София Кульбицкая - Каникулы совести
Покуда я развлекал себя подобными размышлениями, время благополучно и почти незаметно катилось к назначенному часу. Вдруг сообразил, что не позавтракал толком — аппетит пропал от волнения. Едва ли это достаточный аргумент. Голод может разыграться в самый неподходящий миг, а я ведь не знаю, когда мне теперь случится поесть. Живо прошагал на кухню, включил чайник, разогрел две лепёшки из пророщенных зёрен. Едва я откусил первый кусок, как, о чудо, аппетит у меня разыгрался со страшной силой и я еле успел пристроить слюнявчик на грудь и небольшое полотенчико на колени, чтоб не запорошить предательскими крошками свой так тщательно выстроенный имидж.
Я не сомневался, что посланец Кострецкого будет предельно точен и появится ровно в назначенное время — ни минутой раньше или, тем более, позже. Так и вышло. Ровно в 13.15 пропищал противный высокочастотный звук домофона. С монитора на меня глядел стандартный ибээровец — смазливый чернявый молодчик с мощными плечами и тоненькими, в ниточку, усиками, умело — не придерёшься — подкрашенный и прилизанный. Уголки глянцево-розовых губ растягивались в спецлюбезной улыбке, однако зубов (несомненно, идеальных) он мне не показывал — рановато. С точки зрения этикета мы ещё недостаточно для этого знакомы.
Стыдно признаться, но, как я ни готовился к встрече, однако тут вдруг что-то засуетился, заэкал, замекал, — не от страха, слава Богу (чего мне бояться?), и даже не от смущения (в гробу я видал эту новую молодёжь!), но просто потому, что не знал, как себя вести — опыта недоставало. «Предложить подняться на чашечку чайку?» — мелькнула в голове идиотская мысль. Черт возьми, я в отличной физической форме, да и голова пока работает, и свой возраст ощущаю только в тех случаях (вот как сейчас), когда натыкаюсь на пробелы в своем знании нынешнего святая святых — правил хорошего тона.
К счастью, этих красавчиков специально натаскивают на выгул таких вот старых замшелых лохов, как я. Вот и теперь, пока я смекал да кумекал, что бы ему такое-эдакое сказать, он бодро, но донельзя уважительно отбарабанил: мол, не торопитесь, Анатолий Витальевич, пудрите носик, сколько вам вздумается, я подожду в машине. Тут он очень тепло и, главное, кстати прибавил:
— Это ведь моя работа.
Честно сказать, я даже растрогался. Надо же, а я-то думал, он меня прикладом из квартиры погонит. Падок старикашка на вежливость. Хоть и понимает, что у юноши это профессиональное. И что, скорее всего, с той же профессиональной вежливостью этот юноша отправляет людей на тот свет. Казнит, то есть. А бедняги ничего и не чувствуют, ну, может быть, охнут непроизвольно, когда что-то тихохонько кольнёт их в бок. Что ж, и на том спасибо. Лёгкая смерть — это ведь само по себе подарок. А в том, что она всегда выходит у него лёгкой, можно не сомневаться. Их ведь и на это наверняка натаскивают особо. Они там все — матёрые профи. Других Кострецкий, я полагаю, не держит.
Но, как бы там ни было, я не отказал себе в удовольствии хоть запоздало показать класс — реваншировать за смазанное приветствие. Энный раз переделывать галстучный узел, как было мне милостиво предложено, я, конечно, не стал — ведь был уже давно готов, — но всё же заставил себя неторопливо, аккуратными движениями включить туалетный компьютер и вдумчиво пролистать свежий выпуск новостей (саммит МСГГ, ужесточение штрафов за простудные заболевания, очередная помолвка поп-певицы Ди-Анны и проч.). Я очень старался — на всё про всё ушло минут двадцать. Пусть юноша подождёт в машине, это его работа. Пусть они там все знают, что гордый старик, как бы немоден, замшел и тухловат он ни был, не так-то уж и торопится целовать задницу новой власти.
Наконец, убедившись, что пауза получилась достаточно долгой и стильной, я столь же неторопливо встал, нажал на «дэлит», хорошенько проверил все застёжки на костюме, вернулся в прихожую, ещё раз начистил ботинки, успевшие уже запылиться от долгого ожидания, полюбовался собой в зеркале, — и только тогда позволил себе покинуть квартиру. Тщательно замагнитив дверь (кто знает, а вдруг вернусь?!), я неспешно спустился по лестнице (лифты неполезны, а в моём возрасте всё неполезное равняется вредному) и одной из самых фатоватых походок моей молодости — эдак враскачку, лениво заплетая ногой за ногу — подошёл к машине. Я сразу понял, что это она, даром что она вовсе не была похожа на чёрный воронок из мрачных дедовских времён, а совсем наоборот — впечатляла мерзковатым сходством с личинкой колорадского жука; просто этот чудо-автомобильчик, явно детище модного дизайнера, выглядел наиболее дорогим из всего, что стояло во дворе.
Мой новый приятель был начеку: едва я приблизился, как он споро выкарабкался из автомобиля (при его габаритах это было не так-то просто!) и, оббежав его кругом, услужливо, с подобострастной улыбкой распахнул передо мной лакированную дверцу. Я и впрямь начинал ощущать себя важной персоной. Однако заскакивать в мышеловку не торопился, капризно заметив, что предпочитаю заднее сиденье. На мгновение глянцевое лицо шофёра судорожно исказилось. Но, будучи профессионалом, он тут же съел обиду и засуетился:
— Да, да, конечно, как вам будет угодно.
Я словил, что его напрягло. Он, видимо, решил, что я страхуюсь на случай возможной аварии. Не доверяю его опыту вождения, значит. И его ультрановейшей подушке безопасности. Боязливый старик. А я попросту не могу смотреть на современные «доски» — меня тошнит. Образно говоря, конечно. Это главная причина, почему у меня нет собственного авто.
Когда-то, много лет назад, я был неплохим водилой и лихо рассекал по любому бездорожью на своей старенькой, но верной «Октавии». Но потом из-за пробок ездить по Москве стало бессмысленно, и я пристрастился к пешей ходьбе и подземному транспорту. Ещё спустя десяток-другой лет, благодаря развитию Сети, на дорогах вновь стало пусто, как в годы моего детства — но за это время мой верный друг успел технически устареть и безнадёжно выйти из моды. А другого я так и не купил. Не потому, что денег не хватало — я тогда неплохо зарабатывал. Просто старые, привычные мне модели не пропускал техосмотр, а переучиться на новые я так и не смог — скорее, из чувства внутреннего протеста, чем из-за старческой заржавленности мозгов. Ну не могу и всё. Вождение для меня — это мои руки на тёплой кожаной обивке руля, это древний инстинкт, чувственное слияние с машиной, её живая дрожь, ощущение себя кентавром, всадником, чёрт возьми! — а не эта нынешняя хренотень, когда всё шкандыбает само, а ты знай себе в приборы пялишься, как даун. Так и остался пешим — и, надо сказать, ни капли не жалею об этом. В моём возрасте движение — это всё, а шастать по спортклубам у меня нет ни времени, ни желания. А так туда-сюда шоппингом пройдёшься — глядишь, и набегал необходимый для здоровья минимум. Интернет-магазинами я не пользуюсь принципиально. Может, потому и в отличной форме до сих пор.
Так я размышлял, лениво цепляя взглядом проносящиеся мимо урбанистические виды, которые, надо же, никто и не думал от меня прятать. С другой стороны, мне ничего и не объясняли. Шофёр мой оказался не из болтливых, а, может быть, таковы были данные ему инструкции, в общем, он включил, «с моего позволения», душещипательного Вивальди, после чего целиком и полностью отдался дороге. А та, надо сказать, интриговала меня всё больше и больше. Почему-то я думал сперва, что меня повезут на Лубянку. Дурацкий стереотип. Когда центр Москвы остался позади, я вспомнил, что где-то на Юго-Западе, кажется, некогда располагалось аляповатое здание ФСБ. Но и тут остался в дураках, ибо за окном вдруг замелькали откровенно пригородные пейзажи. А ещё минут пять-десять спустя их сменили зловеще-минималистичные ограждения каких-то сомнительных предприятий, один вид которых мог бы нагнать уныние даже на самого заядлого весельчака. С каждой минутой заоконное пространство казалось мне всё более гиблым, что рождало вполне понятную тревогу. Но, странное дело, с ней соседствовал какой-то странный наплевательский азарт. Подстёгиваемый им, я так ни разу и не спросил шофёра, куда он меня везёт, — продолжал демонстрировать фирму. Пусть знают, что и мы, старички, не лыком шиты, умеем, умеем держать лицо не хуже его вылощенного шефа. За всю дорогу я задал лишь один-единственный вопрос — на который он очень миролюбиво ответил, что, мол, звать его Михаилом Потаповичем, но для своих (а я, несомненно, уже относился к таковым!) он просто «Мишок».
Боюсь, его ненавязчивое дружелюбие — хоть я и старался ни на секунду не забывать о его формальности — так расслабило меня, что к концу пути моё аристократическое спокойствие перестало быть наигранным: я вдруг поймал себя на том, что попросту, от души наслаждаюсь быстрой ездой, а особенно — дивными звуками, льющимся из динамиков. Жаль только, что снаружи смотреть было особо не на что — одна колючая проволока да белые стены. Надо же — всего каких-нибудь полчаса назад я аж весь трясся от волнения, а теперь, видимо, окончательно вжился в роль знатного вельможи. Причём безо всяких усилий — это получилось как-то само собой, я даже не заметил, как. Или это ибээровский выкормыш меня в неё… вжил? Было ли это сделано Михаилом намеренно — или его шестёрочья выучка любого бы автоматически заставила чувствовать себя большим боссом?.. Если первое, то, поддавшись его нехитрому гипнозу, я, пожалуй, выглядел бы глупо.
