Всемирная выставка в Петербурге (СИ) - Конфитюр Марципана
Глава 42, В которой Миша наблюдает нечто безумное, а читатель узнаёт, чем всё закончилось.
Миша заметил в толпе Варину спину ещё минут десять назад, но никак не мог к ней подобраться. Он преодолел половину пути до невесты, когда народ неожиданно загудел, что убили царя Михаила, и так заволновался, что Коржова отнесло людским потоком в другую сторону. В очередной раз узнав, что умер, он даже почти и не удивился: просто жалко было, что усилия насмарку. Слава Богу, из виду Варвары он сумел не потерять. Так что после того, как какие-то господа с ворот зачем-то объявили, что настоящий царевич был черноглазым и черноволосым, и движение в толпе прекратилось, Михаил смог продолжить свой путь. Ещё пару минут он старательно пробивался через толпу, но когда до невесты оставались буквально пара саженей, люди снова заорали, что убит какой-то царь. Коржов назвал бы это анекдотом, если бы собственными ушами не слышал грохота, который, очевидно, издала адская машина, кружившаяся в небе незадолго перед этим. Рабочая масса опять потащила его непонятно куда.
К счастью, и в этот раз Варю он из виду не потерял, и через пару минут после катастрофы всё-таки сумел пробиться к ней, стоящей за руку с другой фабричной девушкой.
– Варя!
– Миша?
– Наконец-то я нашёл тебя! Говорила, полдвенадцатого возле колеса, а сама...
– Возле какого ещё колеса? Ты о чём вообще?! Царя убило! Видел? На него упала адская машина!
– Видел, да... Что ж теперь будет-то?
– Бог его знает! Наверное, смута начнётся...
– Никакой смуты не будет, будет вечно и истинное царство рабочего государя Михаила Александровича! – Встряла Варина подруга. – Варька, это твой жених, что ли? Познакомь нас!
– Уж не знаю, жених или нет... – Варя закатила глаза. – Он так долго пропадал, что я уж думала...
– Да жених, жених, а как же! – Сказал Миша. – А что пропадал, так причина на это была.
Он задумался, стоит ли приняться рассказывать о своих злоключениях прямо сейчас или дождаться более удобного момента и более уединённой обстановки, но не успел ничего решить. Из толпы вдруг послышалось:
– Царь!
– Царь идёт!
– Царь наш батюшка!
– Всем расступиться!
Толпа в третий раз подхватила Коржова, на этот раз вместе с двумя спутницами, и оттащила в сторону. Там, где они только что стояли, мгновенно образовался пустой коридор, словно на самом деле народ ждал прохода какой-то особенной личности.
– Здравствуй, царь-батюшка!
– Дорогой ты наш, любимый, ненаглядный!
– Государь император явился!
– Родной наш!
– Законный!
– От бога!
Последние два слова выкрикнула Варина подруга. А Коржов к тому моменту уж глазам своим не верил: по людскому коридору в направлении от Павильона Нефти к воротам выставки шёл его добрый знакомый — грузин Иосиф. В руках над головой он держал крестик — тот самый крестик, который Коржов спрятал под бородой Менделеева, и о котором по пьяни сболтнул своим новым «друзьям» из Тифлиса.
– Здравствуйте, люди русские! Я вернулся! – Объявлял грузин с чудовищным акцентом.
Люди вдоль маршрута его следования плакали, крестились, снимали шапки и падали на колени. То же сделала и Варя, потянув с собою Мишу:
– Ну что ты стоишь-то, болван?! – Прошипела она уже словно жена, а не как невеста.
– Это Иосиф, он мой крест стащил, – сказал Миша.
– Какой ещё Осип?! Оглох ты, что ль?! Быстро вставай на колени! Ты разве не слышал, как нянька сказала, как выглядит царь Михаил?! Он точно подходит по то описание! Ну же!
– Этот точно настоящий! – Восхищённо подтвердила подруга Вари.
Миша не стал препираться и стал на колени.
К этому времени уже вся толпа вокруг них дружно скандировала слова приветствия новому государю.
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР МИХАИЛ ВТОРОЙ! – Объявили с ворот в мегафон. – ГОСУДАРЬ! Я ВСЕГДА БЫЛ ЗА ВАС! Я ВАС ЖДАЛ! ЭТО ОН, МИСС МОРРИСОН?
– О, ДА, – Раздался сверху женский голос.
Толпа завопила от счастья.
Иосиф добрался до лифта, ведущего наверх ворот, и вошёл в него.
В следующую секунду оттуда же сбросили какого-то связанного человека. Он летел, громко ругаясь, но, как только шмякнулся о землю, сразу стих.
Впрочем, всем было уже не до него.
Эпилог. Тридцать лет спустя.
– Слава Богу, всё! — сказала Таня. — Ну, умаялась! И как вы только, Варвара Петровна, выдерживаете этакий невозможный режим? Шутка ли: одиннадцать часов без перерыва!
— Я привычная, – ответила Коржова. – Знаешь, раньше тринадцать работали! И потом, видишь ли, по-настоящему-то у нас режим восьмичасовой. Три часа последних не считаются. Мы на них добровольно остались, чтоб план перевыполнить! Вот закончим пятилетку в четыре года, тогда и расслабиться можно будет!
Эту мысль Варвара Петровна Коржова взяла не из головы, а из разговора со своей давней подругой Евдокией Дмитриевной, заведующей по идеологической работе на заводе радиодеталей, где трудились они все втроём, включая Таню. Кстати, с Таней предстояло породниться: она вскоре собралась выйти замуж за среднего сына Коржовой, Ивана. Старший сын уже женился. Младший служил в императорской армии и недавно получил медаль за подавление очередного восстания в Польше.
В свои пятьдесят Варвара Петровна была ещё очень даже ничего — бодрая и активная. Может, это был самообман, но ей казалось, что издали её вполне можно принять за молодую девушку. Даже с будущей невесткой одевались они почти одинаково: ситцевые платья ниже колен, кожанки почти идентичного фасона, чулки, чёрно-белые туфли. Правда, с поседевшей косой Варвара Петровна никак не хотела расстаться, и продолжала, как в молодости, укладывать её венцом при помощи шпилек на голове. А вот Таня носила короткую стрижку и кокетливый берет, надетый набок. Ну на то она и молодая... Зато у Варвары Петровны был жизненный опыт, и она никогда не упускала случая немного попоучать будущую невестку: рассказать, как строго вели себя девушки в прежнее время, как старательно трудились и как именно с их помощью взошёл на трон Божьей милостью Император Михаил Второй по прозвищу Стальной, благополучно пекущийся об отчизне уже как четвёртое десятилетие...
Кстати, что касается царя и всего такого. И Варвара Петровна, и Таня очень любили вникать в государственные дела. Ни одна радиопередача о заседании Государственного совета или назначении министров вместо старых, оказавшихся предателями, мимо их внимания не проходила. Поэтому, когда работницы обнаружили неподалёку от станции метро, куда они вместе держали путь, стенд со свежим номером «Известий», не смогли не задержаться у него.
В целом новости были хорошие. Иностранные министры Бриан и Келлог подписали между собой договор об отказе от войн как средства решения противоречий: это означало, что страшная бойня начала XX века не повторится. Из Тамбовской губернии сообщалось о рекордном урожае в этом году: после того, как русские крестьяне добровольно вернулись к помещикам, подарив им свои жалкие клочки земли и скот, а те взамен на обещание хорошо трудиться изволили закупить новообретённым крепостным современные трактора, аграрный вопрос сам собою забылся, а жизнь на селе потекла как по маслу. В Москве в соборе Василия Блаженного временно выставлялись привезённые из Киева святые мощи равноапостольного князя Владимира Красно Солнышко. К ним стояла очередь до самого Александровского сада.
Главная же новость была грустной. В столице прошли похороны Николая Львовича Перовского — старейшего и заслуженнейшего из царских сановников, а также Государевого тестя. Многие годы он возглавлял Министерство Порядка и Правды, доблестно выводя на чистую воду кружковцев, троцкистов, вредителей, формалистов и прочих космополитов. С фотографии в газете смотрели грустные лица царствующей четы — Михаила Александровича и Зинаиды Николаевны, снятых репортёром на панихиде. Их настроение невольно передалось и Варваре.
