Голиаф - Вестерфельд Скотт
ГЛАВА 5
К утру устройство было почти собрано. Немногие остающиеся части — ручки, рычаги приборной доски — были разложены по полу. Вяленое мясо из соображений пространства убрали в сторону, однако запах свежевыделанной кожи остался. Алек с Диланом, Бауэром и Хоффманом работали без сна, в отличие от мастера Клоппа, который большей частью тяжело дремал на стуле, просыпаясь, чтобы лишь выкрикнуть какое-нибудь указание или ругнуться в адрес того, кто построил эту машину. Изящные ее линии он считал чересчур вычурными, оскорблением и вызовом жестянщицким принципам. Бовриль сидел у него на плече, с озорной радостью вспоминая и усваивая новые немецкие ругательства. С той памятной ночи Османской революции Клопп ходил с палкой, а вставал с мучительной гримасой. Его боевой шагоход упал при штурме пушки Теслы, сбитый самим Восточным экспрессом. Хирург «Левиафана» доктор Баск сказал, что Клоппу вообще повезло сохранить двигательную способность.
Революция длилась одну лишь ночь, но цена за нее была заплачена немалая. Отец Лилит погиб вместе с тысячей борцов-революционеров и бессчетным количеством солдат султана. Целые кварталы древнего Стамбула лежали в руинах.
Впрочем, это не шло ни в какое сравнение с военными перипетиями Европы, особенно между соотечественниками Алека и русскими. В Галиции орда бойцовых медведей сошлась в жесткой битве с сотнями машин; вал звериной и человеческой плоти спекался с металлом, и в результате Австрия оказалась повержена. А ведь война, по убеждению Дилана, еще только начиналась.
Ньюкирк принес завтрак как раз тогда, когда в щелках грузовой двери забрезжило солнце.
— Это что еще за чертовщина? — полюбопытствовал он.
— Хороший вопрос, — сказал Алек, снимая с подноса кофейник. Налитую чашку он протянул Клоппу, переходя при этом на немецкий; — Есть какие-то соображения?
— Идея такая: эту штуку надо переносить. — Клопп палкой указал на длинные боковые ручки устройства. — Двое, видимо, носят, а третий управляется.
Алек кивнул. В ящиках оставались в основном запчасти и отдельные прилады; само устройство было не такое уж тяжелое.
— Ну а почему бы не установить ее на каком-нибудь транспортном средстве? — резонно спросил Хоффман. — Можно использовать силу мотора, да еще и избавить себя от возни с батареями.
— То есть она приспособлена для ухабистой равнинной местности, — подытожил Клопп.
— В Сибири ее пруд пруди, — вставил Дилан. После месяца, проведенного в Стамбуле среди жестянщиков, он мог уже на равных вступать фактически в любой их разговор. — Но Россия — страна дарвинистская, поэтому моторов у транспорта здесь нет.
— Получается, — Алек нахмурился, — машина жестянщиков разработана для применения дарвинистами, так, что ли?
— Вроде как индивидуальный заказ для того места, куда мы сейчас направляемся, — рассудил Клопп, аккуратно коснувшись трех стеклянных сфер на ее верхушке. — Эти вот должны реагировать на магнитные поля.
— Поля. — Кроха Бовриль всем своим видом изобразил простор.
Алек, не стирая с ногтей машинное масло, ухватил с подноса кусок бекона. После ночи работы есть хотелось неимоверно.
— И что из этого следует, мастер Клопп?
— Пока не знаю, юный господин. Может, какая-то навигационная машина.
— Для компаса что-то слишком уж большая, — усомнился Алек. — И признаться, слишком красивая для чего-то столь будничного. Большинство частей было здесь явно выточено ручным способом, как будто изобретатель не хотел осквернять штучность своего детища какими-то там поточными изделиями.
— Можно спросить, господин? — подал голос Бауэр.
Алек кивнул:
— Конечно, Ганс.
Бауэр повернулся к Дилану:
— Наверное, мы могли бы понять эту машину лучше, если б знали, почему царь попытался протащить ее мимо вас незамеченной.
— Доктор Барлоу считает, что царь об этой машине вообще не знает, — сказал на это Дилан. — Дело в том, что человек, к которому мы направляемся, имеет в некотором роде… репутацию. Иными словами, слегка подвинут. Один из тех, что могут подкупить русского чиновника или офицера, чтобы тот ему перекинул что-нибудь контрабандой, не подумав при этом о последствиях. По словам ученой леди, он никогда не вызывал у нее симпатии, а это лишь подтверждает, что он, как бы это… — Безуспешно поискав нужное слово, она перешла на английский: — Зловреда.
Алек доел свой бекон, оглядел разбросанные вокруг оставшиеся части и со вздохом сказал:
— Ну что, давайте уж поскорей закончим и посмотрим, что будет, когда мы ее запустим.
— Ты думаешь, эта мысль здравая? — Дилан чутко поглядел на батареи, которые Хоффман заряжал от проводки корабельных прожекторов. — В них уже такой заряд, что как бы не заискрили, а то и бабахнули.
Ведь над нами миллион кубов водорода.
Алек повернулся к Клоппу и по-немецки сказал:
— Дилан думает, что это небезопасно.
— Ерунда. — Клопп ткнул в корпус батареи палкой. — Это низкое напряжение, рассчитанное на долговременную работу.
— Может, это только снаружи, — пробурчал Дилан и, переходя на английский, сказал: — Мистер Ньюкирк, сходите-ка приведите доктора Барлоу.
Товарищ-мичман кивнул и довольно резво умчался, отдаляясь от хитромудрой жестянщицкой машинки с плохо скрытым облегчением.
В порядке ожидания Алек рукавом натирал каждую деталь на приборной доске. Приятно было чувствовать себя снова полезным, что-то собирать, хотя и неизвестно что.
Доктор Барлоу по прибытии прошлась вокруг машины, взыскательно изучая ее взглядом; то же самое делал и лори у нее на плече. Оба существа наперебой перебрасывались фразами — в частности, Бовриль щеголял усвоенными за ночь названиями деталей и иноязычной бранью.
— Ну что, все молодцы, — на безупречном немецком сказала доктор Барлоу. — Это, я так понимаю, какое-то магнитное устройство?
— Так точно, мадам, — учтиво кивнул Клопп, глядя на Дилана. — И я уверен, что оно не бабахнет.
— Хотелось бы надеяться. — Ученая леди отступила на шаг назад. — У нас не так много времени. С вашего позволения, Алек, давайте посмотрим, что она делает.
— С вашего позволения, — чуть ли не свысока повторил ее лори, вызвав у Бовриля приступ хихиканья.
Алек занес руку над рубильником и сделал глубокий вдох. А что, если Дилан прав? Ведь они понятия не имеют, что это за машина. Однако целая ночь ушла на сборку; не оставлять же ее здесь без толку. И он повернул рубильник…
Секунду-другую ничего не происходило, а затем три стеклянные сферы наверху машины ожили помаргивающим светом. На сквозняке грузового отсека чувствовалось исходящее от машины тепло, а в ушах образовывалось тихое гудение. Оба лори тут же взялись имитировать этот звук, затем к ним присоединился Тацца, и вот уже гудел весь отсек. В каждой из стеклянных сфер прорезалась дрожащая электрическая искра, постепенно удлиняясь до тонкой трепещущей жилки света, эдакие крохотные плененные молнии.
— Зрелище поистине интригующее, — произнесла доктор Барлоу.
— Это-то да, — согласился Дилан, — только что это все значит?
— Как биолог, с уверенностью могу сказать: понятия не имею. — Ученая леди сняла с плеча у Клоппа Бовриля. — А вот наш проницательный друг всю ночь слушал и наблюдал.
Она поместила его на пол. Бовриль немедленно вскарабкался на машину, обнюхал батареи, приборную доску и, наконец, все три сигнальные сферы. В движении он оживленно перекликался со своим сородичем; оба в один голос несли друг другу всякую околесицу из терминов и понятий.
Алек взирал с озадаченной растерянностью. Он всегда недоумевал, каким это образом доктор Барлоу собиралась использовать эти существа для удержания оттоманов от войны. Они, бесспорно, очаровашки, но едва ли такие, чтобы вся Османская империя из-за них склонилась к дарвинизму. Быть может, это была всего лишь уловка, повод для прилета «Левиафана» в Стамбул, а на самом же деле искони вынашивался план форсировать пролив, используя Бегемота. Или же в этих лори есть что-то, до поры скрытое от глаз?
