Джефф Лонг - Год зеро
— Три года, — сказал он ей. — «Серум-III». Сделай нам этот подарок — тебе и мне.
Ее улыбка угасла.
— Мы уже говорили об этом. Без города нет надежды. Здесь все…
— Время вышло, Миранда. Твой отец опоздал с подземным царством. Ты не поспела со своим волшебством. Чума пришла. Подумай теперь о нас с тобой.
— Я думаю, — тихо сказала она.
— Тогда оставь попытки спасти мир.
— «Оставь»? — спокойно спросила она. — Мы не можем себе такого позволить. Ведь этому учил меня ты. Никогда не сдаваться.
— Все кончено, — сказал он.
— Не все, — ответила она, и это не было упрямством. Вернулась ее загадочная улыбка. — По существу, осталось только протянуть руку.
— Все мечтаешь.
Он отстранился от ее рук.
— Мечтаю.
— О чем ты грезишь? — Он показал на лабораторные приборы внизу. — О колбах и пробирках?
— О джунглях, — тихо ответила она. — Бегать по тропическому лесу, искать ребятишек, выкрикивая их имена. И находить их. Они будут появляться из-за стволов деревьев.
— Значит, мы отправимся в джунгли. Мы не можем здесь оставаться.
— Я должна остаться.
— Прекрати! — крикнул он.
И испугался. Они никогда не ссорились.
Минуту спустя Миранда сказала:
— Иди.
— Прости меня, — сказал он.
Она повторила:
— Тебе надо уходить.
— Вместе с тобой.
— У меня нет выбора, — сказала она. — Поверь мне.
— Выбор есть.
Она зажмурилась, а потом открыла свои зеленые глаза.
— Помнишь, я звонила, когда ты был на карантине? Ты решил, что я беременна.
— Мне этого хотелось, — сказал он.
— Помнишь, как я удивилась? — спросила она.
— Ты сказала: «Ни за что».
— Я спросила: «С чего ты взял?»
Повисла долгая пауза.
— До сих пор не пойму, как ты узнал, — с нежностью проговорила Миранда. Она взяла его руку и положила себе на живот. Голос ее был проникнут благоговением. — Я ведь как часы. Не ошибаюсь практически никогда. В общем, сделала тест. Ей одиннадцать недель. Это случилось тогда, в лесу.
Натан Ли потрясенно замер. Реальность вокруг него сдвинулась. Земля под ногами вдруг поплыла куда-то. Он хотел было рассердиться. «Пустить ребенка в этот мир?» Но ее лицо остановило Натана Ли. Миранда вся была объята трепетным светом.
— Ты ведь так мечтал уйти, — сказала она. — А я не хотела чем-то тебя удерживать.
— Но я же не знал, — запротестовал он.
— Теперь знаешь.
И тут, в это самое мгновение, до него наконец дошло. Он посмотрел на ее руки поверх своих.
— Ты все еще волен уйти, — едва слышно проговорила она.
— Миранда, я тебя никогда не оставлю.
34
НЕСПАСЕННЫЕ ДУШИ
7.30 утра
Натан Ли оставил ее спящей. Сейчас, когда он спускался по шоссе 502, руины и дым словно сошли с полотна Иеронима Босха — средневековые, дьявольские и таинственно-фатальные. Аппалуса не обращала ни на что внимания и все время упиралась. А Натан Ли то и дело понукал ее. За рекой люди стаскивали огромные просмоленные телефонные столбы в гигантские костры. Пламя даже на вид казалось прогорклым.
Кресты, стоявшие в ряд на дальнем берегу Рио-Гранде, были голыми и неряшливыми: они кренились под сумасшедшими углами, как мачты на тонущем корабле. Отсюда, издалека, они казались пустыми. Кающиеся слезли со своих насестов. Может, люди просто устали от этого притворства. Кровь не всегда кровь. Есть вещи более реальные.
Приближаясь к мосту, он в мельчайших подробностях вспомнил свой путь сюда по этому шоссе. Вот указатель миль, который послужил ему некогда ориентиром, чтобы найти то место, где он спрятал седельные сумки с добром из Смитсоновского музея, а вот и само дерево. Но как же все изменилось! Остался лишь черный ствол с мертвыми ветками: дерево убил дефолиант. Насколько хватало глаз, почва долины была окрашена в нелепый ярко-оранжевый цвет. Натан Ли вспомнил лучистый июльский свет — ничего не осталось. Надежды тоже покинули его. Не все, конечно, но они стали иными. Порой даже благороднее, но совсем другими. Это пугало. Он не понимал, что делает здесь. Идея его была настолько мутной и неоформившейся, такой рискованной, что ее с трудом можно было называть идеей. Скорее предвидением. «А если ошибся?» Он попытался выкинуть Миранду из головы. Ведь обещал ей, и вот… это.
От лагеря за милю несло вонью. Аппалуса недовольно фыркнула. На холоде из ноздрей вырывался пар. Она натянула поводья. Всего нескольких ласковых слов хватило Натану Ли, чтобы заставить лошадь идти.
— Я знаю, знаю, — сказал он ей и погладил пеструю, в яблоках шею: по ее мускулам пробежала дрожь.
Немного дальше они буквально прошли сквозь строй армейского транспорта, подбитых легковушек и грузовиков, замерших по обеим сторонам дороги. Некоторые машины уткнулись капотами в кювет. Другие отбросило и перевернуло взрывом мины или ракетным огнем. Лобовые стекла — в паутине пулевых попаданий. Тела в белых, оранжевых, синих или зеленых скафандрах лежали там, где их подстрелили снайперы. Только сейчас Натан Ли понял, что битва за Лос-Аламос продолжалась на этой ничейной земле не одну неделю. А генералы ни словом не обмолвились о ней. Жители и не подозревали, какая опасность угрожала городу.
Потом он увидел брошенные окопы. Справа и слева скверные грунтовые дороги проходили мимо приземистых насыпных огневых точек, обращенных к лагерю осаждающих. Они выглядели устрашающе, но были пусты. Стало ясно: в последние несколько дней генералы отвели армию. Выехав за пределы города до рассвета, Натан Ли не видел ни одного солдата.
До моста еще четверть мили. Над лагерем висели плотные стаи птиц. Их черные силуэты собрались вдоль края воды, наблюдая за ним. Сидя высоко в седле и возвышаясь над обломками, громоздящимися вдоль дороги, Натан Ли чувствовал себя будто висящим в воздухе.
Внезапно сбоку брызнули стекла передней фары «хаммера». Аппалуса шарахнулась влево, и Натан Ли с трудом удержал ее на ногах. Следом кто-то прошил железный бампер еще десятком предупредительных выстрелов. Пули прошли вдоль металлической обшивки, вспоров крыло длинными рваными ранами.
Натан Ли видел вспышки, но не слышал выстрелов. Он пытался уговорить сердце не колотиться так бешено, но не сумел. Его замутило. «Еще не поздно, — шепнул внутренний голос. Он мог укрыться за разбитой техникой, дождаться ночи, а потом снова выйти на шоссе. — Возвращайся домой!» Его еще могут пустить обратно. Прогнать через карантин. Вернуть к нормальной жизни. В этом было его очередное искушение.
Нет, назад его уже не примут. Натан Ли знал правила игры: ведь выехал он, не облачившись в «лунный» скафандр. К городу его даже близко не подпустят. Застрелят за пятьсот ярдов. Спуск в долину без защитного скафандра был его сознательным выбором, как и решение не инфицировать себя «Серумом-III». Оба этих шага давали ему некоторую защиту от вируса, но они же могли рано или поздно привести к гибели. По скафандрам паломники открывали огонь без раздумья, лишь завидев их. Что касается сыворотки, она дала бы ему трехлетнюю отсрочку, но он не был уверен, что по ее истечении проживет еще хоть несколько минут, не говоря уж о годах. А главное, не было у него тех сорока восьми часов, которые требовались его иммунной системе, чтобы ускорить образование антител. К тому же Натан Ли боялся: ему не хватит мужества. Сорок восемь часов — слишком долгий срок, чтобы удерживать над запястьем бритву.
В любом случае «Серум-III» и скафандр представлялись ему неверным решением. С ними или без, он вторгался в страну мертвых. Подлинной альтернативой было — пребывать в безопасности или спуститься в долину, но даже в этом случае выбор был нулевым. Остаться в Лос-Аламосе значило умолять Окса или генералов явить милость, которая давно перестала быть действенным понятием. И дело даже не в том, что они были безнадежно злыми людьми, какими-то монстрами. Натан Ли никогда не верил в Бога. Теперь стало еще хуже: он не верил в черта. Из дьявола сделали отличного козла отпущения, но Великий обманщик был выдумкой, еще одной попыткой затолкать вселенную в коробку из-под обуви. Масштабы человека годятся для измерения дверных проемов, а не силы страданий. В конечном счете, гибель человечества не была рукотворной, предначертанной небесами или состряпанной в аду — это всего лишь украденная частичка белка.
Итак, он приблизился к лагерю паломников, не имея внятных объяснений своего поступка и возможности вернуться назад, без защиты, лишь с мятущейся душой, полной внутренних голосов. Ему было страшно и очень тоскливо. Даже в самом сердце Тибета он никогда не ощущал себя таким одиноким. Натан Ли знал, что должен делать, но не знал почему. Он сочинял все буквально на ходу, то вписывая себя в сюжет собственного фильма, то вычеркивая из него. Подъезжая верхом к мосту, он чувствовал себя так, будто летит в темный колодец… на сломанных крыльях. Слова Бена укрепили его. Потеряй жизнь и спаси ее. Спаси свою жизнь и потеряй.
