Тайны старой аптеки (СИ) - Торин Владимир
— Хелен, не бойтесь, это Джеймс…
— Я не боюсь, Джеймс, — прозвучало откуда-то сверху, и Джеймс задрал голову.
От увиденного его пробрал холодный пот, сердце забилось в груди и горло мгновенно пересохло. Из него вырвался стон.
Под потолком в углу, где сходились две стены, сидело… существо мало чем напоминало ту бойкую, непоседливую женщину, которая чистила щеткой портреты, возилась с пневмоуборщиком и готовила суп. Почти вся ее фигура тонула в темноте, и все же Джеймс различил серое невероятно худое тело, впалый живот и торчащие ребра.
— Как славно, что ты заглянул ко мне, Джеймс. У меня редко бывают посетители…
Длинная, в два фута, шея изогнулась змеей, и к застывшему Джеймсу опустилась голова — поросшая спутанными черными волосами нечеловеческая голова с торчащим подбородком и натянутой на скулы сухой потрескавшейся кожей. В вытянутой от уха до уха, похожей на полумесяц, пасти проглядывали острые белые зубы, с которых стекала слюна — та самая светящаяся рубиновая слизь. Круглые глаза с вертикальными зрачками глядели на Джеймса. Носа не было — две черные продолговатые ноздри шумно смыкались и расширялись, принюхиваясь.
— Гротеск… — выдавил Джеймс. Констебль Тромпер был прав: такого он еще не видел. Даже в ночных кошмарах его фантазия ни разу в жизни не нарисовала ничего, что хоть как-то могло с таким сравниться.
— Ты так и не сделал того, о чем я просила, Джеймс, — сказала тварь. — Ты не позвал Терренса…
— Я позвал…
— Да, и где же он?
— В коридоре.
Гротеск качнул шеей и голова передвинулась вбок. Круглые глаза уставились на дверь.
— Что-то он не торопится спасти меня, — с легкой обидой произнесла тварь, а Джеймс мог смотреть лишь на ее зубы. — Как будто не хочет вызволить свою возлюбленную Хелен и убить этого злобного человека, который меня здесь держит. Или его там нет? Ты солгал мне, Джеймс? Ты еще тогда понял, что я ввела тебя в заблуждение? Ты рассказал обо всем Лемюэлю, и он предупредил тебя, что гротеск скажет все, что угодно, чтобы освободиться?
— Нет… я…
— Ты пришел, чтобы накормить меня, Джеймс?
Джеймс спрятал шприц за спину и покачал головой.
— Я слышу, как стучит твое сердце. Твое сладкое сердце… Ты боишься меня? Это ведь я, Хелен. Тебе не стоит меня бояться.
Джеймс уперся спиной в дверь.
— Уже уходишь? Но ты ведь только пришел. Погоди, я спущусь…
Голова отодвинулась, и тут Джеймс увидел, как зашевелилось то, что он поначалу принял за трубы.
Невероятно длинные руки, каждая с фонарный столб, оторвались от пола, в который до того упирались, и тварь начала спускаться — сползла, цепляясь когтями за обойную ткань.
Гротеск явил себя во всем своем отталкивающем уродстве. Он сидел на четвереньках, его колени торчали кверху, а локти ткнулись в стены, длинные пальцы заскребли пол. Выбравшись из-за кровати, тварь повернула голову к Джеймсу.
— Они меня мучают… истязают меня… А я ничего им не сделала. Я просто хочу есть. Ты знаешь, что я ем, Джеймс?
— Знаю, — пересохшими губами сказал Джеймс.
— Я так голодна… Лемюэль меня не кормит. Но он сжалился и прислал мне ужин. Твое сладкое сердце…
Джеймс нащупал дверную ручку, попытался повернуть ее, но гротеск не хотел отпускать свой ужин. Оторвав руки от пола, он схватил его. В плечи впились когти, разорвав и пальто, и рубашку.
Джеймс закричал. Он надеялся, что дверь откроется, в комнату вбежит Тромпер и спасет его, но этого не происходило.
Тварь потянула его к себе.
— Нет! Пусти меня!
Он дергался, пытался вырваться, но гротеск обладал невероятной силой. Затащив его под себя, тварь придвинула к нему голову. Пасть раскрылась невероятно широко, и верхняя часть головы гротеска будто откинулась на затылок, как крышка сундука. Из нее вылез длинный черный язык. На лицо Джеймса потекла слизь…
Горло будто сдавило, крик застрял в нем и вырвался хрипом. Пасть придвинулась еще ближе, обдав Джеймса гнилостной вонью, от которой начало резать глаза, и он сделал единственное, что мог, — вонзил шприц в шею твари, надавил на поршень.
Гротеск заревел и покачнулся. Пальцы, удерживавшие Джеймса, разжались, и он пополз по полу к двери, хватая руками выдранные волосы и пачкая их в слизи.
Тварь покачнулась и ударилась о шкаф. Дверца открылась. Голова дергалась на извивающейся шее. Руки подогнулись, и гротеск рухнул на пол, забил конечностями по сторонам.
Джеймс глядел на корчащегося монстра и молил про себя: «Ну давай же! Действуй! Действуй!»
Судороги вдруг прошли. Тварь застыла и прекратила скалить пасть, а затем… она шевельнула пальцами и уперла руки в пол, начала подниматься.
Джеймс затрясся от ужаса.
— Оно не сработало… не сработало…
Развернувшись, он схватился за дверную ручку, повернул ее и… дверь не открылась! Ее заперли!
— Тромпер! — крикнул он. — Откройте дверь! Лекарство не сработало! Выпустите меня!
Из-за двери раздалось:
— Прости… прости меня, пёсик…
— Что вы делаете?! Откройте! Она же убьет меня!
— Я не могу…
— Тромпер! Откройте проклятую дверь!
Ответом ему было молчание.
Джеймс обернулся. Тварь уже окончательно пришла в себя и поползла к нему — жуткое существо, залитое светом из окна, приближалось…
Он в бессильном отчаянии задергал ручку, ударил в дверь плечом.
— Тро-о-омпе-е-ер! Умоляю!
Гротеск раскрыл пасть, на пол закапала рубиновая слизь. Длинные руки потянулись к нему.
— Не трогай меня! Нет! Не-е-ет!
Когти были уже возле его лица. Джеймс зажмурился…
…Констебль Тромпер зажал лицо руками. Он не хотел смотреть на эту дверь, не хотел слышать кошмарные звуки, которые доносились из-за нее, но просто не мог взять и оглохнуть.
Он знал, что живет в этой комнате, своими глазами видел эту тварь, наблюдая за ней в бинокль. Она умела открывать окно, но сломать решетку было выше ее сил, и она высовывала свои уродливые руки, царапала стену аптеки, пыталась забраться в другие окна — это все, на что она была способна. Порой ей удавалось поймать птицу, и тогда она разрывала ее на куски, выгрызая птичье сердце. Но большую часть времени тварь проводила, скованная отчаянием, — в безумии выдирала себе волосы, которые тут же отрастали. Он прятался и следил — пытался увидеть в ней что-то человеческое, хотя бы намек на Хелен, но Хелен не было. Даже брату он не рассказывал, во что она превращается. Ее держали взаперти не просто так — страшно подумать, что произошло бы, если бы она вырвалась…
Крики несчастного пёсика стихли, раздался треск, а за ним последовали хлюпы и жуткое чавканье.
Оторвав руки от лица, констебль увидел, как из-под двери течет кровь, и его едва не стошнило.
— Вы сделали то, что должны были, мистер Тромпер, — прозвучало от лестницы, и он повернул голову. Там стояли Лемюэль Лемони и мадам Клопп.
— Я… я убил бедного парня…
Аптекарь и старуха подошли.
— Это не вы, Терренс, — сказала мадам Клопп. — Его убила Хелен.
— Но я… я…
— Другого выхода не было, мистер Тромпер, — сказал Лемюэль. — Он собирался выдать нашу тайну, он рассказал бы всем о ней. Если бы в городе узнали о гротеске, сюда пришли бы ваши коллеги и убили бы Хелен. Вы же не хотите этого?
— Нет.
— Вы сделали то, что должны были, — повторил Лемюэль. — Теперь, когда его не стало, наша тайна снова надежно скрыта.
— Но он… был… таким хорошим. Он ничего не знал…
Лемюэль покачал головой.
— Джеймс обманом сюда проник, мистер Тромпер. Его подослал господин Медоуз. Джеймс должен был вызнать мои тайны и рассказать все Медоузу. Как вы думаете, что бы сделал Толстяк, узнай он о Хелен? Он бы тут же доложил в Дом-с-синей-крышей.
— Но разве его не хватятся? Не станут искать?
— У него никого нет. Он — одинокий безнадега, его исчезновение заметят разве что в банке. Возможно, лишь у них появятся вопросы, куда делся их должник.
— Что я должен говорить, если меня спросят?
