Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова
– Куда угодно.
– И там жить будет лучше, чем здесь?
– Там вы будете полноправным гражданином. Понимаете, что это означает, или нужно объяснить подробнее?
– Я буду… Вроде тех, что живут в Лимбо?
– Вроде тех, кто живет на склонах Сьерра-Винго.
Жаль, что я сидел сбоку: наверное, в этот момент глаза девчонки, и так не особо узкие, расширились раза в три.
– Вроде… вас?
– Да.
Она вытянулась струной, а потом оплыла. Сползла по сиденью совсем низко, выставив острые коленки на уровень собственной головы.
– Это… это…
– Вы не верите? Понимаю. Можно навести справки, если потребуется. Да, шанс успеха операции – минимальный, но он есть. И кому-то везет, на самом деле.
– Но почему?
– Что именно?
– Почему я?
– Считайте это лотереей. Розыгрышем ярмарочных призов. Вы ведь бываете на ярмарках?
– На каждой.
– И выигрывали что-нибудь хоть раз?
Лил кивнула.
– Вот видите! А для этого приза победителей выбираю я.
– И больше никого не было?
– Были. До вас. И будут после вас. Я не могу помочь всем и сразу, сеньорита. Но я всегда делаю то, что в моих силах.
Ну прямо предвыборная речь! Защита, опора, благороднейший и честнейший человек с королевскими дарами. С виду. А по сути? Странная и опасная затея, заканчивающаяся неизвестно чем.
Впрочем, вполне даже известно. Сам видел. Сам выкапывал.
– Я…
– У вас будет время подумать. Но обещайте, что не потратите его попусту.
Он протянул Лил конверт. Та осторожно взяла подарок, заглянула внутрь и растерянно спросила:
– А это что ещё?
– Телефон. По которому я буду ждать от вас один-единственный звонок. С сообщением, что все хорошо. Или просто несколько слов о вашей новой жизни. Где бы вы ни находились, вы дозвонитесь. И я сразу же отвечу.
Интересно, у Аны Веласко был при себе такой аппарат? В отстойнике ничего не нашлось, конечно же. Но это лишний повод думать, что женщина утопла не по своей воле.
– Завтра вечером, до полуночи вас будет ждать судно в рыбном порту. На двадцать третьем причале. Если вы решите принять мой подарок, уже будущей ночью начнете другую жизнь. Если нет… Значит, таков ваш выбор. И на всякий случай поясню: при пустой пассажирской каюте банковская карточка будет аннулирована.
А вот это сказано, пожалуй, исключительно в мой адрес. Чтобы не вздумал стукнуть подружку по затылку и продать её «сокровища» на черном рынке.
– Не смею больше задерживать вас, сеньорита.
Слушал Петер весь разговор или среагировал на вызов, дверца распахнулась ни раньше, ни позже официального прощания. С улицы внутрь ворвался воздух, пыльный и аппетитный. В смысле, пропитанный съедобными ароматами. В промзоне так пахнуть не может, стало быть…
Вот так-так! Знакомая улочка. Квартал до дома, не больше. Значит, все это время машина двигалась, а я и не заметил. Отвык. Напрочь. А ведь раньше с завязанными глазами, на спор с Хэнком мог рассказать весь маршрут, до дюйма. М-да.
Девчонка пошатнулась, когда коснулась ногами земли, и повисла на моем локте. Лимузин тихо прошуршал мимо нас и растворился в темноте. Натурально пропал из вида: светопоглощающая окраска кузова идеально отработала потраченные на деньги.
– Я возьму это.
Мелочь, способная изменить жизнь. Хотя, какая уж мелочь? Подобная операция, при условии, что её возможность все-таки правда, а не придумки сенатора, вряд ли проводится в рядовой клинике. И курс инъекций стоит недешево: в ведомости на оплату прислуги эта строка шла отдельно. Красным цветом и внушительными суммами.
– Эй, отдай! Моё! Мне подарили!
Прыгала она высоко. Но все равно не достала.
– Отдай!
– Собираешься завтра отправиться в порт?
– Может и собираюсь!
– Одна?
– Если понадобится, и без провожатых справлюсь!
Прошла минута, не меньше, прежде чем Лил поняла, о чем именно я спросил. Правда, осознание не сильно изменило поведение: девчонка насупилась, а не опомнилась.
– Там будет место только для одного человека.
– И что? Завидно?
Ещё бы. Киплю, прямо-таки. Давлюсь жадной слюной. Тьфу.
– Отдай, а не то…
– Пойдешь к сенатору жаловаться?
– И пойду!
Кстати, она сможет. Добраться, куда задумала.
– А если я скажу, что это опасно? Поверишь?
– Тебе? Ну уж нет. Вижу же, как глаза горят! Уже в мыслях морем дышишь, да?
Приторным ароматом отстойников, скорее. Конечно, морской воздух туда тоже долетает, время от времени, но сладкие флюиды гниения висят облаком поплотнее, чем те, наверху, над головами.
– Я не люблю море.
– А тебе его любить и не надо! Переплыть, и все.
Уже пробовал. Переплывал. Ничего приятного в путешествии не нашел. Условия, правда, были спартанские, даже не эконом-класс.
– Отдай, кому говорят!
– Может, чуточку задумаешься? Вот на секунду хотя бы попробуй представить… Дорогой подарок. Дороже не бывает. И полная секретность, такая, что сам сенатор не будет знать, что и как дальше. Представила? А рассказывает он все при мне. При постороннем человеке, который в его «лотерею» никогда и ничего не выиграет. Какой вывод можно сделать?
– Ты умный, ты и делай.
О, теперь набычилась. И примеривается к новому прыжку.
– Он ведь не уточнял, кто должен занять каюту на том судне. Зато предупредил, что карточкой тут воспользоваться не удастся. И продать на сторону не получится.
– Да кто ж свою жизнь продаст? Столько денег во всем мире не сыщешь!
– Сенатор не просто так позволил мне слушать ваш разговор.
– Да иначе я бы в машину к нему не села, вот и все! Ему пришлось.
Сеньору Линкольну-то? Пойти на поводу у обстоятельств? Ага, как же. Он прекрасно знал, что произойдет после беседы. Предполагал с точностью до девяноста процентов. Размахивал выигрышным билетом перед лицом нищего. Дразнил голодную собаку куском мяса.
– Скажи, много твоих знакомых упустили бы шанс, который представился тебе?
– И я не упущу!
Наклон корпуса, шаг в сторону, и девчонка снова промахивается.
– Хорошо. А что бы ты сделала, уехав? Сенатор не обещал райские кущи, только подспорье на первое время. Пошла бы учиться? Начала бы работать?
– Ну а чего ещё?
– И кто мешает тебе все то же самое делать здесь? Конечно, приятнее слоняться по улицам и строить из себя колдунью. Пока не надоело. А потом?
– Замуж выйду. Детей нарожаю.
– А многому ты сможешь их научить? Что сможешь рассказать? Духи это хорошо. Занимательно. По первому разу даже интересно. Но у них свой мир, а у людей свой. И в этом мире…
Я не сразу понял, что она плачет. Наверное потому, что все происходило беззвучно. Струйки текли по щекам, каплями падая в дорожную пыль, и только тогда можно было их заметить. По отсветам фонаря в соленой
