Марина Дяченко - Электрик
Она отставила чашку, взяла стул, приставила к стене — там, где лежал на паркете телефон, подключенный к розетке. Вот вопрос, который хотел задать ей следователь во время последней встречи: а почему, собственно, это так вам симпатизирует, что даже не хочет отпускать?
Она долго думала, как сформулировать свой вопрос, в конце концов написала: «Почему именно я?».
«Ты этого достойна», — пришел моментальный ответ.
Нина задумалась. Достойна ли она, чтобы ее запирали насильно в городе, откуда она хочет вырваться? Или она достойна того, чтобы каждый, кто косо на нее посмотрит, получал счет на огромную сумму?
Она поняла, почему побледнел следователь при взгляде на нее. Она поняла, почему нервничал мэр; «какое-то время, — подумала она, — меня будут ублажать, как царицу, а потом слетят с катушек и убьют… Уберут каким-то образом, и я их понимаю…»
«Ты меня не отпустишь?»
«Тебе будет хорошо здесь», — пришел ответ.
«Кто ты?» — решилась Нина.
«А ты кто?»
«Я человек, женщина, дизайнер. А ты кто?»
«И я человек», — пришел ответ.
Нина почувствовала, как горячий пот выступает между лопатками:
«Как тебя зовут? Ты мужчина или женщина?»
Пауза. Новая эсэмэска не приходила; тихонько треснула розетка, от которой питался мобильник. Нина отпрыгнула, чуть не повалив стул.
Она заигралась. С этим нельзя играть. Надо было сидеть в темноте, не трогая предохранители, ни с кем не разговаривая.
Грянул звонок. Нина вскрикнула; оказалось, что звонил городской телефон на журнальном столе: обыкновенный, старый, темно-синий телефон с массивной трубкой на витом шнуре.
— Алло! — пробормотала она в трубку.
— Нина Вадимовна? — она не узнала голос. — Как у вас дела?
— А вы кто?
— Я Михаил Андреевич, мэр.
— А, — сказала Нина и немного смутилась. — У меня хорошие дела, кроме того, что шеф требует, чтобы вернулась на работу.
— Возможно, мы сможем с ним договориться, — сказал мэр.
— Вы?
— Почему нет? Мы продлим командировку. Договоримся с руководством фабрики. Оплатим все расходы. Нина Вадимовна, Олег Федорович мне сказал, что у вас есть… некие эсэмэс на телефоне?
Нина мучительно думала несколько секунд, прежде чем вспомнила, что Олегом Федоровичем зовут следователя с пластмассовым голосом.
— Есть, — сказала она вдруг охрипшим голосом.
— Вы не против, если я к вам подъеду через несколько минут?
* * *Войдя в гостиную, мэр первым делом прищурился. Можно было ничего не объяснять: этот человек, как минимум, несколько дней не включал ночью свет и отвык от электрической яркости.
Нина, разыгрывая хозяйку, усадила его в кресло у стола. Мэр внимательно осмотрел комнату и только потом принужденно улыбнулся:
— Видите ли, не каждый… может похвастаться, что у него есть в коллекции эсэмэс с того номера.
— Может быть, это трюк, — предположила Нина невинным голосом. — Знаете, подставной номер. Шарлатанство.
Мэр молчал. В этом молчании был ответ на все предположения: о шарлатанстве, хакерстве, подставных номерах, авантюристах, террористах и масонском заговоре.
«Он оплатил свой счет, — подумал Нина. — Оплатил и все равно боится, и наверное, гораздо больше меня».
Не дожидаясь повторной просьбы, она протянула мэру свой телефон. Рука его дрогнула, но мэр совладал с собой:
— У вас «Нокия»? У меня ай-фон, я забыл, как тут и что…
Нина молча помогла ему открыть папку с письмами. Директор подался вперед, пролистывая, шевеля губами.
— Не надо задавать ему вопросов, — сказал он еле слышно.
— Почему?
— Он замыкается… или его замыкает.
— Что это такое? Вы знаете? Оно существует на самом деле?
— Нина Вадимовна, — сказал мэр. — Вы не согласитесь со мной прогуляться?
* * *«БМВ» мэра заехала так далеко и в такую темноту, что Нина всерьез начала беспокоиться.
— Э-э-э… Михаил Андреевич? Куда мы едем?
— Не беспокойтесь, Нина Вадимовна. Это рекреационная зона…
— Немедленно возвращаемся!
— Не бойтесь, ради бога, вам ничего не угрожает!
— Выпустите меня!
— Нина Вадимовна, пожалуйста… Лёня, останови!
Нина выскочила из машины и остановилась, тяжело дыша, метрах в двадцати, на обочине. Кругом не было ни огонька. В такт влажному ветру раскачивались провода высоковольтной линии.
— Мы не можем стоять под линией, — шепотом сказал мэр. — Понимаете?
— Куда вы меня везете?
— Да ладно, никуда… Просто надо свернуть к лесу. Не под линией, понимаете?
Одолев слепой страх, Нина вернулась в машину. Минут через пятнадцать машина остановилась на пригорке под столбами — пустыми, без проводов. Только несколько опор осталось от старой линии. Керамические изоляторы белели, как молчаливые птицы на перекладинах.
— Слушайте, — шепотом сказал мэр, — не перебивайте. Утром, в четыре ноль-ноль, запланировано отключение главной подстанции. Весь город полностью останется без света. Мне очень много сил стоило… добиться, пробить, договориться… Убытки… Мы протолкнули операцию как «профилактические работы», но в это время, с четырех до половины пятого… его не будет. Я не знаю, получится ли у нас до конца его уничтожить, но вы сможете уйти.
Нина молчала.
— Есть же какие-то ограничители, — нервно продолжал мэр, — границы… рамки для него… Есть же какой-то способ его остановить…
— Кто он?
— Да никто! — мэра трясло. — Как вы себе представляете? Кто это может быть?! Уже согласие в городе наметилось: гады, мол, получают по заслугам, когда оплачивают счета, пусть так и будет… Электрик для них — все равно как местный бог, региональный такой, справедливый, по их представлениям…
— Кто?!
— Электрик, вы такого слова не слышали у нас? Батюшка жаловался: чуть не заставляют его признать Диму святым…
— Диму?
Нина вспомнила развалины сгоревшей церкви у дороги. И рассказ девушки-администраторши о прежнем директоре фабрики.
— Это… старый священник? Он же Филипп? Или…
— Это мой сын! — отрывисто сказал мэр. — Автокатастрофа, полгода в коме, все ждали чуда, хотя уже ясно было… А тут авария на подстанции. И город без света, весь…
Он замолчал. Все тот же сырой ветер трепал ветки уставших за лето деревьев.
— Аварийно отключилась больница, — шепотом сказал мэр, — и пока переходили на резервный генератор, он умер… А потом я стал получать эсэмэски, — мэр содрогнулся. — А потом начали приходить счета…
— И вам? — быстро спросила Нина.
— Нина Вадимовна, — глухо сказал мэр. — Дима был умственно отсталый. Его любимого человека — воспитательницу и нянечку — звали, как и вас, Нина Вадимовна. Это была очень хорошая, добрая женщина. При ней и Дима был добрый… Он привязался к вам просто потому, что вы напомнили ему ту женщину. Других объяснений у меня нет.
— Что же мне делать?
— Уезжать! Вы с ним не справитесь. Он волнуется, когда вы рядом. Скоро мне нечем будет оплачивать его счета. Для меня одна надежда: отключение подстанции. Ему нечем будет питаться. Он перестанет. Закончится.
— Умрет?
— Как может умереть… неживое?
— Погодите, — сказала Нина. — Вы обращались… к ученым? К экстрасенсам, ну, я не знаю… В желтую прессу?
— В желтую прессу, — мэр криво улыбнулся. — Ну разве что… Знаете, сколько такого публикуют по стране? Про русалок, инопланетян, полтергейст? Каждый день в газетах, а в Интернете вообще валом… Вот у нас один захотел прославиться, написал в своем блоге вроде как хронику… Потом продал компьютер, чтобы оплатить счет. Хорошо, что дом не продал.
Нина помолчала. Она понимала, что сказано все, и даже больше, и все-таки не удержалась:
— А что стало с той женщиной? С Ниной Вадимовной? Вы так говорите, будто…
— Она была за рулем машины, когда они разбились, — мэр скрипнул зубами. — Запомните: с четырех до половины пятого. Света в городе не будет вообще. Бегите и не включайте телефон. Не стойте под высоковольтной трассой. Не прикасайтесь к розеткам. Бегите и не оглядывайтесь.
* * *О том, чтобы спать, не было и речи. Заново отключив свет в квартире, Нина сидела у окна, глядя на освещенные окна вверх и вниз по улице.
У входа в особняк стояла машина, из окна растекался шансон, иногда перешибаемый рекламой.
Нина массировала ноющие виски, пила давно остывший чай и думала об Электрике.
Он грамотно пишет эсэмэски, вот в чем проблема. Иногда пренебрегает знаками препинания, но не потому, что не умеет их расставлять. Телеграфный стиль бывает выразительнее эпистолярного, безупречного с точки зрения пунктуации. Как-то не вяжутся его письма с рассказом несчастного мэра.
Умственно отсталый мальчик, импульсивный, капризный? Или все-таки бывший директор фабрики? Или отец Филипп? Затея со счетами — в духе непримиримого священника, не стеснявшегося в постный день плюнуть на прилавок с мясом… Да, Лена была хамовата и несдержанна, но на электрический стул за такое не сажают!
