Борис Миловзоров - Рок
Ересь не в отступлении от общепринятых догм, а в нежелании думать. Для начала надо вспомнить, что Бог – это необъятное единение разумов и душ. За ним стоит огромная ответственность, он Бог, и не имеет права ошибаться. У Бога нет иного способа бытия, кроме голой целесообразности. Вот и получается, что его эгоизм на самом деле – высшая добродетель, а все, что этому мешает, противодействует – зло.
Кстати, в сухом рационализме есть свои прелести: например, Бог не может быть мстительным, злопамятным, сумасбродным, упрямым. Кто-то пожалеет о других качествах, издавна приписываемых Богу: милосердии, доброте… И напрасно. Во-первых, сами по себе эти качества не так уж хороши, поскольку соседствуют с капризами покровительства, необъективностью и т.п.; во-вторых, эти положительные качества у Бога присутствуют. Господь дает каждому возможность реализовать свободу выбора в поиске греха и метода его искупления. Именно здесь таится опасность вымостить из благих намерений дорогу в Ад, потому что самоуверен дух человеческий и склонен к заблуждениям. Каждый достоин самого себя.
Руководствуясь идеей самополезности, Бог изначально знает все процессы Вторичного мира, управляет ими так, чтобы каждое событие направлялось к исполнению Закона отражения. Всеведение и всемогущество Бога – его неотъемлемые черты, которые являются залогом непогрешимости Бога (а проще говоря – безошибочности).
Непогрешимость – еще один абсолют Первичного мира. Здесь напрашивается вопрос: «Могут ли во Вторичном мире для Бога иметь место неожиданности?» Но об этом позже, а пока вернемся к той мысли, которую из-за постоянных отступлений никак не изложу: Бог не будет делать ничего лишнего, ненужного ему тем или иным своим качеством. Целесообразность для Бога включает два принципа: максимум эффективности и минимальность затрат для ее достижения. А следовательно, Бог не только может, но и должен использовать себе во благо даже врагов.
Неприкрытая враждебность Антибога не затрагивает чувств Бога, их у него нет. Бог хладнокровно и расчетливо включил Антибога в процесс обеспечения Закона отражения. Почему возможно такое предположение?
Все наши рассуждения строятся на том, что Бог истинно является Богом, то есть он всемогущ и всеведущ. Бог есть воплощение абсолютного совершенства. Наш логический вывод о том, что Бог абсолютно рационален (то есть не подвержен даже тени каких-либо эмоций, а действует единственно из соображений целесообразности и полезности), ведет нас к следующему выводу: абсолютное совершенство возможно только при абсолютном рационализме, а эмоции соответственно тем обильнее, чем субъект разума отстоит дальше от совершенства. Если эмоции управляют разумом, а не наоборот, они в любом случае уводят прочь от совершенства.
Логично предположить, что именно эмоции (гордость, самовлюбленность, властолюбие) увели (а возможно и по сей день уводят) некоторые разумные сферы от Бога в сторону Антибога. Тогда сам Антибог, царящий в своем ограниченном мире, должен быть сосредоточием бурных эмоциональных ураганов, вызванных прежде всего комплексом собственной неполноценности по отношению к Богу. Дьявол вечен и вечны его мучения из-за неудовлетворенных притязаний, несбыточных стремлений и недостижимых желаний. Его отрицательные эмоции не затухают, а растут, обостряются, накапливаются, самогенерируют себя. Бог спокоен в своем божественном совершенстве, а Сатана люто ненавидит его, беснуется от бессилия и лихорадочно ищет возможность досадить, испортить, навредить… А Бог спокойно просчитывает все варианты таких дьявольских попыток и, всемогущий, выстраивает мироздание так, что любые выпады противника, в конечном счете, работают на Закон отражения.
Бог и Сатана, как непримиримые и в то же время неразрывные антагонисты, не могут соприкасаться прямо, как, например, противники во время войны. Бог на то и Бог, чтобы быть неодолимым, для Сатаны он просто недоступен. В то же время Сатана неуничтожим для Бога, потому что Бог считает целесообразным сохранить своего оппонента. Они как будто играют в бесконечную игру, где никогда не бывает летальных исходов, только играют по-разному: Бог – по необходимости, а Сатана – по страсти и азарту. Игровое поле – наш Вторичный мир.
Если Бог, в силу своей божественной невозмутимости, относится к Дьяволу абсолютно хладнокровно и расчетливо, то Дьявол ненавидит Бога непримиримой злобой (в противном случае вечность бы его примирила). Антибог в этом смысле выступает выразителем абсолютной ненависти, и поэтому не будет делать ничего, что хотя бы в ничтожной степени может идти на пользу Богу. Одновременно Господь не может допустить, чтобы Сатана мог хоть чем-то расстроить его планы и тем поколебать его божественное достоинство.
Так в чем же тогда целесообразность Божественной терпимости к Сатане, при абсолютной непримиримости к нему последнего? Все очень просто. Дело в том, что Бог непознаваем как раз потому, что он Бог. Сатана всегда в проигрыше в играх с Богом, а при его эмоциональности это ведет лишь к новым яростным попыткам отыграться. Следует, кстати, еще раз заметить, что игровое поле – это наш с вами мир, а мы поневоле являемся пешками в этой игре. И ничего оскорбительного в этом нет, так как пешки всегда могут выбиться в ферзи, если только разгадают загадку: хочет этого Бог или искушает Черт.
Процесс противостояния Бога и Сатаны вечный, а значит, не ведущий ниоткуда и не уводящий никуда. Естественно, что допустить во Вторичный мир Сатану Бог мог только в том объеме, в каком это может усилить Закон отражения. Отказаться от участия в заведомо обреченной игре, гордо замкнуться в собственном антимире Дьявол не может. Во-первых, наедине с самим собой он просто взорвется от эмоций; во-вторых, Сатана – сам величайший искуситель – является вечным искушенным, он не может устоять перед желанием нанести наконец-то Богу вреда больше, чем тот заранее предвидел. Дьявол уже целую вечность пытается найти прореху в непоколебимом спокойствии Господа, и всякий раз вновь и вновь разбивается о подножие всемогущества этого трезво-расчетливого прагматика. Чем яростнее выпады Сатаны, тем более многогранны и многократны эффекты проявления Закона отражения.
Антибог может, затратив колоссальные усилия, достигнуть кажущейся победы ненадолго и в ограниченном пространстве Вторичного мира, а Бог остается и останется БОГОМ.
ГЛАВА 16 в которой Роман Блюк оказывается не лучшим попутчиком.
Роман Блюк был не самым удобным попутчиком. Это Глетчер обнаружил не сразу, а дня через два, когда пассажир освоился. Блюк был в шоке от своего служебного задания. Во-первых, он был неуклюж и то и дело задевал что-нибудь в кабине. Во-вторых, он потел, с его лысины регулярно скатывались капельки, которые он, усердно сопя, промокал платочком. А во сне он громко храпел. Но самое главное, он все время болтал. Глетчер делал скидку на то, что его помощник волнуется, боится, он даже пробовал встать на его место, взглянуть на ситуацию его глазами, но все равно Блюк его раздражал. Перерывы были во время еды и сна. Слава богу, Блюк любил делать и то, и другое.
– Мистер Глетчер!
– Да!
«Началось, – подумал Барри. – Поел, теперь будет меня пытать. Господи, я не мог и предположить во время нашей первой встречи, что он такой зануда!»
– Вы уверены, что мы не собьемся с маршрута? Я вижу, вы совсем не следите за приборами.
– А чего за ними следить, для этого есть автопилот. В бортовой компьютер заложено направление, и он ведет Черепаху точно по графику.
– А вдруг возникнет внештатная ситуация, какой-нибудь монстр появится или впереди возникнет большая яма?
– Не волнуйтесь, мистер Блюк, автомат подаст сигнал внимания или тревоги.
– А если мы будем спать?
– Он нас разбудит.
– Барри, не сердитесь. Вы должны понять мой интерес. Это не просто любопытство, а инстинкт самосохранения. Черепаха для вас дом родной, а для меня? Вы скажете, что просто средство передвижения, и ошибетесь! Мы доверяем свои жизни этой технике, а ей пять тысяч лет. Знаете, Барри, я прекрасно вижу, что уже достал вас своими причитаниями, но сделать ничего не могу. Помогите мне.
– Чем же я могу вам помочь?
– Научите меня управляться с вашей Черепахой.
– Это еще зачем?
– Ну, понимаете, вдруг с вами что-то случится, а я даже вернуться не смогу.
Глетчер изумленно взглянул на Блюка. Ничего себе просьба! Интересно, это он сам придумал или задание такое дали? А может, и не врет, вон как съежился, дрожит весь.
– Послушайте, Блюк, давайте договоримся так: я подумаю, как помочь вам, а вы пообещайте прочитать мой прошлый отчет, я ведь специально его для вас у мистера Хармана выпросил. Неудобно будет, если так с ним и не ознакомитесь.
