Двери открываются - Екатерина Анатольевна Шабнова

Она тряхнула головой, и пара черных с проседью кудрей выбилась из прически.

– Я могла бы догадаться, что все испорчу! – К ужасу Ули, плечи незнакомки затряслись, словно от беззвучных рыданий.

Сейчас она была бы даже не против, если бы женщина ее не видела. Пусть это и означало бы, что сама Уля либо превратилась в призрака, либо была электрическим импульсом в умирающем мозгу, либо… либо что-то еще такое же депрессивное.

Что вообще нужно делать в подобных случаях? Почти все внутри Ули велело ей подать голос и, может, успокаивающе похлопать незнакомку по плечу. Впрочем, прикасаться к человеку, не спросив разрешения, все-таки дурной тон. Что Уля чувствовала бы на месте этой женщины? Скорее всего, ненавидела бы себя за то, что кто-то увидел ее в таком состоянии. Ей бы определенно хотелось провалиться сквозь землю. В бесконечность лифтовой шахты. В адское пламя, или что там их ждало?

А может… может, незнакомка хотя бы знает, где они находятся?

Коридор за створками вроде бы выглядел таким же, как и все остальные офисные коридоры. Значит, оставалась вероятность, что проблема не в лифте, а в самой Уле. Но все-таки…

Она открыла рот, но так и не придумала, что сказать первым. Наверное, не стоило вываливать все сразу, не то ее примут за сумасшедшую. Или наоборот, если она начнет издалека… Что ж, была ни была.

– Говорила мне Женя, подумай, а потом подумай еще раз, проговори все перед зеркалом. И улыбайся, улыбайся, черт возьми!

Уля не успела: из уст незнакомки вырывался, кажется, целый монолог. Она резко повернулась к Уле – странно, что кабина лифта не качнулась, – и улыбнулась. Вымученно, так, словно это ее третья улыбка в жизни. Словно ее мышцы для этого не предназначены. Словно она нацепила чужое лицо и никак не может к нему привыкнуть.

Уля так и застыла с приоткрытым ртом и расширившимися глазами. Все, что она перечислила, могло оказаться правдой. Любая ужасная глупость, любой глупый ужас. Она почти улыбнулась в ответ, но замерла: вдруг незнакомка решит, что Улина улыбка подойдет ей лучше? Вдруг украдет и ее лицо? Свободная рука сама взлетела вверх: Уля спешно пощупала кожу (на месте!). Она дорожила своим лицом. Пусть в прежние времена оно вызывало у нее почти ненависть и было причиной нескольких стаканов юношеских слез, но Уля к нему привыкла. Научилась его ценить, в конце концов.

Улыбка незнакомки исчезла, уголки рта поползли вниз.

– Так и знала.

Она выпрямила спину, и Уля вдруг поняла, что прежде незнакомка еще и пригибалась, чтоб ее улыбку легче было рассмотреть. Теперь она словно стала еще выше, превратилась в гору, попирающую небеса. В Атласа, на чьи плечи легла какая-то невыразимая проблема.

– Так и знала, горе мне, горе. – Женщина вытащила из правого рукава белый кружевной платочек и с чувством в него высморкалась.

Уля опустила руку и схватилась за кружку всеми пальцами. Если что, у нее есть хоть какое-то оружие.

– Вот скажите, только честно! – Женщина всхлипнула, утерла уголок глаза и запихала платочек обратно в рукав. – Шляпка – это чересчур?

Уля слегка нахмурилась. Ей многое казалось чересчур: и непонятный костюм-тройка, от которого невозможно было отвести слезившихся глаз, и пластиковая улыбка, и… невидимая ее взгляду шляпка, наверное, тоже. Уля привстала на цыпочки. Женщина заметила это и опустила голову. Ее щек, покрытых легкой сетью морщин, коснулся румянец.

Казалось, в черно-белой прическе запуталась причудливая птица. А птицу придавило огромными часами, похожими на те, что таскал с собой Белый Кролик, причитая: «Я опаздываю, я опаздываю!» Из-под золотистого циферблата торчало – раз, два, три… – шесть крошечных крылышек, до мурашек похожих на настоящие. Уля понадеялась, что ни одна птица ради этого модного чуда не пострадала.

– Мило, – выдавила из себя Уля, чтобы заполнить повисшую тишину.

Незнакомка подняла голову, посмотрела Уле прямо в глаза и притопнула ногой.

– Ну вот, так и знала!

– Я не… Я ничего такого… – начала было Уля, но женщина еще не закончила.

– Я так замучилась с этими крыльями, лепила их три недели, печка сломалась, и пришлось варить их прямо в кастрюле, словно я варвар какой! – Она замотала головой, и выбившиеся из прически локоны закачались, как маятники.

Улю даже не замутило. Странно. Она-то была почти уверена, что в сочетании с фиолетово-зеленым костюмом это будет почти смертельным трюком.

Незнакомка нахмурилась, а потом вдруг хихикнула, и на ее лице расцвела вполне обычная улыбка. Почти не пугающая.

– Варить… варвар… – повторила она и снова легонько прыснула.

Значит, версию о похитительнице лиц можно было вычеркивать. Скорее всего.

– Вы… сами их сделали? – спросила Уля, не успев сдержать удивление.

Она и сама любила работать руками, но золотыми их назвать было нельзя. И серебряными тоже. На труде и на изо она выезжала только за счет необычного подхода, а вот с техникой были знатные проблемы. Именно поэтому она впала в свою первую в жизни истерику – из-за двойки по черчению. А ведь она рисовала буквы для половины класса! Если подумать, та ее истерика немного походила на нынешнюю. Уля быстро распалялась и так же быстро успокаивалась. Но последствия всплывали позже – в самый неожиданный и для окружающих, и для Ули момент. Приятного в этом было мало. Как и в том, что Уля, судя по всему, ничуть за это время не изменилась.

– Только крылья. – Женщина снова слегка склонила голову, и золоченый циферблат блеснул в свете лифтовых ламп. – Часы и шляпку нашла в старом бабушкином сундуке. Чего только не кроется в этих старых сундуках.

– И сервантах, – радостно продолжила Уля.

– Именно так! – закивала незнакомка.

Снова повисла тишина, но уже не настолько неловкая.

– В таком случае, думаю, не все так уж и ужасно, – проговорила Уля и сама этому удивилась. Она ведь даже не знала, что незнакомка имела в виду!

Но та вдруг чуть поджала губы, а потом задумчиво протянула:

– Может, так и есть.

– Вы сюда зачем? На интервью? – попыталась угадать Уля.

Иногда людей приглашали в редакцию, и за время работы тут Уля видела уже много странных личностей. Не в таких впечатляющих костюмах. Не таких высоких. И совершенно точно не с такими навыками рукоделия. Но все же. Например, однажды к редактору раздела садоводства прошагала девушка, которую иначе как Персефоной назвать было нельзя: с пшеницей в волосах, в