Овцы смотрят вверх - Джон Браннер
– Вы хоть знаете, кому принадлежит эта земля? – сказал доктор. – Это – частные угодья, которыми владеет какой-то урод из правительства, а для таких закон не писан! Они вертят указами и параграфами по своему усмотрению. И земли эти буквально пропитаны инсектицидами.
Со стороны деревни к ним, покачиваясь под дождем, медленно приближались люди, целая толпа – мужчины, женщины, дети. Все худые как скелеты, все в лохмотьях, босые. Некоторые из детей были явно больны пеллагрой, если судить по их вздувшимся животам.
– Этот идиот вылил сюда так много всякой дряни, что джигру уже не берут ни ДДТ, ни гептахлор, ни дильдрин, ни пиретрум. Вы что, считаете меня последним дураком? Думаете, что эта идея никогда не приходила мне в голову? Этим людям нужны не химикаты! Им нужна еда.
Дефицит
Петронелла Пейдж:
– Привет, Америка! Привет, планета Земля!
Аудитория в студии:
– Привееет! Привееет!!!
Пейдж:
– Итак, сегодня, как и всегда, вы встретитесь с интереснейшими людьми, героями самых горячих последних новостей! Среди прочих мы рады приветствовать в нашей студии Большую Маму Прескотт, чей хит «Человек за сорок» попал нынче в самый центр горячих дебатов по поводу того, что может и что не может быть темой поп-музыки (смех в аудитории). Затем мы побеседуем с целой компанией бывших офицеров, которые подарили детям из Юго-Восточной Азии на Рождество замечательные подарки, а также дали им новые семьи и новый дом. Но для начала поприветствуем человека, который стал героем газетных публикаций совсем иного рода. Он – ученый, и вы, конечно, слышали его имя, ибо, если он прав в своих расчетах, нашу нацию очень скоро ждут далеко не лучшие времена. Итак, с нами профессор Лукас Кворри из Колумбийского университета (аплодисменты).
Профессор:
– Добрый… простите, привет!
Пейдж:
– Профессор! Поскольку сейчас наше внимание не так часто обращено к научным проблемам, как нам хотелось бы, то, может быть, вы освежите в памяти наших зрителей тот предмет, о котором вы говорили в новостях?
Кворри:
– С радостью! И если среди уважаемых зрителей есть те, кто не слышал о том, что я хочу сказать, то они удивятся – так же, как удивился я, когда впервые увидел распечатку с университетского компьютера. Когда людей спрашивают, чего больше всего импортируют Соединенные Штаты, то они называют обычные вещи: железо, алюминий, медь, сырье, которого у нас нет в объемах, необходимых для нужд экономики.
Пейдж:
– И они ошибаются?
Кворри:
– Еще как! И они, безусловно, ошибутся, если их спросят о том, чего мы больше всего экспортируем.
Пейдж:
– Так какова же наша крупнейшая статья импорта?
Кворри:
– Кислород! Мы производим менее шестидесяти процентов кислорода, который потребляем.
Пейдж:
– А как с экспортом?
Кворри:
– На этот раз это вредные газы.
Пейдж:
– И здесь, как мы все понимаем, и кроется проблема. Множество людей не понимают, как можно проследить путь дыма, скажем, из Нью-Джерси через Атлантику в Европу, особенно если ты не метеоролог или специалист по погоде. Кстати, а какова ваша научная специальность?
Кворри:
– Я разрабатываю методы улавливания микрочастиц и сейчас возглавляю проект, целью которого является создание новых, более компактных и эффективных фильтров.
Пейдж:
– Для автомобилей?
Кворри:
– О да! И для автобусов, а также для заводов и фабрик. Но главным образом для самолетов. Недавно получили заказ от нашей главной авиакомпании – найти средства, способные улучшить качество воздуха в салоне самолета, летящего на большой высоте. На большинстве авиамаршрутов воздух буквально перенасыщен выхлопными газами других самолетов, и пассажирам становится дурно даже в тихий день. Простите, особенно в тихий день, потому что в прочие дни, когда дуют ветры, концентрация газов не столь высока.
Пейдж:
– То есть вы начали с поиска того, что нужно отфильтровать, верно?
Кворри:
– Именно! Я разработал прибор, который устанавливается на крыле самолета и улавливает загрязняющие воздух вещества с помощью липких пластин. Вот, я принес образчик сюда; не знаю, виден ли он уважаемым зрителям… Виден? Отлично! Так вот. Каждый прибор имеет по пятьдесят пластин, которые настроены таким образом, чтобы собирать образцы воздуха на разных стадиях полета. И если перенести эти данные на карту, то можно, как вы сказали, определить, по какому маршруту дым из Нью-Джерси пролетит свои две тысячи миль до Европы.
Пейдж:
– Многие люди сомневаются в степени точности вашей аппаратуры.
Кворри:
– Эти люди могут сами удостовериться в ее надежности.
Пейдж:
– Все это вызывает в нас страшное беспокойство. У большинства людей создается впечатление, что после принятия закона о защите окружающей среды все в этой сфере стало гораздо лучше.
Кворри:
– Я боюсь, что это… нечто вроде оптической иллюзии. Ну, во‐первых, это беззубый закон. Вы можете добиться разнообразных поблажек, исключений, смягчений тех или иных норм закона, и компании, которые в результате его применения могли бы потерять часть прибыли, конечно же, способны эти поблажки и смягчения получить. С другой стороны, мы и сами утратили когда-то свойственную нам бдительность. Несколько лет назад, до принятия закона, общество буквально кипело, настолько нас волновало состояние окружающей среды. Но со временем мы успокоились, полагая, что жизнь налаживается, чего, собственно, в действительности и нет.
Пейдж:
– Понятно. А что вы скажете людям, которые утверждают, что открытое обнародование этих фактов, скажем, не в интересах нашей страны?
Кворри:
– Если вы действительно служите своей стране, то не станете заметать неприятные факты под ковер. Мы – не самая любимая прочими народами страна, и я считаю, что мы обязаны немедленно прекратить делать то, что усиливает антипатии к нам всего мирового сообщества.
Пейдж:
– Да, в этом кое-что есть. Спасибо за то, что пришли и поговорили с нами, Лукас! Теперь, после небольшой рекламной паузы, мы обратимся…
Хоть и любовь имеешь, а все ты – медь звенящая
– Я полагаю, что ближайшей аналогией будет аналогия с сыром, – сказал мистер Бамберли. Чтобы показать, что слушает он внимательно, Хью Петтингилл кивнул. Ему было двадцать лет, был он темноволос и кареглаз, а на лице выражение такое, будто бы его раздражают все и вся: надутые губы, прищуренные глаза, наморщенный лоб. Это выражение он вынес из тех лет, когда жилось ему действительно плохо – от четырнадцати до девятнадцати. Сейчас же шел первый год, когда он наслаждался покоем и относительным благополучием, а потому, будучи вполне сообразительным малым, он мог позволить себе роскошь притвориться, будто его в чем-то убедили.
Все началось со спора относительно его, Хью Петтингилла, будущего, когда он сказал мистеру Бамберли, что, как он полагает,
