Александр Казанцев - Взгляд сквозь столетия
Следует длинная роспись, за кого сколько платить:
За мещанина — шесть фунтов чистого золота.
3) По прошествии года приставы у таких осужденных в работу должны уведомить правительство, коликое кто показывает раскаяние в учиненном убийстве, и потому правительство может уменьшить время работы или и совсем освободить.
4) Ежели учинится драка между многими и многими, и в той, однако, убиец будет известен, учинить с ним тоже наказание; а возмездие дому убиенного учинить с зачинщика драки и с убийца — две трети, а третья треть — со всех бывших в сей драке.
5) Зачинщик драки, ежели он и убиец, должен быть осужден на пять лет в работу и прежде двух лет освобождение не получает. Платить же две трети в удовлетворение дому убиенного.
6) Ежели зачинщик драки не есть убиец — осуждается на два года в работу и прежде года свободы не получает; платить одну треть в удовлетворение виновного.
7) Ежели в слушании драки неизвестно будет, кто есть убиец, то зачинщик драки осуждается на два года в работу и прежде года свободы не получает, платить треть в удовлетворение дому убиенного, а прочее располагается на всех бывших в драке.
8) Из всех бывших в драке, хотя бы никто точно убийцем найден не был, по жеребью, десятый человек осуждается на год в работу; прочие же на месяц и платят детально на зачинщика драки по положению в удовлетворение дому убиенного.
По следствию же и нашлось, что хотя зачинщик сей драки и известен был, но не он учинил убийство и не найдено было, кто точно убил офирского гражданина, почему зачинщик и осужден был на два года в работу, а прочие на месяц, с платежом шести фунтов золота — почему и повелено было заключить определение.
Мы таковым повелением, яко громовым ударом, были поражены, ибо сие отнимало у нас надежду возвратиться сей год в отечество наше. Я, иже по знанию моему санскритского языка всегда был употребляем чинить изъяснения, со общего согласия всех наших офицеров представлял судьям следующее: «Мы слышим ваше определение и справедливость оного оспаривать не можем; но случается, что и самая строгая справедливость несет с собою некоторый род жестокости, яко и есть сие определение, винно{33} справедливо и милосердо, по законам вашим, наказуются; но вспомните, вы нас спасли от потопления, со всем возможным человеколюбием прияли в пристанище ваше. Мы были в самое время начала сей драки у ваших начальников. Приемлем самих вас в свидетели, что мы своей жизни не щадили для унятия сей драки, то будем лишением способа, обещанного вами — отнятием у нас лучших и искусных людей, наказаны длинным опозданием возвратиться в отечество наше, и сего ради и просим о отменении сего определения, дабы тем исполнилось учиненное вами нам обещание».
Единый из старших судей с усмешкою, но однако с важным видом ответствовал нам: «Когда вы толь чувствуете странноприимственный поступок нашего народа, то мы имеем причину от вас надеяться, что вы и предадите судьбу свою и исполнения учиненного обещания нам; и уповая, что добросердечие офирского народа и доброта его законов не подаст вам причины жаловаться. Но да исполнятся законы положений; ибо если для вас учинимся неверны нашим законам, то какую можете веру к словам нашим иметь?»
Сим окончил он свою речь, и вскоре определение было готово, которое по прочтении всеми ими было подписано; требовали они, чтобы и мы его подписали, и мы, не смея раздражить судей, во власти коих находимся, также его подписали и уже за полночь вышли из собрания, дабы идти в свои квартиры; а судьи тут еще осталися, и на завтра велено нам было в седьмом часу поутру быть паки в сие присутствие.
Возвращаясь в нашу квартиру с начальником порта, мы показали наше удивление о толь долгом присутствии в судебной палате. И он нам на сие ответствовал, что сие есть узаконение их страны, что как скоро уголовное дело дойдет к суждению, которые весьма редко случаются, то судьи должны от утра до полночи не выходить из присутствия, разве остановка будет за оправками или за сысканием свидетелей, или винных, и тогда, хотя бы в полночь сие случилось, немедленно судьи собираются и продолжают дело.
Назавтра в седьмом часу мы паки приехали в судебную палату — нашли судей и всех наших взятых под стражу связанных. Признаться должно, что состояние их тронуло нас до слез, и как не останавливаясь, введены мы были в судебную палату, то уже не нашли мы такой ласки, какую прежде видели; но президент, сухо нам поклоняся, повелел единому из предстоящих тут в синем платье офицеру, носящему на груди знак меча, ввести винных для наказания, говоря, что и нам должно туда же следовать.
Мы родом некоторой церемонии последовали виновным, которые были взведены на высокое для сего уготованное место. Прочтено было определение осуждения их; принесен был сосуд для кинутия жеребья десятому, коим по году быть в работе; оный был кинут, и уже приступили стражи взять каждого отвести в места наказания их, когда вдруг раздался весь народ, и мы узрили председателя с двумя судьями, приехавшими к сему месту. Все остановились, и пленных наших, в ожидании нового повеления, не повели.
Председатель, прошедши мимо нас, повелел нам за собою следовать на возвышенное место и там, вынув бумагу, отдал читать секретарю, которая была следующая (ибо нам тогда же копия была отдана):
«Лета 1704, возобновление Офирской Империи, месяца четвертого долгоденного, 10-го числа, по случившейся драке между служителями корабля короля французского, называемого «Надежда», который был спасен от потопления офирскими морскими стражами и гражданами города Перегаб, и по следствию, учиненному в самый тот день и назавтра нашлося, что Генрих Флер, матрос сего корабля, был зачинщик оной, а 39 человек других к нему пристали и неизвестно кем убит до смерти единый гражданин офирский, именем Занигор, ремеслом хлебник.
22 числа месяца, в полночь, подписано было определение, по точным узаконениям Офирской Империи, которые в том определении прописаны, учинить им наказание, а именно: зачинщику — отослать его на два года; из прочих от девяти десятого по жеребью на год, а остальные на месяц в работу, и должны они заплатить в пользу дома убиенного шесть фунтов чистого золота: треть зачинщик и две трети прочие, ежели сие не превосходит четверти их имения. Сие определение во время третьей стражи пред народом было чинено и к исполнению приступлено, окроме взыскания удовлетворения. И как еще офирский закон повелевает не оскорблять пришельцев, а учинивших преступление высылать вон из земли, того ради сии осужденные от работы избавляются, ибо и без того по починке их корабля, они должны страну сию оставить. Но дабы они не приключили и еще какого беспорядка, отдать их в единый особливый дом под стражу и никуда не выпускать, разве потребует капитан их для нужд починки корабля, то и в сем случае отпускать их под стражею. Что же касается до платежа шести фунтов золота в удовлетворение дома убиенного, то сие яко возмездие приватной семьи упуститься не может и оное взыскать по точным словам прав, и росписку от получившего его сына представить в суд.
«Драка сия произошла, как сами офицеры объявили, от повреждения разума сих виновных, происшедшего от пития некоего их страны напитка. Достойны бы наказания были и офицеры, что, имея на корабле своем толь ядовитую вещь, ее не охраняли; но как они, по всему видно, искренно объявили, что у них нет обычая блюсти сию вещь, но она у них свободна каждому пить, сколько кто хочет и сказывают яко бы здоровье приносила, да и самый их поступок изъявил в усердии их деяния драки, то в сем они не виноваты, но винен дурной обычай их страны, который и учинил оных соделать нечаянно такую неосторожность, а сего ради сие им прощается, а только повелевается, чтобы впредь с великим тщанием в бытность свою в сей стране хранили сей вредный напиток, дабы и еще какого беспорядка не приключилось; в противном случае они, яко первая причина происшедшего зла, ответствовать будут».
Сим окончилось сие наказание, и мы, принесши благодарение за оказанное милосердие, спешили поскорей все находящиеся у нас вино отдать в магазейны офицерские хранить, дабы за него и за пьянство не ответствовать. Подлежащее золото немедленно дому убиенного заплатили и росписку, засвидетельствованную бывшим офицером при исполнении и нашим хозяином, отнесли в суд.
По сем отъехали мы в дом нашего хозяина, где с обыкновенною ласкою и учтивством с нами поступано было.
После обеда прислан к нам был офицер в черном платье от Генерал-Губернатора, который чин у них называется Яги-Яг, звать нас к себе.
Мы, предводительствуемые хозяином нашим, капитаном над портом, к нему поехали. Дом его был среди города — пространное здание, но без всякого великолепия, также и внутренность его, имеющая множество комнат, никаких украшений, окроме белых стен и чистоты, не представляла и единого портрета, на доске написанного, каковы и у всех в домах.
