Анастасия Баталова - Исполнитель желаний (СИ)

Острый запах давно немытого тела распространялся от старика по всему салону.

Пассажиры автобуса порой посматривали на Билла: кто — удивлённо, а кто и с тенью осуждения.

«Интересно, — думал он, демонстративно глядя в окно, — что они все так лупятся, это оттого, что я пьяный, или потому, что я сюда сел? Я ведь ничего не нарушил… Имею право. Этот бездомный такой же человек, как и остальные!»

Свернув на Улицу Банков, автобус и проплыл сквозь известную на весь Город цифровую лазерную рекламу — цветные отблески пробежались по стеклам.

«Каждую минуту мы делаем кого-нибудь счастливым! Большой Империалистический Банк» — гласила крупная объемная надпись, которая в прямом смысле висела в воздухе над проезжей частью. Над надписью, эффектно сверкая, вращалась огромная трёхмерная монета.

Билл выдохнул в рукав, опасаясь обдать кого-нибудь густым духом спиртного. Ткань его безупречного пиджака соприкасалась с грубой лоснящейся от грязи джинсовой курткой сидящего рядом нищего старика.

«Чистоплюи. Лицемеры… Жалкие трусы, утешающие себя самообманом… Не вы ли по воскресеньям на благотворительных акциях в парках и дворцах культуры жертвуете деньги на благоустройство приютов для бездомных, говорите на микрофон о любви к ближним, о человечности, о всеобщем братстве? Оказывается, всем этим вы лишь время от времени подкармливаете свою жалкую буржуазную совесть — мы молодцы, мы пожертвовали, поставим галочку — а на деле вам даже сесть рядом со своими «братьями» противно…»

Билл нетрезвым презрительным взглядом пробежался по лицам благополучных и деловитых пассажиров автобуса. В эту секунду все они его раздражали. Каждого из них он готов был взять за грудки, с отвращением встряхнуть, глядя в глаза припомнить несчастному все его грехи, большие и маленькие, и наконец наставить заблудшего на путь истинный красивым ударом в челюсть…

«Я совсем пьяный…» — подумал Билл грустно.

Внезапно между затянутыми в цветастые сарафаны телами двух тучных дам, держащихся за поручни и ошеломляющих окружающих видом своих дряблых подмышек, мелькнули пронзительно знакомые пальчики, те самые, с обгрызенными ногтями и облезлым ярко-красным лаком. Они отрывали кому-то билет.

Надо же как не повезло! В кои-то веки сел в автобус, и тут — на тебе! В сознании Билла всплыла в этот момент мысль, вычитанная давным-давно в одной из эзотерических книг на ярмарке: судьба человека — отражение его совести. Ну как тут не согласиться… И тогда Билл, сознавая, что совершает, скорее всего, самый худой поступок во всей своей жизни, вынул из кармана пиджака крупную банкноту и, сунув её под нос своему вонючему соседу, шепнул ему быстро:

— Мне нужна твоя шляпа, друг. Немедленно. Я покупаю её.

Старик встрепенулся, заросшие седыми бровями словно густым лесом глазки забегали туда- сюда, от банкноты до Билла и обратно, потом всё-таки остановились на банкноте… Старик какое-то время смотрел на неё, оставаясь неподвижным, потом вдруг весь просиял и торопливо стащил с себя столь дорого оцененный головной убор.

Автобус остановился. Билл кое-как нацепил на себя панаму, она была совсем старая, вне всякого сомнения найденная на свалке; между полями и тульей в одном месте зияла прореха, от панамы воняло стариком, но Биллу сейчас до этого не было никакого дела… Он пониже опустил поля на лицо, и юрко выскочил из автобуса.

Небо пухло весь день, но дождь собрался только к вечеру. И хлынул. Словно из лопнувшего пакета. Это было совсем скверно. Билл шёл и мок. На нём был дорогущий «депутатский» пиджак и вонючая шляпа из мусорного бака. С её полей капала вода. Билл был пьян и печален… Вся боль и неустроенность человечества подкралась в этот миг к нему и застыла у него за спиной, словно гигантская цунами, готовая обрушиться на берег.

Билл сел на поребрик и закурил.

Вдруг он услышал в кармане сигнал принятого сообщения. Он достал наладонник, даже не пытаясь прятать его от дождя. Несколько капель упало на глянцевую чёрную поверхность. Билл погладил экран пальцами. Он загорелся, и перед Биллом распласталось длинное деловое сообщение. От лейтенанта Лунь. От Кирочки… Билл встряхнул головой так, словно это могло помочь ему хотя бы немного протрезветь. Строчки стояли перед глазами нечитаемым штрих-кодом. И он, даже не пытаясь их разобрать, ответил:

л. Крайст: Я пьян, Кира… После.

л. Лунь: Что-нибудь случилось?

л. Крайст: Нет. Ничего не случилось. Просто у одной моей знакомой… муж…Он не может ни в магазин сходить, ни мусор вынести, ни на работу устроиться, нервный он, спину у него ломит, а детей у них трое… Ничего не случилось. Ровным счетом ничего. Просто в автобусе я встретил девушку, которую влюбил в себя, а потом смылся, потому что должен был смыться. Я купил у какого-то бродяги шляпу, которую он, бьюсь об заклад, нашел на помойке, и надел, чтобы она меня не узнала. Ничего не случилось. Просто я трус, на голове у меня вонючая шляпа и идёт дождь. Совершенно ничего не случилось. Жизнь.

Билл торопился, набирая сообщение, путал буквы в словах; встроенный редактор кое-как исправлял опечатки, иногда меняя сами слова… Биллу было недосуг перепроверять набранное. Отправил как получилось…

л. Лунь: О, Господи! Я сейчас приеду за тобой, Крайст. И это меня не затруднит, не бойся. Делать всё равно мне сейчас нечего. Где ты находишься?

л. Крайст: Не стоит, наверное… Я так сейчас выгляжу, что тебе лучше этого не видеть. Ты потеряешь уважение ко мне, и будешь потешаться надо мной всю оставшуюся жизнь… Хотя, ладно… Я в Центре, неподалёку от Улицы Банков. Поделом мне. Если ты и будешь теперь потешаться надо мной, то это совершенно заслуженно, сколько я сам над тобой потешался!

л. Лунь. Я обещаю не потешаться.

На какое-то время экран погас, но потом загорелся снова:

л. Лунь: Уже еду.

7

— Садись скорее, ты промок до нитки. Тебе просто необходима сейчас горячая ванна. — Кирочка распахнула перед Биллом дверцу автомобиля. Он выглядел смешно и жалко. С его серебристо-серого делового костюма ручьями стекала вода. Некоторое время он нерешительно топтался на тротуаре.

— Я тебе весь салон намочу, Кира.

— И что теперь? Садись. Ты же простудишься…

— А как же шляпа? — почему-то спросил Билл.

— Да выбрось ты её! Ну… Или оставь на память о сегодняшнем дне…

- Даже не знаю, что лучше.

- Потом решишь. Садись.

Кирочка привезла Билла домой и наполнила для него ванну.

— Залезай, — провозгласила она повелительно.

Он начал сбрасывать с себя промокшую одежду. Пиджак, рубашку, злополучную панаму — дождь сделал её похожей на огромный ядовитый гриб: отсырев, она сделалась тяжелой и рыхлой.

— Я пойду приготовлю чай… — сказала Кирочка, затворяя за собой дверь. Билл остался один на один с горячей водой под пышным колпаком пены. Скинув на коврик всё оставшееся, он с удовольствием растянулся в ванне. Кирочка подошла снаружи к двери. Сначала она стояла молча — это немного смутило Билла — а потом вдруг сказала ему через дверь:

— Я чайник поставила… Можно кое-что тебе рассказать, Крайст?.. — вопрос был явно риторическим. Не дожидаясь ответа, она продолжила. — Моя подруга Нетта, сейчас мне что-то так отчётливо припомнилась эта история, в первый раз напилась в шестнадцать лет. Знаешь, что она тогда сделала? Она пришла ко мне домой поздно вечером, шёл дождь, так же как сейчас, лило словно из ведра, и она стояла у меня под дверью — я точно помню, вот как ты сегодня стоял возле машины — мокрая и смешная. Она принесла мне маленькую — меньше ладони — подушечку в форме сердца. Нетта сшила её сама из старого вельвета, вышила бисером на ней слово ''любовь'' и отделала её мехом… Мне до сих пор хочется плакать, когда я смотрю на эту подушечку. Она тогда заплетающимся языком что-то мне ещё говорила. Она, наверное, любила меня — ведь любила же, Крайст? — хотя мне и казалось, что вся дружба наша одни сплошные страдания, и ей нет до меня никакого дела, и я просто выгодна ей, да и только… Она обычно вела себя очень прохладно… Но мне всё-таки кажется, что она любила меня, в глубине души, глубоко-глубоко, и невероятно сильно любила, просто выразилось это вот так внезапно и странно…

— К чему ты это? — спросил Билл.

— Не знаю… Просто захотелось поделиться, — донеслось из-за двери, — ещё мы с ней однажды купили на рынке невкусное печенье — то есть мы, конечно, думали, что оно вкусное, это потом выяснилось, что не очень — и нас почему-то так развеселило вдруг, что печенье невкусное, и название его развеселило, дурацкое какое-то ''гуга'', нас всё вокруг веселило в тот день… И мы швыряли печенье в окно троллейбуса. И смеялись… Мы были очень счастливы в тот день, мне до сих пор кажется, что я никогда не была счастливее…

Билл провел по всклокоченным волосам и лицу мокрыми горячими ладонями. За дверью ванной послышались шаги. Кирочка ушла и вернулась.