Царь нигилистов 4 (СИ) - Волховский Олег
Иван Семенович встал за хирургическим столом и взял больного за запястье.
А Саша продолжил свой список:
Обычная одежда;Голые руки;Кожаный фартук.
Пирогов кивнул Андрееву из Сашиной лаборатории, и тот не то что пошел, а просто побежал к знаменитому хирургу, на ходу снимая мундир выпускника медико-хирургической Академии.
Николай Иванович улыбнулся. Андреев засучил рукава.
Пирогов указал ему взглядом на место у больного в головах, подошел к кафедре и объявил:
— Дамы и господа, у нас сегодня ампутация голени, пораженной туберкулезной костоедой.
Переместился к столу, взял с табуретки маленькую губку, накапал на неё некоего вещества из пузырька и поднес на некотором расстоянии к лицу больного.
Больной побледнел, дыхание стало едва заметным, так что грудь почти не поднималась под простыней, зато послышались хрипы.
Пирогов свернул из платка воронку, положил в неё губку и передал Андрееву, а тот поместил её вертикально у рта больного.
Николай Иванович кивнул.
Откинул простыню с ног больного.
Щеглов поднял глаза и посмотрел обеспокоенно. Бакунина насторожилась.
— Продолжаем, — сказал Пирогов.
Взял нож с подноса на табуретке. Узкий и большой, так что язык не поворачивался назвать его «скальпелем».
Сделал надрез. Кровь брызнула и растеклась пятном по простыне.
Бросил нож на тот же поднос.
Взял пилу, довольно тонкую, с черной рукояткой и винтом. Для регулировки длины что ли?
Послышался скрип и скрежет отпиливаемой кости. И Саше вспомнился музей пыток в городе Каркассоне. Отпиленная конечность гулко упала в ящик с опилками под столом.
Вся операция заняла меньше пяти минут.
Пирогов взял иглу с нитью и зашил рану. А потом зубами откусил нить.
Андреев убрал воронку.
А Саша продолжил свой список:
Дезинфекция кожи перед надрезом;Один поднос для чистых и использованных инструментов;Нить.
— Вы в порядке, Ваше Высочество? — поинтересовалась Бакунина.
— Вполне, — сказал Саша.
— Очень бледны, — заметила она.
— Не потому, почему вы подумали, — возразил Саша.
Больной так и не проснулся. Зато был бледен Щеглов.
— Николай Иванович, пульс почти не ощущается, — тихо сказал он.
* * *Любезные мои, бесценные читатели!
С шестой главы начинается платная часть.
Если вы не в России, пишите мне в личку. Я вам дам болгарские или армянские реквизиты, после оплаты вышлю промокод, и вы получите доступ по промокоду.
Если вы ждете проду «Царя», ее все нет, и вы не являетесь упёртым антилибералом, вам также может понравиться другой мой роман «Список обреченных», который из киберпанка стремительно превращается в альтернативную историю: https://author.today/reader/111262
Если вдруг «Список» вы тоже уже прочитали, еще можно вот сюда заглянуть: https://bookriver.ru/author/oleg-volkhovskii
Ваш преданный автор,
Олег Волховский.
Глава 6
Пирогов взглянул на Андреева и коротко приказал:
— Воду!
Молодой врач взял кувшин, наклонил над больным, и поток воды обрушился ему на лоб.
Пирогов убрал верхнюю часть простыни, расстегнул рубаху на груди прооперированного и начал непрямой массаж сердца. А Щеглов смочил тряпицу явно не хлороформом и поднес к носу больного.
И Саша написал:
РубашкаЭлектричество.
Наконец больной сделал вдох, застонал и открыл глаза.
А Николай Иванович заулыбался.
Саша вздохнул с облегчением и откинулся на спинку скамьи.
Перевел взгляд на Гогеля.
Старый генерал был бледнее неокровавленной части простыни, но держался.
Все разом заговорили, в аудитории поднялся гвалт, и Саша не остался в стороне.
— Екатерина Михайловна, а знаменитый теоретик русского анархизма не ваш родственник? — спросил он у сестры милосердия.
— Нет, — ответила Бакунина, — я не понимаю, о ком вы.
— О Михаиле Бакунине, — объяснил Саша.
— Так звали моего отца, но он был сенатором и губернатором Петербурга, и точно не имел отношения к анархизму, — заметила Екатерина Михайловна. — И так зовут моего двоюродного брата… Вы имеете в виду идеи Прудона?
— Возможно. Они с вашим кузеном единомышленники?
Медсестра перешла на шепот:
— Они были довольно близко знакомы, когда Миша жил в Париже.
— И Михаил… как его по батюшке?
— Александрович.
— Никогда не писал ничего политического?
— Было несколько статей, — призналась Бакунина. — Сначала о немецкой философии в «Отечественных записках», потом в Праге о всеславянской федерации.
— Вот в панславизм не верю, — сказал Саша. — Славянские народы разные, друг друга бы не сожрали. Европу легче объединить, чем славян.
— Об этом он тоже писал, — прошептала Екатерина Михайловна. — О будущей федерации европейских республик.
— Вот это да! — восхитился Саша. — Ваш кузен — пророк. Он ошибся только в одном: в Евросоюз войдут несколько конституционных монархий.
— Это из ваших снов? — очень тихо спросила Бакунина.
— Да.
— Миша ещё писал, что каждый гражданин всеславянской федерации будет иметь право на участок земли.
— Хорошая идея, — сказал Саша. — Только участки будут либо маленькими, либо далеко от столиц.
— Кузен связывал это с революцией…
— Вот без этого ужаса вполне возможно обойтись, в России полно никому не нужных земель, например, на Дальнем Востоке. А где сейчас Михаил Александрович?
Избранную публику в лице Пирогова, Саши с Гогелем, медицинских генералов, Бакуниной и Андреева пригласили в ординаторскую.
И разговор продолжился по дороге.
— В Сибири, — ответила Екатерина Михайловна, — на вечном поселении.
— Ага! — отреагировал Саша. — А что он натворил?
— Он участвовал в нескольких революциях в Европе: во Франции, в Праге, в Дрездене.
— А мы-то тут причем? — удивился Саша.
— Австрийцы приговорили его к смертной казни, — объяснила Бакунина, — а потом выдали России.
— Все равно не понимаю, — сказал Саша, — это, как если бы турки выдали Байрона Британскому правительству, и королевский суд Лондона осудил его за участие в Греческом восстании и сослал на вечное поселение в Австралию.
— Мишу не сразу сослали, — заметила Бакунина, — Первые три года он провел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, а потом четыре — в Шлиссельбургской тюрьме. Только два года назад государь, ваш отец, помиловал его и перевел на поселение.
— Что без суда? Или Россия подчиняется австрийским законам?
— Суд был, Ваше Высочество, — сказала Екатерина Михайловна, — ещё четверть века назад. Покойный государь Николай Павлович приказал Мише вернуться из-за границы, а кузен отказался. Правительствующий Сенат приговорил его к лишению всех прав состояния и каторжным работам, если вернется в Россию. А всё его имущество было конфисковано в казну.
— Ах, да! Мы же не имеем право свободно выезжать за границу и возвращаться. Какая мерзость! Богатой и свободной стране никого не надо возвращать насильно. Устанем отбиваться от иммигрантов!
— Я читала, — тихо сказала Бакунина.
— Что?
— Вашу конституцию. Теперь я верю, что её написали вы.
— Обалдеть! — поразился Саша. — Сколько же уже экземпляров?
— Не знаю, ходит по рукам. В списках.
— Есть сомнения в авторстве?
— Вы посмотрите на себя в зеркало.
Саша усмехнулся.
— Оно мне ещё льстит.
— Кузен очень болен… — проговорила Екатерина Михайловна.
— Это совершенно неважно, — сказал Саша. — Левый анархизм никогда не был мне близок, но у вашего брата есть блестящие мысли. Конечно, попрошу. Ничего не могу обещать, но попробую. Тем более что вины я за ним не вижу вообще никакой, по крайней мере, судя по тому, что вы мне рассказали.
