Ключи и калитки (СИ) - Демченко Антон Витальевич
— Домой хочется, — будто прочитала мои мысли Света, тыкая извлечённым из ножен на перевязи неожиданно ставшим «столовым» ножиком в стоящее перед ней блюдо с нарезанной на толстые куски кровяной колбасой.
— Ты же понимаешь, что без приличного числа экспериментов с полученными от… неё знаниями мы рискуем улететь отсюда чёрт знает куда? — вздохнул я.
— Понимаю, — вздохнула подруга, и… хлопнула ладонью по столу. — Но это только значит, что мы должны начать эти самые эксперименты!
— Ты сначала попытайся осознать то, что она вложила нам в головы, — я хмыкнул. — Это ж не современные математические модели ментальных конструктов, которые можно активировать вообще без какого-либо понимания процессов! Здесь без точного понимания принципа производимых воздействий на одной силе не уедешь. В трубочку свернёт и в двухмерное пространство выплюнет… через неё же! Это я тебе говорю как человек, неплохо разбирающийся аж в трёх волхвовских школах.
— А в каких именно, кстати говоря? — заметив, что я начал нервничать, Света тут же постаралась переключить моё внимание на менее раздражающую тему. Спасибо ей, заботливой. Эх…
— Школы Перуна, Макоши и… Яги, — вздохнув, ответил я.
— Э-э… Той самой Яги? — удивилась Света и, поймав мой взгляд, уточнила: — Ну, той, которая «Костяная нога»?
— Полагаю, да, — пожал я плечами. — Или ты знаешь другую мифологизированную персону в славянских сказаниях, что носит то же имя и курирует ту же сферу деятельности?
— «Курирует»… «сфера деятельности»… — подруга покачала головой. — Мы говорим о легендарном существе, Ерофей, ничего?
— А что тут такого? — я отхлебнул из кружки квасу и, подцепив пальцами кусок кровянки, отправил её в рот. Прожевав аппетитный кусочек, проследил за тем, как дородная подавальщица выставляет на наш стол горшочек с супом-лапшой из каплуна, дождался, пока она скроется из виду, и уже тогда договорил: — Какой бы легендарной не была Яга, по заверениям волхвов она такой же реальный исторический персонаж, как и Перун с Макошью, хольмградские государи или тот же князь Старицкий, например.
— М-м, ладно. И какую же «сферу деятельности» «курировала» сия легендарная личность? — осведомилась Света, поняв, что говорить с придыханием о «мифических» персонажах я не собираюсь.
— Ту же, что теперь будем «курировать» мы с тобой, с лёгкой подачи Мораны… кстати, её обращение к нам тебя в религиозный экстаз не ввергло, верно? — я развёл руками, а лицо Светы вдруг застыло, словно восковая маска. — Светик… Света?.. Светлана!
— А? Да… я тут… да… — вздрогнув от моего окрика, подруга будто очнулась и, тряхнув головой, испытующе уставилась мне в глаза. — Ероша… ты хочешь сказать, что мы с тобой должны будем встать между тварным миром и миром потусторонним, как легендарная Баба Яга? Я правильно тебя поняла?
— По-моему, это было ясно из того массива информации, что вложила нам в головы Морана, нет? — отозвался я.
— Ключники… — простонала Света и неожиданно уткнулась лбом в сложенные на столе руки, из-за которых до меня донеслось глухое: — Мама меня убьёт!
Как говорила одна шустрая девочка, выросшая в не менее неугомонную девицу с мечом: «Интересненько».
* * *— Я прошу содействия, — стоящий у памятного камня человек приложил руку к его верхней части, и вершина камня вдруг запульсировала светом в такт прозвучавшему голосу.
— Ты обещал справиться сам, настаивал, что не нуждаешься в помощи, а теперь… просишь содействия, — ответ был сух и… неприятен. — Почему я должен менять свои распоряжения в угоду твоим метаниям?
— Я… был не прав. Не предусмотрел, — сглотнув вязкую и горькую слюну, отчего-то наполнившую его рот, с натугой произнёс стоящий у сияющего памятного камня мужчина.
— Не предусмотрел, — в интонациях его далёкого собеседника проскользнули нотки задумчивости. Холодной, не сулящей ничего доброго просителю. — Предусмотрительность, мой любезный друг, суть одна из добродетелей сильных мира сего. Ибо без неё они недолго будут сильными и немногим дольше пребудут в мире… сем. Рассказывай.
Последнее слово было произнесено так, что и полному дураку станет понятно: это не просьба старшего к младшему. Это приказ того, кто обладает достаточной силой, чтобы его распоряжения исполнялись быстро и чётко. И стоящий у памятного камня покорился. Правда, поначалу его рассказ был чересчур сумбурен, но после волны света, окатившей камень и его самого, речь рассказчика приобрела должную гладкость, а изложение стало чётким, последовательным и… прозрачно ясным.
— И теперь ты хочешь, чтобы мои люди воевали за твои подозрения и ничем не подкреплённые измышления, — после минуты тишины, последовавшей за окончанием рассказа, произнёс всё тот же голос. Мужчина у камня нервно облизал пересохшие губы.
— Они подкреплены рассказами очевидцев, — выдавил он.
— Сиволапым мужичьём, ты хотел сказать, — в голосе говорившего послышались нотки насмешки, но тут же пропали. — Ладно. Езжай в Подкаменск, там тебя встретят мои люди. Приказ об их подчинении тебе я вышлю сегодня же.
— Слушаюсь, — мужчина облегчённо выдохнул и, окинув взглядом погасший памятный камень, быстрым шагом покинул Медовый зал Усолья.
[1] Чумак — возчик, солеторговец. Чумацкие ватаги сотавляли целые караваны из гружённых солью телег запряжённых волами и вели их с мест добычи на торги в города, проделывая иной раз путь в тысячу и более километров.
Глава 9
А чего не бывает в дороге, тому найдется место на привале
Ройда не впервые путешествовал по трактам необъятной Словени, но впервые его занесло так далеко на восход. Не без причины, разумеется. Посланник Большого Медового Зала, вообще, был редким домоседом и с крайней неохотой покидал даже собственное подворье в стольной Тивери, не то, что сам стольный град всея Словени, но, получив очередной приказ начальства, высокопоставленный, хоть и неиспомещённый[1] по сию пору служитель Покона седлал своего Ветерка и мчался прочь от любимого дома. Служба…
Вот и ныне Круг Большого Медового Зала почуял миазмы тьмы, сгущающейся далеко в восточных пределах Словени и, недолго думая, отправил своего лучшего, хоть и не в меру ленивого розмысла на разведку. Малк, глава тиверского круга, как и не раз до того, предлагал Ройде взять в подмогу отряд воев Покона, но тот отказался. Ещё меньше, чем покидать свой дом, Ройда любил играть в командира, даже когда речь шла о командовании столь послушными и исполнительными воинами, как боевые характерники. Посланцу Большого Медового Зала куда сподручнее было действовать в одиночку, лишь при крайней необходимости прибегая к помощи местных властей, не смеющих противоречить воле государя и стольного круга хранителей Покона. Так было удобнее, проще… но не в этот раз.
Ночное сражение за Бием, развернувшееся перед Ройдой, стало первым звоночком. Бушующий над полем боя ураган тьмы вогнал весьма чувствительного к её эманациям характерника в натуральный ступор. Никогда ранее он не видел такого буйства сил, а уж пришествие одной из хранителей Покона и вовсе чуть не отправило Ройду в продолжительный обморок. Но характерник удержался на воле и силе духа. Не дал тьме затмить его взор, преодолел её давление и… понял, что зря отказался от щедрого предложения главы тиверского круга. Здесь в одиночку ему точно было не справиться.
Тем больше было удивление характерника, когда разгулявшаяся над холмами буря вдруг сошла на нет и… мир мгновенно успокоился, угомонился, словно и не рвали его только что в клочья проявления Тьмы и Света. Казалось бы, оно и к лучшему, вот только когда столичный посланец начал разбираться в происходящем, то едва не поседел, узнав подробности происшедших на Бие событий. Одно убийство острожного характерника осквернённым тьмою оружием чего стоило! И как ни хотелось бы сослаться в этом деле на происки всё тех же забийских самов, но рассказ полусотника Хляби и видоков из его острога недвусмысленно указывали на то, что истоки чёрной крамолы таятся в Подкаменске, а зачинщики сего непотребства обретаются в том городе, да в немалых чинах. На фоне таких новостей, мельтешение в остроге странной парочки из купцова сына и его невесты чуть не прошло мимо внимания характерника. Но всё же не прошло. Впрочем, и заняться подозрительными чужаками Ройде не удалось, были у него задачи поважнее. И первой из них стал обстоятельный доклад обо всём узнанном главе тиверского круга. Вот тогда-то и пришлось Ройде плюнуть на свои привычки-хотелки и, связавшись с начальством через памятный камень Усть-Бийского острога, виниться перед Малком в своей непредусмотрительности и просить о помощи людьми.
