Кир Булычев - Глубокоуважаемый микроб (сборник)
Удалов отрицательно покачал головой.
– А что ему возмущаться? – спросил Ложкин. – Он делал хорошее дело. Разве по доброй воле народ на прополку поднимешь? Я помню, в сорок седьмом на заем подписывал. В размере двухмесячного заработка. Ох, как сопротивлялись! До принятия мер.
– Ложкин, – сказал Грубин, – ты нам когда-нибудь о своей общественной деятельности в эпоху культа личности отдельно расскажешь.
– А я что? – Ложкин уловил опасное в голосе Грубина. – Я был рядовым бухгалтером. В профкоме. Как все, так и я.
– Нет, – продолжил Удалов. – Не возмутился психолог. А если возмутился, то не показал виду. Оробел. После отсидки в ихнем отделении. Но случилось так, что в ту же ночь его отвезли в столицу.
– Правильно, – одобрил Ложкин. – Если бороться с пьянством, то в масштабе всей планеты. Одним ударом.
– Вряд ли на центральном телевидении разговор шел о пьянстве.
– Почему? – вскинулся Ложкин.
– Бороться с ним нужно, но если никто не будет покупать вино, – сказал задумчиво профессор Минц, – то встанут серьезные финансовые проблемы. Это закон Галактики.
– Правильно, – сказал Удалов. – О пьянстве речи не было. Были среди столичных начальников такие, что ставили интересы ведомства выше народных и хотели выполнить свои планы и задумки одним ударом. Первым психолога схватил министр текстильной и обувной промышленности, фабрики которого совершенно не справлялись со своими обязательствами. Психолог по его приказу внушил населению полное презрение к одежде. Тогда, помню, стояло лето, и все пошли по улицам в купальниках или трусиках, а то и вовсе обнаженные.
– А ты сам? – спросил Грубин. – Разделся?
– Я не разделся, потому что ихнего языка не знал.
– Продолжай, – сказал Ложкин. – Ври дальше.
– На следующий день до психолога добрался министр транспорта, который никак не мог решить проблему топлива. Пришлось психологу внушать народу, что ходить пешком куда приятнее, чем ездить на автомобилях и в автобусах. От этого, конечно, разладилась работа на заводах и в учреждениях, так как многие стали опаздывать. Пришлось вмешаться в дело министру труда. Он приказал психологу, чтобы тот внушил народу любовь к труду такого масштаба, что многие вообще перестали уходить с рабочих мест, только бы не отрываться от дела.
– Славно! – воскликнул Ложкин, но никто его не поддержал.
– Начались голодные обмороки и болезненные осложнения, – продолжал Удалов. – И обеспокоились в первую очередь министр идеологии и министр культуры. Один – потому что опустели все лектории и библиотеки, второй – потому что люди перестали ходить в театры и в цирк. Обиженные министры посадили психолога перед камерами и встали за его спиной, следили, как он внушал народу любовь к изящному искусству и духовной пище. Но когда передача была в разгаре, в студию ворвался министр торговли. Экономия экономией, а магазины прогорают. В студии начался кровавый бой между министрами, и психолог постарался ускользнуть. Он очень устал от выступлений.
У выхода с телевидения психолога поджидала черная бронированная машина. В машине сидел почти голый министр обороны.
«Подожди, – сказал он, – съешь бутерброд, выпей чарку солдатской наливки. Сейчас мои молодцы возьмут студию штурмом, и тогда ты скажешь народу то, что ему в самом деле пора услышать». – «А что?» – спросил психолог упавшим голосом. – «Наш народ, – сказал министр обороны, – никак не проникнется чувством справедливой ненависти к пултянам, которые двести лет назад предательски оттяпали кусок нашего исконного болота! Ты должен внушить народу желание взять в руки винтовки и показать презренным врагам, где раки зимуют».
Психолог с грустью смотрел, как пробегают по улицам дрожащие, голодные, охваченные трудовым энтузиазмом жители столицы, и представил себе, как завтра они будут корчиться и умирать под пулями. И тогда он сказал: «Я согласен сотрудничать с вами, но при одном условии. Я должен быть уверен, что мою последнюю передачу будут слышать все жители государства без исключения». – «Разумеется», – сказал министр обороны. «Но для того, чтобы я был в этом уверен, вы должны будете приставить людей даже к министрам и прочим высоким чинам государства. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них хоть на мгновение отвернулся от экрана». – «Справедливое требование, – согласился министр. – Мне тоже не нужна оппозиция. Боевым энтузиазмом надо охватить всех».
И он отдал соответствующие приказания. Психолог вошел в студию, подождал, пока включатся камеры, и сказал, глядя пронзительным взором на зрителей: «Уважаемые зрители.»
Тут Удалов прервал рассказ и поглядел на замерших соседей.
– Что он сказал?
– Не тяни! – воскликнул Ложкин. – Хоть и врешь, но захватывает.
– Позвал всех на фронт? – спросил Грубин.
– Погодите. – Лев Христофорович почесал лысину. – Все не так просто. Этот психолог по натуре был наверняка интеллигентом, а по призванию – гуманистом. Значит, он… призвал к миру!
– И его тут же пристрелили, – сказал Грубин.
– Может, и нет, – возразил Минц. – Если он внушил им всем, включая министра обороны, крайнее миролюбие, то солдаты не стали бы в него стрелять. Но тогда бы он не решил остальных проблем.
– Вот именно! – сказал Удалов. – А он хотел с ними покончить. Ведь надвигалась осень. И раздетые, усталые, голодные жители наверняка бы погибли. Вот что он сказал: «Господа министры и заместители министров, господа высокие бюрократы и столоначальники! Господа, думающие о сохранении своего места, а не о собственном народе! Сейчас вас всех охватило страстное желание немедленно уйти в отставку! И никогда не возвращаться к руководящей деятельности. А прочие жители государства – живите, как жили до моих гипнотических сеансов, но, пожалуйста, поумнейте!»
– И удалось? – спросил с надеждой Грубин.
– Начальники тут же написали заявления об отставке. Они так спешили, что той же ночью собрали вещички из кабинетов и потом даже удивлялись: что это их тянуло командовать человечеством? А психолог вернулся в свой город.
– И квартиру сохранил? – спросил Ложкин.
– Квартиру он получил законно. Так что сохранил, – сказал Удалов. И добавил: – Надеюсь, что сохранил.
– Не было этого. – Ложкин складывал костяшки домино в коробку. – И быть не могло. Даже на отдаленной планете.
Удалов пожал плечами и пошел к себе, мириться с женой.
Так они и не сыграли в домино.
Спонсора!
В последние годы, видно обеспокоенные нашими земными событиями, пришельцы осмелели. Мало им Великого Гусляра, принялись кружить над Брюсселем, Бангладешем и Выхино-Владыкино.
В западном зажравшемся мире многие относятся к пришельцам без интереса, а нам они внушают надежды. Нам нужна валюта, нам нужен ширпотреб, нам нужны спонсоры. Например, вчера по телевизору передавали объявление: «Уважаемые дамы, господа и товарищи! Ассоциации матерей-одиночек и девушек-идеалисток ищут спонсоров, обладающих скромными запасами конвертируемой валюты. Предложения инопланетян рассматриваются с интересом. Отечественных рублей или купонов не предлагать».
…Корабль пришельцев опустился якобы отдохнуть и для мелкого ремонта на старой лесосеке за озером Копенгаген, как раз когда Корнелий Удалов собирал там лисички. Удалов поздоровался, а пришельцы предложили ему сыграть с ними в карты, для отдыха. Играли в «дурака»; они втроем, а Корнелий – один. И, надо сказать, Удалову притом подливали.
Сначала Удалов проиграл корзинку с лисичками, но это еще полбеды. Потом Удалов проиграл пиджак, хороший, почти новый. К тому времени Удалов вошел в азарт, достал бумажник и выгреб из него все свои деньги, которые откладывал на спиннинг, но всё не мог купить – то спиннингов нет, то снова подорожали. Но пришельцы на деньги играть не согласились.
– Что мы с твоей мелочью на Альдебаране делать будем? – спросили они. И даже засмеялись. – Давай играть на твои брюки.
Тут уж Удалов заартачился. Он человек солидный, ему домой через весь город идти.
– Тогда, – сказал главный пришелец, – сыграем на недвижимость.
– Ну какая у меня недвижимость, – вздохнул Удалов.
– Давай играть на Землю. Ты Землю ставишь на кон, а мы – наш космический корабль.
Удалов вошел в азарт. И согласился.
Ему бы подумать, зачем пришельцам Земля со всеми ее людьми и природными ресурсами. А он:
– Раздавай карту!
Ну и проиграл.
Потом опечалился и спросил:
– Зачем вам наша родная Земля?
– А она нам нужна, чтобы ее поработить. Мы заставим вас гнуть на нас спину, мы обесчестим ваших женщин, мы подчиним себе вашу экономику и вывезем ваши природные богатства, завалив вас в ответ дешевым никому не нужным ширпотребом.
– А выкупить назад ее у вас можно? – спросил Удалов.
Пришельцы посчитали на своем компьютере и ответили:
– Если ты к завтрашнему вечеру достанешь сто сорок три тысячи рублей с копейками, возвратим тебе Землю. А нет – не обессудь. У нас все по-честному.
