Питер Уоттс - Бетагемот
Кларк не опускала своего пистолета, хотя толку от него было немного.
— Три убиты, две ранены. Остальные отступили.
Лабин качнулся влево, вправо...
— Неправильно. Они должны нападать.
— Не любят выстрелов. Ты сам сказал, они умные.
— Боевые псы, слишком умные для атаки, — покачал головой Лабин. — Нет, что-то тут не так.
— Может, они просто удерживают нас на месте? — с надеждой предположила Кларк. — Может...
Что-то тихо зазвенело в черепе — не столько слышалось, сколько ощущалось, как легкий надоедливый зуд.
— Ага, — тихо сказал Лабин, — это больше похоже на правду.
Перемена была трудноуловимой и фундаментальной. Ни датчик движения, ни распознаватель образов ее не засек бы. Но Кларк все поняла сразу, тем первобытным чутьем, которое передалось еще от предков человека. За все эти миллионы лет подсознание ничего не забыло. Твари, окружившие их со всех сторон, вдруг слились в единое безжалостное существо с множеством тел и одной целью. Лени увидела, как тварь ринулась на нее и вспомнила, кто она такая, кем была всегда.
Жертвой.
— Вспышка! — рявкнул Лабин.
Она едва успела зажмуриться. Четыре хлопка подряд —и созвездие тускло-красных солнц разгорелось у нее под веками.
— Пошла!
Она всмотрелась. Единый организм распался. Со всех сторон метались одиночные хищники, ослепшие и растерянные. «Ненадолго ослепшие, — напомнила она себе, — и временно растерявшиеся».
На действие остались секунды, и тратить их даром было глупо. Лени пошла в атаку.
Она начала стрелять в трех метрах от ближайшего зверя, выпустила пять зарядов, дважды попала в бок. Пес щелкнул зубами и упал. Еще двое столкнулись друг с другом буквально на расстоянии вытянутой руки — каждому по дротику, и Лени закружилась, высматривая новую цель. Откуда-то сбоку вылетело облако огненных игл. Кларк, не обращая внимания, продолжала стрелять. Мимо мелькнуло нечто темное, тяжелое, истекавшее огнем. Она ловко попала ему в бок и вдруг снова преобразилась — адреналиновый сигнал «беги или дерись» выжег скулящее бессилие, разгорелся кровожадной яростью. Она выстрелила в ляжку, в мощную, вздымающуюся грудную клетку, черную и гладкую как гидрокостюм. В чудовищную, беззвучно рычащую морду и тут поняла, что та смотрит назад.
Незнакомая и невиданная часть сознания Лени вела подсчет: «Семь — больше ты пристрелить не успеешь, потом они бросятся и...»
Она побежала. Лабин тоже бежал, бедный слепой Лабин, Лабин — живой танк. Он снова переключился на «площадник» и выжигал огненную дорогу на двенадцать часов. Он мчался по подъездной дорожке...
«Я ему сказала препятствий нет о боже как он рассвирепеет если споткнется о решетку...»
...словно зрячий. Собаки мотали головами ему вслед и разворачивались в намерении взять реванш.
Они нагоняли и Кларк. Лапы барабанили за спиной, как дождь по полотняной крыше.
Она снова выскочила на асфальт, отставая от Лабина на несколько метров. Крикнула: «Семь часов!» и упала ничком.
Огненный шквал прошел в сантиметрах над головой. Гравий и шершавый асфальт ободрали ладони, ссадили предплечья сквозь слой брезента и кополимера. Шерсть и мясо вспыхнули у самого лица, обдав жаром.
Она перекатилась на спину.
— Три часа! Вспышка уже не действует!
Лабин обернулся и залил врага огнем. Еще три собаки надвигались с одиннадцати — все еще лежа на спине, Кларк завела за голову руки с пистолетом и сняла их с трех метров.
— Вспышка! — снова крикнул Кен.
Кларк перекатилась и скорчилась, закрывая глаза. Еще три хлопка, три оранжевых восхода под веками. И на этом фоне яркая картинка: когда Лабин крикнул, все псы, съежившись, отвернули головы...
«Умные, умные собачки, — истерически захихикала у нее в голове маленькая девочка. — Слышат „Вспышка", вспоминают, что было в прошлый раз, и закрывают глазки...»
Она подняла веки, заранее ужасаясь тому, что увидит. Трюк дважды не сработал. Лабин отчаянно переключал режимы стрельбы, когда черная скалящаяся немезида метнулась к его горлу. В ее глазах не было звезд. Кен выпалил — вслепую и точно в цель: кровь и осколки костей вылетели из черепа твари, но тело продолжало полет — сто килограммов неудержимой инерции ударили его в грудь. Лабин упал бумажной куколкой, цепляясь за мертвого врага, словно мог одолеть массу-время-ускорение одной кровожадной решимостью.
Не смог, конечно. Ничего он не одолел. Убил одну и скрылся под дюжиной других.
Кларк вдруг рванулась вперед, стреляя, стреляя, стреляя. Был визг — но не с той стороны, куда она стреляла. Что-то горячее и твердое врезалось в нее сбоку; что- то холодное и очень твердое ударило со спины. Чудовище ухмыльнулось ей открытой слюнявой пастью. Его передние лапы пригвоздили ее к земле, как бетонные сваи. Из пасти несло мясом и бензином.
Она вспомнила слова Кена: «Ты легко пройдешь, сильно подозреваю, что они настроены на меня». Надо было спросить, что он имел в виду, пока еще было у кого. А теперь поздно.
«Они меня оставили на десерт, — рассеянно подумала она, — на десерт».
Где-то рядом хрустнули кости.
«Господи, Кен, на что ты рассчитывал?»
Тяжесть исчезла с груди. Со всех сторон слышалось дыхание монстров.
«Думал, в аду есть надежда? Ты был слеп, а я... я все равно что слепа. Ты искал смерти, Кен? Или вообразил себя неуязвимым? Это я, пожалуй, могла бы понять. Я и себя когда-то такой считала».
Странное дело. Никто не рвал ей глотку.
«Интересно, что их сдерживает?» — подумала она.
И открыла глаза. Здание УЛН поднималось в небо, словно она смотрела из могилы на огромное надгробие.
Лени села — в круге диаметром метра четыре, очерченном черными телами. Собаки, пыхтя, следили за ней, смирно сидя на задних лапах.
Кларк кое-как поднялась на ноги. В голове гудело воспоминание о назойливом неслышном тиканье, только что воспринятом внутренним ухом. Оно было при первой атаке чудовищ и сейчас появилось. Ультразвук.
«Хеклер и Кох» валялся под ногами. Кларк нагнулась за ним. Тени со всех сторон напряглись, предостерегающе клацнули зубами, но не помешали.
Разбитый «Сикорский-Белл» остался в пятидесяти метрах левее: толстая грудь и узкое брюшко расходились от сочленения под острым углом. В стене кабины зияла рваная обугленная дыра, словно изнутри вырвался раскаленный добела паразит. Кларк на шатких ногах шагнула к вертолету.
Собаки ощетинились и не сдвинулись с места.
Она остановилась. Повернулась лицом к черной башне. Стая расступилась.
Они двигались вместе с ней, пропуская и тут же смыкая ряды позади. Через несколько шагов пузырь дарованного Кларк пространства слился с другим, образовав продолговатую вакуоль длиной около десяти метров.
Перед ней в луже крови и кишок лежали грудой две туши. Из-под ближайшей торчала неподвижная нога. Что-то еще — темное, скользкое, со странными округлыми выступами — дергалось под окровавленным собачьим боком, похожее на уродливо раздутого паразита, вылезшего из потрохов хозяина и слабо пульсирующего рядом.
Оно сжалось. Картинка щелкнула, превратившись в окровавленный кулак, вцепившийся в мерзкую свалявшуюся шерсть.
- Кен!
Она нагнулась, коснулась кровавой руки. Та отдернулась, как ужаленная, скрылась под трупом, оставив после себя смутное ощущение какого-то уродства. Груда падали слабо шевельнулась.
Лабин не порвал двух зверей на куски, а просто пробил в них смертельные дыры. Выпотрошили их позже, когда орда демонов рвала павших товарищей, деловито и беспощадно преследуя жертву.
Кен соорудил из трупов укрытие.
— Это я. — Лени ухватилась за шерсть и потянула. Скользкий от крови мех выскальзывал из пальцев. С третьей попытки центр тяжести резко сместился, и туша огромным поленом скатилась с Лабина.
Тот сослепу выстрелил. Смертоносная шрапнель разлетелась по небу. Кларк упала наземь, крикнула: «Это я, идиот!» и с ужасом уставилась на охранников, ожидая новой атаки. Но стая только дрогнула и по-прежнему безмолвно отступила на несколько шагов.
— К... Кларк?
Он вовсе не походил на человека. Каждый квадратный сантиметр тела блестел от черной слизи. Пистолет в его руке дрожал.
— Это я, — повторила она. Знать бы, сколько здесь его крови. — Ты?..
— Собаки? — Он часто, нервно дышал сквозь стиснутые зубы, как испуганный мальчишка.
Она осмотрела конвой — ей ответили взглядами.
— Они отступили. Кто-то их отозвал.
Рука престала дрожать, дыхание выровнялось. Кен натягивал на себя самообладание, одной силой воли перезагружая себя.
— Я же говорил, — закашлялся он.
— Ты?..
— Функционирую. — Он медленно встал, полдюжины раз скривившись и поморщившись. — Кое-как.
Правое бедро у него было порвано, щека рассечена от подбородка до линии волос. Рана пересекала разбитую правую глазницу.
