Филип Дик - Глаз Сивиллы (сборник)
Макуэйн слышал слова, но те ничего не значили. Как там сказала Райбис? Подержанная сентиментальность, фуфло. Он включил Вивальди — концерт для фагота. У Вивальди только один такой концерт, подумал он. Компьютер справился бы лучше. И с большим разнообразием.
— Вы настроились на волну Фокс, — проговорила Линда Фокс, и на экране возникло диковатое лицо в свете звезд. — И когда эта волна ударит вас, то ударит всерьез!
В минутном припадке ярости Макуэйн стер четыре часа ее записей — аудио и видео. И сразу пожалел об этом. Он сделал на один из спутников-ретрансляторов запрос на дубликаты и получил ответ, что их дозакажут.
Той же ночью, когда он крепко спал, зазвонил телефон. Макуэйн не стал отвечать — пусть себе надрывается; через десять минут звонок повторился и опять был оставлен без внимания.
На третий раз он взял трубку и произнес «алло».
— Привет, — сказала Райбис.
— Что такое?
— Я выздоровела.
— У вас ремиссия?
— Нет, я выздоровела. Со мной только что связалась медслужба; их компьютер обработал все мои данные, анализы и так далее — бляшек ни следа. Только, конечно, центрального зрения в этом глазу уже не будет. Но в остальном все хорошо. — Она помолчала. — Как вы там? Вы так давно не давали о себе знать — целую вечность. Я все гадала, что там с вами.
Он сказал:
— Я в норме.
— Надо это отметить.
— Да.
— Я приготовлю нам обед, как в тот раз. Не тянет на мексиканскую кухню? У меня получаются очень вкусные тако; в морозилке должен быть фарш, если еще не стух. Вот разморожу его и посмотрим. Лучше мне прийти к вам, или вы…
— Давайте поговорим завтра.
— Простите, что разбудила вас, но я только-только закончила разговор с медслужбой. — Она ненадолго притихла, затем добавила: — Вы мой единственный друг.
А потом, невиданное дело, заплакала.
— Ничего, — сказал Макуэйн. — Теперь вы здоровы.
— В какой же заднице я была, — выговорила она сквозь рыдания. — Сейчас я повешу трубку и перезвоню вам завтра. Вы правы; самой в это не верится, но я выкарабкалась.
— Все благодаря вашему мужеству.
— Все благодаря вам. Без вас я сдалась бы. Я скрывала от вас, но… в общем, я отложила столько снотворного, что могла бы покончить с собой, и…
— Я позвоню вам завтра, — перебил Макуэйн, — обговорим нашу встречу.
Он повесил трубку и снова улегся.
Ему думалось: когда Иов лишился крова и детей, Терпенье его муки утешало. Когда ж невзгоды били бури злей, Надежда его сердце сберегала. Как выразилась бы Фокс.
Подержанная сентиментальность, подумал он. Я был с ней в трудную минуту, а она отплатила мне, подняв на смех то, что я ценил выше всего. Но она жива, осознал вдруг Макуэйн; она и вправду выкарабкалась. Это как пытаться убить крысу. Можно умертвить ее на полдюжины ладов, а она все равно выживет. За такое не судят.
Он подумал: так вот как зовется то, чем мы занимаемся в этой звездной системе, на этих замерзших планетах, в этих крошечных куполах. Райбис Ромми уяснила правила игры, сыграла по ним и победила. К черту Линду Фокс. А потом он подумал: но и все, что я люблю, — тоже к черту.
Справедливый обмен, подумал он: человеческая жизнь торжествует, синтетический образ повержен. Закон вселенной.
Дрожа, он натянул одеяло повыше и попытался заснуть.
Доставщик продовольствия явился еще до прихода Райбис, разбудив Макуэйна; он привез полный паек.
— А воздух с теплом вы все-таки прокачали незаконно, — заметил гость, стянув шлем.
— Я всего лишь пользуюсь техникой, — отозвался Макуэйн. — Сам ничего не собираю.
— Да ладно, не буду я вас сдавать. Кофе есть?
Они уселись друг напротив друга, потягивая эрзац-кофе.
— Я только что был у этой девушки, Ромми, — сказал доставщик. — Она утверждает, что выздоровела.
— Да, она звонила мне поздно ночью, — подтвердил Макуэйн.
— Говорит, это ваша заслуга.
Макуэйн промолчал.
— Вы спасли человеческую жизнь.
— Угу, — кивнул Макуэйн.
— Что с вами?
— Просто устал.
— Наверное, вам нелегко пришлось. Господи, ну там и бардак. Не поможете ей с уборкой? Надо хотя бы выбросить мусор и провести стерилизацию; весь купол кишит заразой. У нее забился утилизатор, шкафы и полки залило жидкими отходами, а там ведь хранятся продукты. Первый раз с таким сталкиваюсь. Конечно, она сильно ослабела…
Макуэйн прервал его:
— Я займусь этим.
Доставщик смущенно проговорил:
— Ну, главное, что лечение оказалось успешным. Знаете, а ведь она сама себе делала уколы.
— Знаю, — сказал Макуэйн. — Видел.
Много раз, добавил он про себя.
— И у нее опять растут волосы. Ох, ну и страшна же она без парика. Правда ведь?
Макуэйн встал из-за стола.
— Пора передавать погодную сводку. Простите, не могу больше разговаривать.
Ближе к обеду в шлюзе его купола возникла Райбис Ромми, нагруженная кастрюлями, тарелками и тщательно упакованными свертками. Когда он открыл ей, девушка молча прошла в кухонный сектор и сбросила всю кучу разом; два свертка соскользнули на пол, и ей пришлось за ними нагибаться.
Сняв шлем, она сказала:
— Рада снова вас видеть.
— Взаимно.
— Тако готовятся примерно час. Потерпите?
— Конечно.
— Я вот тут думала… — начала Райбис, разогревая масло на сковородке. — Нам надо съездить на отдых. У вас еще остался отпуск? Мне должны две недели, но из-за болезни все осложнилось. В смысле, я энную часть истратила на больничный. Боже, они отстригали мне полдня в месяц — лишь за то, что я не могла работать с передатчиком. Представляете?!
— Приятно вас видеть окрепшей.
— Я в порядке, — отозвалась девушка. — Черт, фарш забыла. Дрянь!
И она уставилась на Макуэйна.
— Схожу к вам, принесу, — сказал он в конце концов.
Она присела.
— Он даже не разморожен. Забыла начисто. Только сейчас дошло. Хотела утром его вытащить из морозилки, но мне надо было закончить несколько писем… Можно сейчас пообедать чем-нибудь другим, а тако оставить на завтрашний вечер.
— Ладно.
— И еще я хотела вернуть вам чай.
— Я же принес всего четыре пакетика, — напомнил Макуэйн.
Девушка смутилась.
— Я думала, это вы мне принесли ту пачку «Утренней грозы». Откуда тогда она у меня? Наверно, доставщик занес. Мне нужно немного посидеть. Не могли бы вы включить телевизор?
Он включил.
— Я тут смотрю один сериал, — сказала Райбис. — Ни одной серии не пропустила. Мне нравятся сериалы про… ну, надо рассказать вам, что там успело произойти, раз уж мы будем смотреть.
— А можно не смотреть? — спросил он.
— Ее муж…
Она свихнулась, подумал он. Нет, она просто мертва. Тело выздоровело, разум погиб.
— Мне нужно кое-что вам сказать, — начал Макуэйн.
— Что такое?
— Вы…
Он осекся.
— Мне очень повезло, — проговорила Райбис. — Я сделала невозможное. Вы еще не видели меня в худшие дни — я сама этого не хотела. Из-за химиотерапии у меня наступили слепота, глухота и паралич, а потом начались припадки; теперь еще много лет надо будет принимать поддерживающие дозы. Но тут ведь ничего страшного, правда? Жить на поддерживающих дозах. Могло быть и хуже. Ну и вот, ее муж потерял работу, потому что…
— Чей муж? — спросил Макуэйн.
— Да по телевизору. — Привстав, она взяла его за руку. — Куда бы вы хотели поехать в наш отпуск? Мы заслужили награду, черт побери. Мы оба.
— Наша награда в том, — сказал он, — что вы теперь здоровы.
Девушка, похоже, не слушала его; ее взгляд не отлипал от телевизора. Тут он осознал, что на ней по-прежнему темные очки. И ему вспомнилась песня, которую Фокс пела на Рождество, для всех планет — самая нежная, самая незабываемая из песен, родившихся из лютневых партитур Джона Доуленда.
Много лет простирался калека убогийУ воды, дни влача в злоключеньях и муках,Но едва взор его обратился на Бога,Боль ушла, стал покой ему преданным другом.
А Райбис Ромми говорила и говорила:
— …платили ему хорошо, но все вокруг плели интриги — сами знаете, как бывает в офисах. Я однажды работала в офисе, где… — Она запнулась. — Не могли бы вы подогреть воды? Я бы выпила немного кофе.
— Хорошо, — сказал он и включил конфорку.
1980
Нечаянные воспоминания о смерти
(Strange Memories of Death)
Проснувшись утром, я ощутил в комнате октябрьский холод — словно времена года научились читать календарь. Что мне снилось? Самонадеянные фантазии о любимой женщине. На психику давит непонятный груз. Я произвел мысленную ревизию: все, в принципе, идет как надо, месяц обещает быть удачным. Откуда тогда тянет холодом?
«Ну и дела! — вспомнил я. — Ведь сегодня выселяют Чистюлю.»
