Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен
Через несколько месяцев членства в группе я начала всерьез и подолгу думать о том, как бы пригласить к нам Минни, но в конце концов решила, что не стоит. Минни остается всего год в школе, и, судя по двум нашим разговорам, жить дома ей, мягко говоря, сложно. Она твердо решила поступать в университет как можно дальше от дома, но мама плачет или закатывает истерику при любом упоминании об этом. Так что я рада, что успела уехать первой. Эгоистично, но факт.
По словам Минни, мама по-прежнему выпивает. А я – нет. Даже если кто-нибудь из девочек притаскивает вечером в дортуар бутылку-другую, я не прикасаюсь к этой отраве. Я себе не доверяю. Спрятаться в бутылке проще простого, а вот вынырнуть обратно – нет. Кроме того, это тоже часть моего прошлого. А я строю свое будущее.
Будущее без Каллума.
Я решила стать юристом. Но работать буду только с теми делами, в которые верю сама. Я стану новой Келани Адамс. Я буду бесстрашно высказывать свою точку зрения и стану такой знаменитой и популярной, что никто не сможет ко мне и пальцем притронуться. Ни правительство, ни ПЭС – никто. Как здорово, что у меня наконец появился какой-то стержень в жизни.
Да, я думаю о Каллуме. Часто. Но я перестала бесконечно крутить в голове одни и те же мысли и прекратила жаждать невозможного. Может, в какой-нибудь иной жизни в параллельной вселенной мы с Каллумом смогли бы быть вместе, как нам суждено. Но не здесь. И не сейчас.
И это тоже неплохо. Он решил жить своей жизнью, вот и я теперь буду жить своей.
Интересно, он вспоминает обо мне хоть иногда? Сомневаюсь, но случается, когда я делаю уроки, мою голову или стригу ногти на ногах, я вдруг замираю на секунду и задумываюсь об этом.
Но только на секунду.
Или две.
Глава 90
• Каллум
Папа как-то сказал про Освободительное Ополчение одну интересную вещь. Он сказал, что, раз заполучив человека, они его уже не отпустят. За эти два года я понял, что это значит. Начинал я не более чем связным, но был инициативным и сообразительным. Скоро я начал двигаться вверх по карьерной лестнице. Из связного стал подручным – исполнял приказы всех и каждого в своей ячейке, где было шестеро мужчин и три женщины. Из подручного меня сделали рядовым, а потом я дослужился до сержанта и перевелся в другую ячейку. Сержант в девятнадцать лет – мне было чем гордиться.
А пока я делал карьеру в Освободительном Ополчении, я не забывал и о некоторых личных делах, которые следовало уладить. А именно о Дионне Фернандес, Лоле Джордан и Джоанне Лонгшедоу, тех самых девицах из Хиткрофта, которые избили Сеффи за то, что она села со мной, говорила со мной, забыла свое место – в десяти километрах у меня над головой. Теперь, когда в моем распоряжении оказались нужные люди и ресурсы, мне было нетрудно узнать, где эти девицы живут. Я поставил перед собой задачу выяснить о них все: образ жизни, семейное положение, личные пристрастия – словом, все. Чему научило меня Освободительное Ополчение, так это тому, что каждого найдется за что прижать. Надо просто знать, где и как искать.
Я разобрался с каждой по очереди. Первой была Лола, затем Джоанна. Дионна оказалась последней, но не потому, что была виновата меньше всех. Я особенно постарался, чтобы Дионне пришлось страдать, как она заставила страдать Сеффи. Говорят, месть – блюдо, которое подают холодным, и так оно и есть. Я подал его ледяным. И при этом потерял почти всего себя. Ну и ладно. Все равно Каллума Райана Макгрегора, который любил сидеть на берегу и смотреть на закат, давно уже нет. Его уничтожили, а на его месте оказался я. Замена не слишком выгодная, но неизбежная.
В новой ячейке нас было всего четверо. Пит, Морган, Лейла и я. Командиром был Пит. Мы называли его тихоней. Он почти не говорил, зато много улыбался. При нем я держался особенно осторожно. Его ножи разили без промаха, и я знал, что он всегда прячет на себе по меньшей мере четыре клинка. Моргану было двадцать, и он был джокером в нашей колоде. Он был нашим хакером, и ни одна ячейка ОО в округе не могла похвастаться таким отличным водителем. Лейла, моя ровесница, знала все о том, как проникать в дома и устраивать взрывы. Это я ее завербовал.
Однажды вечером, месяца через два после того, как мне исполнилось восемнадцать, я сидел за наружным столиком у кафе в центре города, попивал кофе и украдкой наблюдал за перемещениями охранников за стеклянным фасадом офисного центра напротив – тогда-то Лейла и попалась мне на глаза.
Кафе было из тех, которые притворяются très chic[4]: подают круассаны по вечерам и наливают кофе, в котором одна пена и ни вкуса, ни питья. Вечер был довольно прохладный, так что кроме меня снаружи кафе сидело только трое посетителей – мужчин, о чем-то совещавшихся за столиком метрах в двух от меня.
Лейла подошла сначала ко мне:
– Не поможете мелочью на кофе?
Я поглядел на нее и помотал головой. Она двинулась ко
