто кого совратил. Но это потом. Продолжаю.