Машина лорда Келвина - Блэйлок Джеймс

Хозяйка, которая смахивала пыль с мебели пучком длинных перьев, при виде меня удивленно округлила глаза, решив, видно, что я что-то забыл. Я ответил улыбкой и, чувствуя себя полным дураком, робко поинтересовался, не вручит ли она мне какую-нибудь квитанцию или расписку, будто простой регистрации в гостевой книге мне недостаточно. Она нахмурилась и сказала, что наверняка сумеет что-нибудь придумать, хотя… «Это было бы замечательно, — ответил я, — видите ли, я задумал сделать жене приятный сюрприз. Скажем, я мог бы вложить в конверт что-то вроде открытки и подать ей на подносе с завтраком…» От этих слов хозяйка гостиницы просияла, поскольку ей очень нравятся такие проявления заботы со стороны мужчин, и она будет счастлива познакомиться с юной леди. Я же, выкроив минутку в беседе, повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на своего слона, и, разумеется, не обнаружил на столе ничего его напоминающего.

Вы наверняка хотите знать, почему я не спросил хозяйку напрямик о даме с великовозрастным сыном, который таскает с собой игрушечного слона с огромными ушами. Отыщется сотня способов уточнить подробности, не теряя дружеского расположения собеседника! Но нет, я этого не сделал. И чувствовал себя идиотом, который вернулся с порога и насочинял всякую чепуху о конвертах на подносе, поскольку ему примерещилась какая-то там игрушка. К этому моменту я почти убедил себя в том, что все дело в моем воспаленном воображении и в прихотливых тенях, которые отбрасывали на стол пальмовые листья… Стоило ли принимать фантазию всерьез? Надо полагать, капитан затонувшего судна с тем же недоверием вглядывался в кривые строчки, неведомо откуда возникшие в его судовом журнале.

«Тебе просто показалось, приятель», — сказал я себе и, продолжив свой путь к пристани, столкнулся нос к носу со стариком Парсонсом, ученым секретарем Королевской Академии наук. Тот вышагивал мне навстречу в облачении заправского рыбака — шерстяная кофта и сапоги, в руках бамбуковая удочка и сачок, — всем своим видом показывая, что, хотя ему и не довелось добыть хотя бы малька, он экипирован как надо, и это дает ему право, так сказать, «шествовать горделивой поступью».

Я был удивлен нашей встрече; Парсонс же, завидев меня, помрачнел. Полагаю, он немедля сделал вывод, что раз я здесь, то и Сент-Ив где-то неподалеку, а посему тайны Академии в опасности. Старик, по сути дела, был прав; и его собственное пребывание здесь, едва ли случайное, тоже говорило о многом. Любой сыщик-любитель немедленно обратил бы внимание на Парсонса из-за его наряда, поскольку излишняя маскировка всегда выдает имитатора с головой. Никаких сомнений: академик явно что-то замышляет.

— Вы-то что здесь делаете? — воскликнул Парсонс.

Я скроил кривую улыбку:

— Приехал отдохнуть. А вы на рыбалку собрались?

Думается, ему, с учетом его экипировки, следовало бы выругаться в ответ. Но, вероятно, удочка мешала Парсонсу грубить знакомым.

— Веду разведку недр, — поправил меня академик и выставил вперед удилище. — Это алхимическая лоза, такими прежде пользовались для отыскания рыб с золотыми монетами в чреве.

Мне захотелось блеснуть ответным остроумием, но к Парсонсу внезапно подскочил джентльмен с пышными бакенбардами и энергично затряс ему руку.

— Мои соболезнования, старина. Ужасная потеря. Но он прожил такую долгую жизнь. И весьма благополучную… Вероятно, очень устал. Рад, что ты смог вырваться на похороны.

Парсонс ухватил незнакомца под локоть и быстро отвел в сторону — подальше от меня и прежде, чем тот успел вымолвить еще хоть одно слово. Но я услышал достаточно, не так ли? По всему выходило, что тот самый заинтересовавший нас Пайпер отдал Богу душу, а Парсонс приехал проводить в могилу бренные останки.

Я столько всего успел узнать и увидеть, а утро еще и не собиралось заканчиваться, к тому же до возвращения Сент-Ива и Хасбро в «Корону и яблоко» оставалось еще полчаса. И, что важно, мне удалось ощутить себя настоящим сыщиком, хотя я и не мог сказать точно, что именно расследую и каких успехов добился, не считая, конечно, соображения о Парсонсе и Пайпере. Решив, что этого явно недостаточно, я направился на другой конец городка, чтобы заглянуть в ледник.

Это оказался покосившийся деревянный барак, торчавший посреди заросшего бурьяном пустыря недалеко от берега. Я без стука вошел в боковую дверь. Внутри царил холод, — что, в общем-то, не удивительно, — в компрессорных установках свистел пар, а в воздухе висел запах нашатыря и мокрой соломы. Отыскать бравого капитана оказалось не трудно: он сам возник передо мною, едва я оказался внутри, — высокий, коренастый. Судя по всему, Боукер был здесь один. Говорил он, растягивая гласные, словно жевательную резинку. Не буду и пытаться передать нашу беседу дословно, поскольку не силен в передаче акцентов; скажу лишь, что свою речь он обильно сдабривал просторечьями вроде «занюханный», «тута», «от дохлого осла уши», «вот-те раз» и прочими в том же роде. В разговоре он вольно перескакивал с одного предмета на другой, щедро рассыпая веселые присловья, характерные для фермеров Дикого Запада; в общем, ничуть не походил на моряка и, тем более, на капитана. Я-то предполагал услышать соленые словечки из морского жаргона и отметил про себя, что обманулся в своих ожиданиях.

Вначале я пожал ему руку и представился:

— Эбнер Бенбоу. — Придумывая наскоро имя, я едва не ляпнул «адмирал Бенбоу», но, по счастью, вовремя спохватился. — Приторговываю льдом в Харрогейте. Меня там нарекли «ледышка Бенбоу», ну и пусть их! «Мерзляком» не зовут, и то ладно. — Отвесив легкий поклон, я подумал, что это уже явный перегиб. Капитану, впрочем, и моя манера знакомства, и прозвище пришлись по вкусу, и он признался, что у него тоже имеется кличка.

— Я Боб, — хмыкнул он. — Деревенщина Боб Боукер. Хотя зови, как в голову взбредет, только не забывай позвать к обеду.

С этими словами капитан дружелюбно хлопнул меня по спине широченной ладонью с такой силой, что я едва не прошиб стену, а сам затрясся от смеха — аж побагровел; вероятно, ему казалось, что он выдал сногсшибательную шутку собственного сочинения и теперь с явным удовольствием прислушивался к тому, как она прозвучала. Я тоже засмеялся, причем очень сердечно, и стал так энергично утирать глаза, что на них выступили слезы.

— Да ты янки! — вскричал я, переведя дух. Разумный ход: так я намекнул, что не имею понятия, кто он и откуда, несмотря на всю шумиху в газетах.

— Самый настоящий, из Вайоминга. Там родился, там и вырос. Потом бороздил моря, а сюда вот прибился пару лет назад: хотел посмотреть, как обстоят дела на другом конце мира. Я страсть какой любопытный, с роду был такой. Дома гонял паромы из Фриско в Сарслито, жил один, как перст. И решил, что тута уж наверняка будет веселее.

Я немедленно заподозрил, — хотя, может, и не вполне справедливо, — что за бегством капитана Боукера из Америки кроется нечто большее, чем он намерен открыть. Возможно, преступное прошлое. Но продолжал кивать так, будто и впрямь принимал его россказни за чистую монету.

— И долго здесь обретаешься? — небрежно спросил я.

Боукер приподнял бровь.

— Говорю же: два года.

— Я имею в виду, в хранилище?

— А-а, — снова расслабился он. — Не, только вселился. Появись ты позавчера, тута бы меня не нашел. Старикан, что заведовал этим хозяйством, приказал долго жить. Рухнул как подкошенный на том самом месте, где ты стоишь. А спустя час я уж тут как тут — шасть в дверь, и шляпа в руках. Механик я, кое-что кумекаю по части машин, да и прожил всю жизнь у моря, так что не впервой. Ну и взяли меня на его место. А тебе какой интерес?

— Никакого. Ровным счетом никакого, — повторил я, жалея, что вопрос застал меня врасплох. Не стоило показывать свою нервозность. И я выпалил первое, что пришло в голову, идиотскую фразу: — Как подкошенный, значит?

Это выражение сразу меня задело: оно как бы намекало, что старик, возможно, умер не своей смертью. В общем, вы и сами видите, в каком я пребывал смятении. Все шло не так гладко, как мне того хотелось: я умудрился вызвать у Боукера подозрения, хотя просто пытался поддержать беседу, не более. «Очередной безумец на мою голову», — помнится, решил я. И то верно, пожелаешь такому доброго утра, встретив на улице, а он вытаращит глаза и поинтересуется, что ты хотел этим сказать.