Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон Витальевич
— А смысл, Ерофей? — отрешённо глядя куда-то поверх наших голов, протянула Рогнеда Владимировна. — Это было и прошло. Моя дочь сидит передо мной, ничуть не пострадавшая, улыбающаяся и довольная. Значит, вы всё сделали правильно. В тех условиях и при имеющихся у вас возможностях. Так чего сейчас переживать? Вот когда она исчезла прямо из этого дома, тогда да… я рвала и метала. Готова была хоть к чёрту в пасть залезть. Каюсь, даже на его сиятельство в приступе гнева орала, как пожарная сирена, а уже этого вашего профессора и вовсе чуть по лабораторному залу не размазала в кровавый блин. Хорошо, Виталий Родионович удержал…
— Но ведь тогда я… — начал было говорить я, но Багалей-старшая прервала меня одним жестом.
— Не стоит брать на себя вину, которой нет и быть не может, молодой человек, — довольно резко отозвалась женщина. — Эту историю я знаю не хуже вас. Как и причины, сподвигшие заигравшегося волхва на похищение моей дочери. Переплутов последыш виновен, да. Вы — нет. К тому же, насколько мне известно, именно вы и наказали похитителей. Как прямых участников, так и самого волхва. И, поверьте, наказали достаточно, даже на взгляд матери похищенной. И тут я могу вас только поблагодарить, Ерофей. Слышите?
— Наказал? — Света перевела непонимающий взгляд с матери на меня и обратно. И Багалей-старшая неожиданно смутилась. Всерьёз, без игры. Замешкалась, но, всё же, бросив на меня виноватый взгляд, ответила дочери прямо и без экивоков.
— Твоих непосредственных похитителей Ерофей убил прямо там, у круга камней, где Остромиров хотел провести свой ритуал. Пулей в лоб отоварил, — твёрдо и чётко проговорила она. — А раненый им волхв впоследствии был приговорён государевым судом к смертной казни, проведение которой возложили на Яговичей. Так те и вовсе лишили его не только жизни и бессмертия, к которому он так стремился, но и самой возможности перерождения в теле разумного существа. Волхвы других школ, наблюдавшие за казнью, подтвердили это со стопроцентной гарантией. И уж в чём в чём, а в таких вещах их мнению можно доверять. Хотя, конечно, довольны таким поворотом они не были, но с государевой волей тягаться им не с руки. Вырежет же, и скажет, что не было никаких волхвов. Вообще. Никогда.
— Ера… — Света, кажется, даже не слышала пояснений матери. Она уставилась на меня совершенно нечитаемым взглядом, а уж что творилось у неё в душе! Я чуть мигрень не схлопотал, пытаясь разобраться в бушующих эмоциях своей девушки.
— Да? — не чувствуя ни грана уверенности, я вновь взглянул в глаза Светы. А та, поднявшись из-за стола, подошла ко мне вплотную, наклонилась и… положив ладони мне на щёки, впилась в губы долгим и страстным поцелуем. Оторваться друг от друга нас заставил только делано-возмущённый голос Рогнеды Владимировны, в эмофоне которой так и плескалась насмешка и… одобрение? Вопрос «в чей адрес?» можно не задавать. И так понимаю, что не в мой.
— Молодые люди, я вам не мешаю?
— Спасибо, милый, — прошептала Света, отодвинувшись, и, заалев, постаралась как можно быстрее вернуться на своё место за столом, по ходу дела чуть не своротив скатерть, а с ней и стоявшие на столешнице блюда. Кстати!
— Рогнеда Владимировна! Я же чуть не забыл! — хлопнув себя по лбу, воскликнул я, переключая на себя внимание хозяйки дома, сосредоточенно разглядывающей Свету, что никак не могла найти себе места под взглядом матери. — Светик, в коридоре лежит тючок с подарком, что мы подобрали для твоей мамы в остроге. Принесёшь?
— Ой! Ты взял его с собой⁈ Сейчас принесу, — Света подскочила со стула и моментально умчалась прочь.
Проводив взглядом спину дочери, скрывшейся за дверью столовой, Рогнеда глянула на меня и, усмехнувшись, демонстративно трижды хлопнула в ладоши.
— Молодец, зятёк, хорошо сработано, — протянула она. — И тёще угодил, и жену из-под удара убрал.
— Рановато вы, Рогнеда Владимировна, о зятьях-тёщах-жёнах заговорили, — откинувшись на спинку стула, отозвался я. — Мы со Светой этот вопрос ещё не обсуждали. И говорить на эту тему не торопимся.
— Что, повалял девку, да в кусты? — прищурившись, с ядовитыми нотками в голосе проговорила Багалей-старшая.
— Не передёргивайте, уважаемая, — ощерился я в ответ. — Как я отношусь к вашей дочери, вам известно лучше многих. Как она ко мне относится, можете расспросить у неё самой в моё отсутствие.
— Боишься узнать правду? — ухмыльнулась Рогнеда, продолжая разыгрывать стерву.
— Не хочу смущать её своим присутствием при таком откровенном разговоре, — мотнув головой, ответил я и, чуть помедлив, договорил, растянув губы в зубастой улыбке. — И вас, заодно…
— Наха-ал, — также неожиданно Багалей-старшая выключила режим злоехидной тёщи. А тут и Света вернулась со свёртком-ковриком на сервировочном столике.
— Вот! — развернув шёлковую «обёртку», украшенную искусным золотым и серебряным шитьём, девушка вытащила на всеобщее обозрение серебряную посуду и гордо продемонстрировала подарок матери. — Смотри, какая красота! Ручная работа, между прочим.
— Я бы удивилась, если бы это было фабричное изделие, — еле слышно пробурчала Рогнеда Владимировна, но, поймав мой взгляд, осеклась. — Извини, доча, я ещё не отошла от беседы с твоим же… молодым человеком.
— Вы что, уже поссориться успели⁈ — неподдельно изумилась Света, переводя взгляд со своей матери на меня и обратно.
— Нет, просто не сошлись в некоторых определениях, — отозвался я.
— Ма-ам?
— Нет, ну должна же я была объяснить твоему Ерофею, что тебя обижать нельзя! — вскинулась та в ответ. Да так естественно! Страшная женщина. Страшная…
— Да он бы… Ерофей, ну, скажи ты ей! — обернулась ко мне Света.
— Уже, — пожал я плечами в ответ. — Собственно, в определении того, что именно понимать под обидой, мы с уважаемой Рогнедой Владимировной и не сошлись во мнении.
— Вот вы… — кажется, моя девушка всерьёз расстроилась.
— Солнце, не вешай нос, — улыбнулся я, обнимая Свету за плечи. — Это же нормально. Твоя мама тебя любит и заботится о том, чтобы тебе было хорошо. Ничего удивительного, что она решила прояснить мои намерения, как человека, который провёл рядом с тобой больше месяца, практически неотлучно. Ну, чуть переборщила с давлением, бывает. Её можно понять! В конце концов, не каждый день её любимая дочка приводит домой молодого человека, которого, к тому же, целует у неё на глазах, словно заявляя свои права. Вот она и вспылила.
— А ты? — после небольшой паузы спросила Света.
— И я тебя люблю. Потому и воспринял давление уважаемой Рогнеды Владимировны, усомнившейся в моих намерениях, несколько более нервно, чем следовало. Но мы уже всё выяснили и никаких претензий или недопониманий между нами больше нет. Верно, Рогнеда Владимировна? — я повернулся к Багалей-старшей, и та под взглядом дочери тяжко вздохнула.
— Верно. Верно, — произнесла она. А когда Света со счастливым визгом бросилась матери на шею, одарила меня таким взглядом… Десять лет расстрела? Ха, да она все десять лет будет меня перочинным ножиком на кусочки кромсать. Но… хотя бы начнёт не сейчас.
— Ушлый подлец, — прочёл я по губам улыбающейся и обнимающей дочь Рогнеды… и развёл руками. Ну да, не всё же злоехидным фальстартующим тёщам на нервах несчастного Ерохи играть. Я не арфа и не рояль, могу и не сдержаться.
Из дома на Великой я вышел аж в первом часу ночи. Уж очень затянулся наш разговор с Рогнедой Владимировной. И лишь когда Света начала клевать носом, её мать опомнилась и, прекратив очередные расспросы о наших приключениях и быте прибийских словен-острожников, стала выпроваживать меня прочь из своего дома. Подруга было попыталась заикнуться о том, чтобы я остался у них, но Рогнеда наградила дочку таким взглядом, что та мгновенно стушевалась и больше эту тему не поднимала.
Я же, покинув дом Багалей, хотел было отправиться к себе на квартиру, но, подумав, вспомнил о каморке над лавкой, где мы со Светой провели совершенно замечательную ночь, и… решил вернуться именно туда. В конце концов, утром меня ждёт визит в лабораторию Граца, а все сувениры остались именно там. В том числе, кстати, и подарок для князя, который я сегодня попросту забыл ему отдать.
