Серый Дол - Николай Покуш
Мысли Ханриса прервал скрип открывшейся двери. На крыльцо вышла его супруга - Вѐсна. То была женщина, каких не встретишь в Селении. Яркая представительница своего народа - волхарин, жителей севера. Высокая, пышногрудая, с округлым лицом, усыпанным веснушками, и золотой косой, спускающейся до самого пояса, облачённая в сарафан, расшитый красным узором, Весна была воплощением той северной, дикой красоты, которой Ханрис был сражён с первого же взгляда. Селенианские женщины, от купеческих да крестьянских дочерей, до принцесс и военачальниц - а он встречал на своём веку и такую, - казались ему слишком кроткими, замкнутыми в своём понятии красоты и женского места в обществе. Но волхарины народ совсем иных взглядов. И даже не смотря на то, что они, вот уже почти сто лет живут единым княжеством, а флот их может, пожалуй, потягаться с хантийским, их нравы и обычаи, и даже само их отношение к социальному устройству общества, далеки от селенианских, за что в кланах их считают дикарями. Но Ханрис бы назвал этот народ не дикарским, а свободолюбивым, относящимся к миру и друг другу с уважением, о котором забыли погрязшие в аристократических дрязгах своего, якобы высококультурного общества, кланы селениан. И эта свобода, духа и тела, мысли и страсти, пылала в зелёных, подобно чащобе лесной, глазах Весны, как в первый день их знакомства, когда Ханрис только получил от герцога земли в этих краях, так и сегодня утром. Она не гасла ни на миг, и глядя в них, Ханрис точно знал, что эту женщину нельзя сломить насилием, нельзя купить за земли и титул, нельзя завоевать огнём и мечом. Если она с ним, то только по любви. И для Ханриса сей факт был предметом личной гордости, почище тех наград и званий, которые он заслужил воюя за своего герцога.
- Я собрала тебе еды в дорогу, - сказала Весна, кладя на крыльцо походную сумку мужа. - И листья для отвара. Не забывай про них.
Упоминания о терпком травяном отваре, вызвали у Ханриса неприятную тяжесть в груди, напоминая о той боли, которую тот должен заглушать.
Взглянув на мужа, Весна нахмурила брови:
- Ты с вечера глаз не сомкнул?
- Не спалось, - кивнул Ханрис. - Вот как выслежу зверюгу, после и высплюсь.
- Ты сидишь тут с середины ночи, и куришь?
Ханрис лишь пожал плечами, понимая к чему Весна ведёт.
- Помнишь, что тебе сказала баба Дарина, на счёт этой чертовой трубки?
Конечно, Ханрис помнил всё, что сказала ему слепая на один глаз, высохшая до состояния живого трупа, баба Дарина.
«Век твой отмерен, молодец» - прозвучал в голове Ханриса её скрипучий голос, а в нос словно ударил дурманящий запах трав в доме волхаринской ведуньи. - «Чёрный ком гнили внутри тебя сидит. Он будет расти, питаясь твоим духом и телом, покуда не сожрёт тебя всего. В конце, станешь слаб ты, как младенец новорожденный».
То, с каким холодным равнодушием говорила эти слова Дарина ему в лицо, лишая всяческой надежды, как и сомнений в том что старуха врёт, ужаснуло Ханриса, пусть прежде не боялся он ни зверя ни человека, ни одного врага на войне, а эту старую ведунью испугался до мурашек.
А Дарина продолжала:
«Прискверная же тебя ждёт кончина, солдатик. Отвары мои боль заглушат, но участь твою не изменят. Мёртв ты уже, хоть и ходишь и дышишь».
«Сколько мне осталось?» - спросил тогда Ханрис пересохшими губами, стараясь скрыть дрожь в собственном голосе.
«Кому ж это ведомо?» - отмахнулась старуха. - «Будешь мои указания слушать, может ещё пару зим перезимуешь».
С тех пор одна зима уже прошла, а он пока ещё был жив, может быть волею судьбы, а может и благодаря следованию указаниям бабы Дарины. Таковых было много, и среди них отказ от трубки, после долгого курения которой у Ханриса часто начинались приступы кашля, рвущего грудь, не дающего вздохнуть, наполняющего рот солёной кровью. И все же он переодически обращался к трубке, особенно в такие моменты как сейчас, когда требовалось над чем-то поразмышлять.
- Помню, - ответил Ханрис, взглянув на супругу снизу вверх и виновато улыбнувшись. - Но ты знаешь, как тяжело мне избавиться от старых солдатских привычек. Да и берусь я теперь за неё редко. Только когда... - он умолк, понимая, что никакие его оправдания Весну не трогают и, вздохнув, покорно передал ей трубку. - Ты права, на сегодня мне хватит.
- Рада, что мы пришли к согласию, - улыбнулась Весна, забирая из рук мужа агрегат, который с радостью разломала бы на части, но вместо этого, лишь вытрясла тлеющий в нем табак за крыльцо. Позже она вычистит эту трубку и вернёт на место, в сундук мужа, из уважения к нему и его прошлому. То было ещё одной частью их совместной жизни, которую Ханрис безмерно ценил - взаимное уважение.
Не зная чем теперь
