Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Гм…, – Валерий Алексеевич опустил голову и обхватил подбородок. – Действительно, есть проблемы, – забормотал он. – Популяция ограничена, может начаться вырождение. Замкнутое пространство… Условия земным не соответствуют – всякие там психические расстройства…
– И еще целый букет, – констатировал Гиря, – Главная беда: летят неизвестно куда и лететь неизвестно сколько. Через пару-тройку поколений смысл жизни будет утрачен полностью. А вместе с ним и культура и нравственные устои.
– Интересно, а у нас он какой? – сам себя спросил Сюняев.
– У нас он разный, – сказал Сомов. – Большая часть в нем вообще не нуждается – живут как все. Для остальных есть Земля и даже Солнечная система. Есть где искать этот смысл, поскольку имеется разнообразие условий. У нас есть социум, наука, культура, этика, эстетика. И, главное, выбор есть всегда и во всем, даже в мулатках, что особенно приятно, не так ли, Глеб?… Петя прав – там все будет иначе. Признаться, я этот фактор совершенно выпустил из виду, хотя в свое время размышлял над ним весьма основательно.
– Еще бы! Примерно то же самое и написано в меморандуме, экземпляр которого ты мне когда-то передал, и которым, якобы, руководствуется Асеев. Он его, разумеется, проштудировал, осознал проблему и…
Гиря сделал паузу
– И что?! – не выдержал Сюняев.
– И, вероятно, нашел какое-то решение. А мы не можем, хотя наши интеллектуальные ресурсы, в твоем лице, весьма значительны. Но я не жду от вас решения этой проблемы в описанной выше постановке. Я хотел бы услышать варианты самих постановок.
– Это что же, предлагается совершить э-э… мозговой штурм? Так сказать, полет мысли в заоблачные выси? – поинтересовался Сюняев. Признаюсь, от тебя Петя, я не ожидал подобных э-э…
– Все другие "э-э" я, Валера, уже опробовал. Попытки объяснить поведение Асеева другими способами не привели к успеху. И более того, в его поведении отсутствует рациональное зерно. Ну нет его, понимаешь?! Поэтому я решился на крайние меры.
Сюняев откинулся на стуле, вытянул ноги и, скрестив руки на груди, принялся рассматривать носки собственных ботинок. Сомов позы не изменил, как, впрочем, и выражения лица. Но у меня возникло ощущение, что Гире каким-то образом удалось предъявить ему тему под каким-то новым углом зрения, и теперь он под этим углом рассматривал свои выводы. Пауза затягивалась.
– Ну, допустим, все лежат в анабиозе в течение всего полета, – предложил я для затравки.
– Сотни и тысячи лет? – немедленно отреагировал Гиря. – Ну, таки допустим. А кто даст команду выйти из анабиоза, и по какому поводу? Летят-то неизвестно куда. Мне, лично, такой полет в законсервированном виде не очень нравится. Я бы предпочел, чтобы какая-то, сравнительно полноценная жизнь там протекала непрерывно…
– Можно мне вклиниться? – вмешался Сомов. – Вот цитата из упоминавшегося меморандума: "Таким образом, человечество должно начать подготовку технических средств для отправки достаточно больших групп своих представителей в межзвездные экспедиции. При отправке каждой такой экспедиции необходимо исходить из того, что в Солнечную систему она не возвратится, полет продлится неопределенно долго, ей, возможно, потребуется обследовать несколько звездных систем, пока не будет обнаружена планета с приемлемыми для выживания параметрами. Высадившись на нее, экспедиция должна основать колонию и положить начало дочерней цивилизации". Так что, думаю, спать им придется урывками, ибо подходящие планетные системы будут попадаться не часто, а по сторонам смотреть надо… Я вообще опасаюсь, что счет пойдет даже не на тысячи лет… До ближайших звезд – парсеки, а лететь они будут отнюдь не со скоростью света. Это уже космологические времена…
– А! – вдруг воскликнул Сюняев, словно бы очнувшись. – Глеб, что же вы мне с Куропаткиным голову морочили!
– Когда мы вам ее морочили? – изумился я.
– Да мы же с вами два часа сидели, искали цель!
– Что за базар! – Гиря завертел головой. – Кто искал? Какую цель?
– Цель полета!
– Какого к чертям полета? Ты о чем?
– Мы сейчас о чем долдоним? О том, что какой-то там Асеев собрался куда-то лететь.
– Ну!
– Ну и должна же у него быть какая-то цель полета? И вот, пожалуйста: "положить начало дочерней цивилизации".
– Валера, родной, ну как же так можно! – произнес Гиря с надрывом и ноткой отчаянья в голосе. – Ты ведь читал меморандум. Помнишь, лет пять назад я тебе его давал и просил обдумать, что бы это все значило. То-оненькая такая брошюрка, листочков так семь-восемь. Так ты ее читал?
– Да читал, читал… Но когда это было!.. И тогда, когда оно было, мне все это показалось откровенным бредом. Я тебе так и сказал.
– Не помню, – буркнул Гиря. – Про бред – не помню. Помню, ты что-то экал про весьма отдаленную перспективу. Вот она и наступила, извольте лицезреть!
– Каюсь, заявленную цель я тоже совершенно выпустил из виду, – сказал Сомов с улыбкой. – Я так увлекся поисками средства, что… А вспомнил только вчера, когда Глеб упомянул теплые места.
Я мысленно хлопнул себя по лбу. Я ведь тоже читал меморандум, и не пять лет тому назад, а всего лишь четыре месяца. Но, видимо, этот абзац тоже выпал из моей подкорки…
– Считаю случившееся недоразумением. Забыли! – Гиря пристукнул ладонью по столу. – Кстати, какие у нас сейчас достижения в области анабиоза – кто-нибудь знает?.. Нет. Ладно, я Штокмана озадачу… Ну, давайте, давайте… Не вижу работы мысли! Валера, о чем ты задумался?
– Э-э-э… Петя, я, вероятно, опять выскажусь не в струе… Но, видишь ли… э-э…
– Да не тяни же ты кота за хвост! Что тебе терять, все здесь присутствующие – уже с дефектами психики. Давай, вываливай мысль на круглый стол. Мы готовы к операции – Глеб, наркоз!
– Петя, – жалобно сказал Сюняев, – ты не мог бы выражаться менее ярко. У меня… э-э… ассоциации, я уже забыл, что хотел сказать.
– Нате-здрассте! Все, молчу.., – Гиря застыл с каменным лицом, подперев щеку кулаком.
– Но так еще хуже. Я смотрю на тебя и… э-э…
– Хорошо. Что мне сделать? Залезть под стол? Кричать петухом?
– Нет, пока не надо – я уже вспомнил. Мне кажется… э-э… Только не перебивай!.. Тут мы как-то сидели с Глебом и Василием и рассуждали по всякому. Глеб предложил метод скульптора.
– Так-так, понятно… Что за метод?
– Ну, э-э… есть такой метод рассуждения: берем глыбу вариантов и отсекаем все заведомо непригодные. У меня тогда мелькнула мысль, что есть еще один скульптурный метод мышления: смотрим, чего не хватает, и прилепляем то, что заведомо необходимо. Ну, и так далее… Так вот, мы уже вступили на этот скользкий путь: к стае КК прилепили астероид. Почему бы не продолжить в том же духе… Ты хочешь что-то сказать?
– Нет-нет, продолжай!
– Я вижу, что этот ваш Асеев уделяет значительное внимание э-э.., так сказать, сфере духа. Мне трудно судить, поскольку меня волна ментоскопирования обошла стороной, но выглядит она очень эффектно. И главное, все участники не рассматривают происходящее как какое-то э-э… увеселительное мероприятие, а сохраняют полную серьезность. В том числе и ты. Признаю, к этому есть основания: в деле участвуют какие-то вполне материальные ящики неизвестного происхождения, и приводятся высказывания разных лиц в качестве своеобразных паролей. Понятно, что я имею в виду?
– Понятно, понятно.., – сказал Гиря нетерпеливо, – Продолжай.
– Да, так вот… Обращаю внимание, что Асеев – личность очень целеустремленная. Во всяком случае, мне так кажется. Но тогда нам следует рассматривать его деятельность э-э… в контексте единой цели. Из этого вытекает, что нам следует как-то прилепить ментоскопирование к его э-э… астроинженерной деятельности.
– Разумно! – сказал Сомов.
– Пожалуй, – согласился Гиря. – И, надо полагать, ты это уже сделал.
– Я попытался, но э-э… Как бы это сказать… Я не успел!
– Угу.., – Гиря задумался. – Пожалуй, ты меня убедил… Действительно, чисто психологически непонятно, почему Асеев занимается столь разнородной тематикой. Это аргумент! Мы должны сосредоточиться на устранении данного пробела в понимании… Зря все-таки я Куропаткина использовал не по назначению. Он бы нам тут же выложил с десяток гипотез… Глеб, ты долгое время сопутствовал гению. Я не верю, что это осталось без последствий!
– Если в порядке бреда – я могу. У нас есть принципиальная трудность: как прожить "неопределенно длительное" время полета. Собственно, в нее все и упирается. Тут я вспоминаю "модульную систему бессмертия", "биоинтерфейсы" и "бимарионы". Но этот подход мне не кажется продуктивным.
– Почему, – удивился Гиря. – Все просто здорово. Неопределенная продолжительность полета бимарионами великолепно затыкается.
– Не знаю… Интуитивно. Вы же сами говорите, культура, мораль – "сравнительно полноценная жизнь". Если внутри бимарионов – люди, ну так они и люди. И все это им нужно. А если нет, то на кой черт Асееву их куда-то посылать? Впрочем, он и сам со временем станет бимарионом… Конечно, в плане фантастики все это смотрится недурно, но, для шлифовки нашей гипотезы непригодно. Что хочет Асеев – он же нормальный человек? Он хочет улететь отсюда Асеевым, и прилететь куда-то примерно тем же Асеевым. А "неопределенно длительный" полет просто вычеркнуть из жизни. Ну, спроецируйте на себя. Вам понравится десять тысяч лет лететь через абсолютно пустое пространство, где ровным счетом ничего не происходит. Да тут любой бимарион свихнется!
