Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
Бриджес молчал. Лицо его было морщинистым и печальным. «Совсем раскис наш старикан, — виновато подумал Коваленко. — Восточный участок… так и не успел эвакуироваться… Иньо Варгес — цены не было математику, Ростиньяк, Валерка-Пахом, Симона, Тревор, Оккам «Тамагочи», так круто игравший на гитаре после концерта, сердитая Валентинка по прозвищу «Мальвина», наоравшая как-то на меня из-за «намеренного саботирования биологической программы по замерам»… эх, какие люди были, какие прикладники! Вот… даже сборочный цех нашего Бриджеса не расшевелил…»
— Игорь, поехали к Роману, — через силу попросил Бриджес, когда наконец-то они выехали за территорию Казанского авиационного завода. — Мне кажется, надо всё-таки ещё раз продумать этот твой третий блок. Мадридский университет подкинул одну идею… Сальвадоре — ты его лично не знаешь… гибкий ум, прекрасный теоретик…
Лицо его было равнодушным, веки полуприкрыты. Коваленко крякнул и нагнулся к водителю:
— Слышь, Димон? Давай к Коврову прямиком, понял?
Анна— И сломал ангел шестую печать, и солнце почернело… бла-бла-бла… — сказал Сатана и улыбнулся. — Не дёргайся, они не проснутся. Даже в этом мире я волен продлить разговор настолько, насколько мне нужно. Посидим, как встарь, выпьем-закусим, поговорим.
…Когда Отец сотворил этот мир, в первичной каше элементарных частиц, — этих суетящихся новорождённых крошек мироздания, — уже тогда был я. Понимаешь? Я и есть тот самый бог вселенной. Именно мне досталось право ваять и сминать причины и следствия, разделять пространство и время, закручивать первые спирали гравитационных возмущений материи. Мне хотелось создать тех, кто достоин встать рядом с нами… вырваться за пределы физических законов, определённых именно для этой вселенной… и идти дальше.
Но люди унаследовали не только моё, но и ту тёмную часть, что заставляет миры болтаться на нитях возможных вероятностей…
Но теперь… теперь мы можем вместе с тобой учесть все ошибки и отклонения прошлого… слышишь? Ты слышишь, Анна? Никакого конца времён, апокалипсиса, бездны, поглощающей всё и вся! Именно о нашем с тобой мире грезил Иоанн, увидевший сияющий Град в синеве, новое небо и новую землю!
— Ты говорил, что был не один… — пробормотала Анна, глядя на свои руки. У неё не было сил поднять взгляд. Бог, вселенная, параллельные миры… блин, все миры! — хоть перпендикулярные и переплетающиеся… всё это было далеко-далеко. Совсем рядом тихо посапывала белокурая девочка… на щеке у неё розовел отпечатавшийся шов подушки… и вся невероятная, необозримая мощь мироздания, — являлся ли Сатана её истинным богом или нет, — медленно вращалась вокруг спящего ребёнка.
Ей было горько. Они шли сюда с гарпунами и ружьями, с ножами и новенькой сапёрной лопаткой. Они шли, чтобы освобождать детей и восстанавливать справедливость. Они шли через проклятый туман, — альтер эго самого Сатаны, — путавшего и кружащего их, заставляя тащиться целыми днями через те отрезки пути, которые когда-то проскакивались на одном дыхании. Ей казалось тогда, что, как только она увидит этого надутого индюка, кичащегося своим божественным происхождением, она вцепится ему в ухмыляющуюся физиономию и ничто на свете не сможет заставить её оторвать пальцы… пока он не будет повержен.
— Ты говорил, что был не один, — упрямо повторила она.
— Какая разница? — с едва заметной ноткой досады ответил Сатана. — Аз есмь главная сила, если уж переходить на церковный стиль. Считай, если хочешь, что я предводитель тех самых Зелёных Человечков, которые понастроили глупым людям пирамид; Великий Серый Пришелец, втолковавший тупым обезьянкам, как надо сажать пшеницу и просо. Тот самый Инопланетянин с Магелланова Облака, который строил Баальбекскую веранду и рисовал идиотские рисунки на пыльном плоскогорье Наска. Если тебе так легче, и ты больше веришь в палеоконтакты человека с мудрыми трёхглазыми существами из космоса — верь себе спокойно. Хрен редьки не слаще.
Изящным, нарочито женственным и томным жестом он протянул руку к винограду… и замер. Глаза его расширились. Анне, боровшейся с усталостью, гнувшей её к земле, тупящей мозг и сковывавшей всё тело какой-то старческой немощью, показалось, что Сатана испуган. Воздух вокруг них вдруг пришёл в движение. Казалось, липкие струи почти невидимого тумана завертелись вокруг Сатаны и Анны, сгущаясь до почти осязаемых скользких щупалец. Её охватил страх…
— Как всегда, привираешь, брат? — спокойно сказали за её спиной… там… у входа в зал.
— Михаил… — с досадой пробормотал Сатана и наконец-то отщипнул ягодку. Он мельком, воровато глянул на Анну и она вдруг поняла — он не хотел бы, чтобы она видела, как молодой-старый-вечный-юный-дряхлый-сильный-вездесущий бог ошеломлён… но теперь уже ничего не мог с этим поделать.
Анна повернулась, с трудом разгибая затёкшую спину. В шее скрипнуло и отозвалось резкой болью. Ноги, оказывается, совсем затекли и она чуть было не повалилась на бок, испуганно опершись о доски пола. «Дети!» — закричал кто-то в её голове, но она не могла повернуться к ним, потому что уже смотрела на того, кто стоял у сцены.
— Да, это я, — спокойно сказал Сашка… такой привычно большой и сильный, в мотоциклетной куртке с оборванными напрочь рукавами, в косынке, пропитанной запёкшейся кровью. Стоявший рядом с ним огромный Пёс не отрываясь, смотрел на Сатану. Он тихо рычал, показывая огромные белые клыки… и совсем не походил на того сонного, «не от мира сего», Пса, который целыми часами, бывало, лежал у её костерка и сонно слушал ту, прежнюю Анну, рассказывавшую ему свои, такие далёкие теперь, страхи и волнения.
Сашка посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Липкие вкрадчивые сквознячки осыпались с неё, как противные черви… Анна удивлённо охнула, вскочив на ноги. Её тело словно проснулось, а душа… душа не просто полетела — она рванулась к этому огромному сильному парню, с лица которого навеки исчезла робкая виноватая улыбка душевнобольного.
— Саша, Сашенька!
Она обняла его, всего пропахшего потом и кровью, поднявшись на цыпочках несколько раз быстро поцеловала куда-то в подбородок и смотрела-смотрела-смотрела!
— …Саша… а я тебя искала, искала…
Она обернулась, чтобы крикнуть детям, что всё хорошо. Они конечно же, не спят! Не должны спать! Ведь пришёл славный и добрый дядя Саша и теперь всё-всё будет хорошо! И вот-вот подойдут Мёрси и Илья… и они все вместе вышвырнут этого увядшего хлыща к его поганой чёртовой бабушке!
Она обернулась.
Там, где стояли кроватки, сияли чистые белые столбы света, уходящие в немыслимую высь. Столбы сильного, но такого нежного и ласкового сияния, как будто сами ангелы сошли с небес, приняв этот завораживающе прекрасный вид. Семь, ровно семь, небесных колонн…
— Леночка… — прошептала она, вырываясь из сильных рук Сашки. — Леночка!
— Они не проснутся, — спокойно сказал Сашка, удерживая её. — Анна, они не проснутся и не увидят ничего страшного. Ты меня понимаешь?
Анна наконец-то перестала вырываться. Столбы сияли… от них исходило ощущение удивительного покоя и чистоты. Да-да… наверное… наверняка, Саша прав… конечно. Но больше всего ей сейчас хотелось, чтобы Леночка сидела у неё на руках…
— И давно ты здесь бродишь, Михаил? — хмуро спросил Сатана, стоявший среди разбросанных чаш и кувшинов. Лицо его потемнело. Сияние чистого света совсем не освещало его. Анне казалось, что она смотрит на Сатану сквозь густое тёмное пламя. Черты лица золотоволосого манерного юноши колебались, дрожащее марево смывало с него нечто нарисованное, нарочитое, болезненно изнеженное. Он становился выше… вот он раздражённо откинул в сторону кубок, который сжимал в руке так, что смял его в бесформенный комок металла. Он становился похож на Сашку… Сашку со сжатыми от гнева губами, Сашку, глаза которого, казалось, прожигают их двоих насквозь.
— Давно ли ты здесь, Михаил?
— Недавно. А ты, как я погляжу, здорово преуспел за последние лет полтораста.
— Я думал, что ты ещё долго не оклемаешься! — рявкнул Сатана и махнул рукой. — Вот уж не вовремя ты притащился, братец!
Анна непонимающе смотрела на этих двух… нет, не человек, не мужчин, не существ… на этих двух ангелов… или архангелов, как их там правильно… стоящих друг напротив друга в струях света и тьмы. Семь сияющих колонн успокаивали. Хотелось быть рядом с ними — такими незыблемыми и в то же время лёгкими и нежными, как детские сны.
От Сашки… Михаила… исходило ощущение спокойной взвешенной и неторопливой мощи. Сатана, казавшийся теперь его братом-близнецом, упрямо набычился, исподлобья сверкая глазами на едва заметно улыбающегося Михаила.
