Андрей Ходов - Игра на выживание
Например, про то, что в луковицах подснежника Воронова, содержится лекарство от полиомиелита, препятствующее развитию детского церебрального паралича, еще два года назад вспомнил сам Николай Иванович. А пару месяцев назад московское радио протрубило на весь мир об "очередном успехе советских ученых". Лекарство, как потом удалось выяснить, получилось очень дорогим, но содержание пораженных ДЦП больных обходится обществу еще дороже. Да и на детей, заимевших эту хворь, смотреть страшно. С тех пор, как в СССР стали делать поголовную вакцинацию от полиомиелита, дергающиеся бедолаги на улицах стали встречать реже, а вот в детстве он на таких нагляделся. А этот, если так можно выразиться, "дипломированный врач", только недавно соизволил припомнить, что облепиховым маслом хорошо лечатся ожоги. И даже счел нужным рекомендовать его массовое производство. Открыл Америку! Начальство, было, обрадовалось, но быстро выяснилось, что облепиховое масло уже давненько известно в СССР, производится, и даже до недавнего времени поставлялось на экспорт. В том числе, кстати, и в Германию. С началом войны экспорт масла, разумеется, был прекращен — своим ожоговым больным стало не хватать. Одних танкистов сколько обгорело.
В общем, насчет пенициллина Николай Иванович остался в сомнении. Этиловый и метиловый спирты тоже, вроде, относятся к одной группе и обладают многими "сходными свойствами". Но при приеме внутрь разница получается сугубо принципиальная. Но делать нечего, пришлось прислушаться к рекомендациям медицины. Еще медицина посоветовала пару дней полежать в постели и почитать что-то легкое и не напрягающее мозги. Николай Иванович так и сделал. В полном соответствии с рекомендациями он мирно лежал в кровати и лениво читал третий том Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Когда в процессе чтения по ассоциациям вспоминалось нечто полезное, то фиксировал это в блокноте.
Считать же легким чтением произведения известных на данном этапе человеческой истории писателей, что классиков серьезного жанра, что развлекательного и даже приключенческого, Николай Иванович никак не мог. Все они норовили изрядно загрузить бедного читателя подробностями душевных метаний своих героев. При этом почему-то было принято считать, что чем большего сопереживания этим самым героям удастся добиться от читателя, тем лучше. А в идеале упомянутый читатель вообще должен отождествлять себя с литературным персонажем.
У Николая Ивановича на этот счет было свое мнение. Он считал, что здоровая мужская литература проистекает от хвастливых охотничьих баек у костра. То есть хороший мужской писатель должен ярко, образно и желательно с юмором, описывать ситуации, в которые попадает его герой. И, соответственно, как он из этих ситуаций выкручивается. Всевозможные же "чувства" в этом жанре фигурируют только в виде фраз: "Чувствую, что приходит пушной полярный зверек, так я тогда…". Душевные метания возникают при выборе оружия или наиболее козырной позы в постели, а эмоциональные оценки в основном представлены нецензурными выражениями. Благодарные же читатели мужского пола мотают на ус информацию о проблемах, с которыми они с той или иной вероятностью могут столкнуться в жизни, оценивают чужие действия, прикидывают, какие полезные приемы и модели поведения можно перенять и в меру имеющейся фантазии представляют, как бы они сами действовали в изложенных обстоятельствах. Представить же, что нормальный взрослый мужик может получать удовольствие от какого-то там усиленного сопереживания конкурирующему самцу, если это не на футболе, или пуще того в ком-то там эмоционально растворяться…
У прекрасного же пола предпочтения совершенно иные. Тонкости охоты на крупного зверя, мордобоя и прочей политики дамам обычно до лампочки, зато их весьма интересуют тончайшие нюансы межличностных отношений. Их хлебом не корми, но дай кому-то там посочувствовать и с кем-то там эмоционально слиться, причем желательно в любви.
Из этих соображений Николай Иванович считал, что втюхивание основной массой писателей извращенных разновидностей женского романа под видом мужского, с всякими там глубокими чувствами и рефлексиями, говорит об их вопиющем неуважении к читателю мужского пола. Ты лучше сюжет хорошенько обрисуй, а уж испытываемые в связи с ним чувства каждый и сам может прекрасно себе представить. Да, образы героев при этом получатся несколько схематичными, можно даже сказать "картонными", но ведь они, по сути, являются только основой, дающей простор буйной мужской фантазии. Навязываемые же автором чужие чувства тут только раздражают, ибо могут и не совпадать с твоими. Упорное нежелание писателей следовать этим простеньким правилам, вызывало у Николая Ивановича серьезные сомнения в их психической адекватности, сексуальной ориентации, действительной половой принадлежности и прочей климовщине.
Подобные же сомнения наличествовали у него и по поводу восторженных читателей и почитателей подобной литературы, если последние, разумеется, являются мужчинами успевшими выйти из пубертатного возраста.
Дверь открылась, в комнату без стука зашел подполковник Горелов. Повел носом и поморщился от стоящего в комнате лекарственного запаха.
— Саботируете работу посредством злостного членовредительства? — поинтересовался он, присаживаясь на стул рядом с кроватью. Поздороваться же опять явно счел излишним. Во время разносов он никогда не здоровался, видимо сказывались гэбэшные привычки.
Николай Иванович только хмыкнул.
— Впредь ходить на рыбалку будете только в хорошую теплую погоду и только с моего разрешения, — продолжил вставление фитиля подполковник.
— Может, вы мне теперь еще и с женщинами общаться запретите? — ехидно поинтересовался Николай Иванович. — А ну как я на одной из ваших "буфетчиц" коньки отброшу?
— Надо будет, и это запретим, — подтвердил Горелов. — И вообще в вашем возрасте пора кончать о бабах думать…
— А о чем мне прикажете думать? Если о вечности, то это не ко мне, ибо атеист. Дети же и внуки остались там…
— О Родине надо думать, о деле надо думать, — наставительно сообщил подполковник. — Кстати о деле… Медики просили особо не напрягать, но необходимо срочно узнать ваше мнение по одному вопросу.
— Проблемы с наступлением в Заполярье?
— Нет, там все вроде по плану. Но вот поступила информация, что в крупных городах САСШ начались серьезные беспорядки. Вот начальство и интересуется нашим мнением об этом казусе.
— Вот так сразу? — ошалел Николай Иванович. — А почему именно нашим? Тут правильнее будет у глубокоуважаемого Лаврентия Павловича поинтересоваться. Ведь наверняка его люди все это и организовали. В известной мне истории никаких таких беспорядков в Штатах и близко не было.
— Так именно товарищ Берия лично и интересуется. Как я понял, наша агентура тут совершенно не причем. В смысле, работать-то они САСШ работали, причем в последнее время достаточно активно, но массовых выступлений американского пролетариата в обозримом будущем не планировалось. Получается, что это чья-то местная инициатива.
— Вот оно как. Занятно, — протянул Николай Иванович и задумался, уставившись в потолок. Возможно, он по невнимательности что-то проглядел, но никаких признаков наличия в Штатах революционной ситуации, если судить по их газетам, вроде не наблюдалось. Депрессия там понятное дело немного затянулась по сравнению с известной ему историей. Но перевод экономики на военные рельсы это дело исправил. Промышленность была загружена военными заказами, безработица уменьшилась, многих потенциальных смутьянов забрили в армию. В сельском хозяйстве ситуация была похуже: закупочные цены упали, ибо со сбытом сельхозпродукции возникли некоторые проблемы. Недоступны многие привычные рынки, и даже мы у них опять же в отличие от той истории продовольствие практически не берем. А зачем брать, да тем более за золото, если Украину немцам захватить так и не удалось? Но на самом деле не так уж все это и страшно, чтобы тамошних фермеров на бунт раскачать, не та публика. Может все дело в военных потерях? Япошки им спокойно жить не дают, да и на Ближнем востоке немцы, ихние наскоро сколоченные дивизии потрепали изрядно. Но сколько они при всем этом к настоящему времени реально убитыми потеряли? Тысяч триста? Четыреста? Не так уж и много, если разобраться. Нынешние американцы ведь далеко не их замученные свободами, адвокатами и пирсингом в пупке потомки. Крепкие фермерские и рабочие сынки — должны вроде держать удар. Так какого хрена? Что-то тут не вяжется.
Николай Иванович перевел взгляд с потолка на терпеливо ждущего собеседника. — А кто там, собственно говоря, бунтует, где, в каких количествах, и с какими лозунгами? Подробности имеются?
— Волнения начались сначала в Нью-Йорке, потом перекинулись на другие крупные города. Участвуют в них большей частью люмпены из трущоб, недавние иммигранты, негры опять же. В руководстве этим делом замечена тамошняя Социалистическая рабочая партия.
