Малахитовый бегемот. Фантастические повести (сборник) - Алексей Константинович Смирнов
В коридоре-кольце захлопали выстрелы. Мелькнула алая подкладка. И вдруг все собрались на одном пятачке: Бомбер отшвырнул пистолет капитана, поднял руки и привалился спиной двери, бледный, как смерть. Теперь он смахивал на классического Пьеро. Его окружили, я протолкнулась ближе. Где-то позади раздувался Сарафутдинов, он еще не дошел.
- Нельзя! - зачастил Бомбер, загораживая вход. - Это служебное помещение, туда нельзя!
Он перестал быть Пьеро. Лицо Бомбера внезапно сморщилось, и он сделался обезьянкой. Таким он, видимо, и был по жизни, внутренне, источенный и высушенный помешательством.
Его схватили за руки, за плечи, дернули в сторону, ударили ногами в дверь.
- Не трожьте его! - завизжал Бомбер. - Там Сергей Иванович! Не смейте к нему, вы пожалеете, вы не имеете права его трогать!
Подоспел генерал.
- Какой-такой Сергей Иванович? - прохрипел он, вторгаясь в проем.
- Не ваше дело! - выл директор. - Сергей Иванович! Сергей Иванович!
Я заглянула и замерла. Первый оперативник приблизился к грязной оцинкованной ванне, квадратной, заглянул внутрь и отшатнулся. Он пятился, пока не уперся в стену, и там остался стоять с широко расставленными ножищами. Второй, когда посмотрел в ванну, скорчился и начал блевать.
- Сергей Иванович! - кричал Бомбер.
Зашел туда и Сарафутдинов. Он потоптался у ванны и вернулся в коридор, остановился там и принялся мрачно разглядывать свои ботинки. Бомбер выкатывал глаза и всхлипывал, его держали.
- Убедился, Сарафутдинов? - осведомилась я.
Генерал вздохнул, посмотрел на Бомбера.
- Пусть идет, - буркнул он.
Оперативники смешались.
- Виноваты, не поняли.
- Что не поняли, пусть идет, - Сарафутдинов повысил голос, поднял глаза на Бомбера. - Пошел отсюда! Я теперь знаю тебя, берегись, ходи прочь, пока цел!
Руки разжались. Бомбер осклабился сквозь слезы, черные от грима, и стал отступать. Его походка делалась все более упругой с каждым шагом. Он даже попытался отвесить поклон, хотя еще весь дрожал; сорвал цилиндр, взмахнул им, метнул его, как летающий диск.
Сарафутдинов повернулся ко мне.
- Извини, Павлина, вы задержаны, гражданка Вонина.
...Я не знаю, не знаю, что они пишут на меня; я красивая, бедная, я спадаю с лица, мои платья висят мешком; мне не даются стихи, я хочу шоколада; меня возили-допрашивали, мне ничего не сказали о детках; мне кажется, их похоронят во всяком смысле и не повесят на меня, им хватит сучьев, но что же тогда, почему замолчал мой министр, куда он уехал, вы суки, вы твари, вы, господа, сущие звери, я сижу взаперти, меня хотят замуровать, меня сошлют в африканское посольство к людоедам, я хочу посмотреть телевизор; никто не знает, где я; никто не найдет меня, моего дома нет, моей улицы нет, и района нет тоже, и меня тоже нет, а на нет нет суда - его и нет; я боюсь подходить к окну, за ним уже распускаются почки и что-то цветет, там стало теплее, а меня пробирает холод...
январь-апрель 2013
