Райдо Витич - Анатомия Комплексов (Ч. 2)
По лицу троуви пробежала нервная судорога. Он хотел схватить жену и вытолкать в шею, чтоб не лезла со своими размышлениями и советами, но одумался — это он всегда успеет. Взял себя в руки и бросил милостиво:
— Говори!
Женщина, заискивающе заглядывая в глаза супруга, спешно начала излагать идею:
— Его влечет к ней, можно сыграть на этом. Она, как ты справедливо заметил, абсолютно глупа и невозможно доверчива. При подобном скудоумии нетрудно будет подтолкнуть девчонку в объятья сегюр, тот не будет против, а там…останется лишь поставить в известность Рэйсли. При его нраве ясно, что он убьет обоих. Его, естественно, депортируют, лишат всех прав, и …мы будем нипричем. Останется Эльхолия. Править будешь ты. Единолично.
— А куда ты денешь Гвидэра и наследников?!
— Их можно убрать, пока сближаем канно и сегюр.
Монтррой задумался: опасно, но заманчиво. И просто. Слишком просто. Значит, план обязательно натолкнется на непредвиденное препятствие. И может провалиться. Стоит ли тратить время на весьма шаткий проект? Он и так ждал год и не хочет терять еще. К тому же Иллан сильно изменился, стал плохо управляем, самостоятелен и непокорен. Троуви понимал, что не пройдет и пару лет, как он вовсе не понадобится сегюр, разве что как фиктивное лицо. Исполнитель. Не больше.
Жалобный, надрывный плач раздался некстати и прервал размышления мужчины. Настроение и так было отвратительное, а тут еще этот окэсто смеет кричать и нервировать его! Как Массия посмела привести ребенка в эту комнату?! К чему вообще она его завела?
— Вон!! Убери ее вон!! — закричал троуви.
И та поспешила успокоить дочь, пока Монтррой не вмешался. Малютка и так слаба и болезненна. Отец же ее не жаловал. Обращался, как с тэн. И капли отцовских чувств не испытывал. Берегла ее Массия, как могла, да не всегда удавалось. Нет, нет, попадалась девочка под руку троуви.
В такие минуты сердце женщины разрывалось от жалости к ребенку, и привязанность к мужу таяла, уступая место ненависти. Если б она знала, что воспылает любовью к девочке, привяжется настолько, что будет готова пойти против воли мужа, встать поперек, воспротивиться, а, возможно, и …предать, то не стала бы заводить ребенка, чтоб сблизиться с землянкой.
А ведь ей говорили: "Материнские чувства сильней супружеского долга"..
ГЛАВА 3
Ворковская сидела за столом, мрачная, как снеговая туча. Золотистая водолазка, от шеи до запястий, надежно укрывала от любопытных глаз следы супружеского пыла. Но ненависть и обиду, плещущуюся в синих глазах, прикрыть было трудней. На волю они рвались. Душа сатисфакции просила, глобальных масштабов. Так бы и резала Алена Рэйсли много, много дней, на кусочки распиливала, медленно и радостно, урча от наслажденья и повизгивая от восторга. Змея особо ядовитая! Нелюдь! Псих!
Много бы она о нем сказала во всеуслышанье. Не постеснялась бы, поведала окружающим снобам особенности психофизического состояния их правителя. Да такими бы эпитетами разукрасила «голубя», век бы не отмылся!
Да вот незадача, рядом он сидел, похохатывал, переговариваясь с гостями, одной рукой моккали щипал, другой Алену обнимал, нервировал, напоминая, что, как всегда, во всеоружии и любую эскападу жены готов упредить, задавить в зачатке. Взгляд наглый, самодовольный, тон надменный.
"Цезарь центурион"! Скривилась девушка, кипя от негодования и пытаясь справиться с собой, начала усиленно поправлять угол епанчи, накинутой на плечи поверх водолазки. Ничего не получилось, душила ее злоба, руки не к кисточкам на подоле, к шее «милого» тянулись сами. Алена сцепила пальцы замком на колене и нервно покачивая туфелькой, закусила губу, чтоб не разреветься от жалости к себе и горечи разочарования.
— Что-то ты грустная сегодня. Скучно? — насмешливо спросил Лоан, заглянув ей в лицо.
— Ага, до смерти! — прошипела та в ответ, присовокупила лучезарную улыбку, нечто среднее между оскалом кугуара и мимическим тиком невратического характера, во взгляд вложила все свои чаянья о скоропостижной и мучительной кончине супруга и наградила Рэйсли этой гремучей смесью с чувством глубокого удовлетворения. Мужчина хохотнул, скривил ехидную гримасу и заметил:
— Визуализация мыслеформ не должна носить столь экспрессивный характер. Снизь эмоциональный фон вдвое, как минимум и тогда, возможно, у тебя кое-что и получится. Например, я уроню себе на ногу блюдо с эгрутто или сяду мимо кресла. Ты сможешь порадоваться моей неуклюжести…
— Ненавижу! — прошипела девушка, чувствуя себя абсолютно беспомощной и бессильной против этого бесчувственного истукана.
— Милая, меня всерьез заботит твое психическое здоровье. Ты постоянно повторяешься. Я слышал твое признание в «любви» раз пятьсот за последний год, стоит ли так утруждать себя? У меня прекрасная память и речь я воспринимаю адекватно. Столь частые повторы убеждают меня в обратном: это не ненависть — любовь. Трепетная и безграничная. Просто по скромности своей ты не можешь признаться прямо…или опять путаешь определения?
— Оставь меня в покое!!
— Здравая мысль и своевременная. А и оставлю, пожалуй. Надеюсь, ты не будешь без меня сильно тосковать? Не огорчайся, я буду неподалеку, зови, если соскучишься.
Алена проводила его испепеляющим взглядом и скрипнула зубами с досады. Любое из известных ей ругательств, включая самые низкие сравнения, были слабыми и неточными, не подходили данной особи. Не отображали его суть в полной мере.
Рэйсли Лоан с самым любезным видом, на который был способен, вклинился в стайку девушек, незамужних дочерей флэтонской знати, и принялся развлекать, одаривая их своим обаянием. Гад! У Алены даже лицо перекосило, веко задергалось.
— У тебя сейчас пена изо рта пойдет, — шепнула ей Массия, присаживаясь рядом. — Успокойся. Ты что сегодня на себя не похожа? Улыбнись — смотрят.
Алена оглядела любопытствующие персоны и, борясь с желанием запустить в них близстоящие блюда со всем содержимым, натянуто улыбнулась. Вышло так себе.
— Еще пару усилий, — уговаривала женщина, чуть кивнула, и, хлопнув ресницами, изобразила для примера: накинула на лицо маску милейшего создания — изящный поворот головы, взгляд робкой косули, ресницы вниз, уголки губ вверх. Вышло не в пример лучше, чем у Алены. Та повторила, и пара особо любопытных уткнулась в свои тарелки, а еще пара застыла на пару секунд с растерянными лицами и спешно ретировалась.
— Страш-шная сила — красота! — брякнула девушка.
Массия выгнула бровь и закосила в сторону: " Действительно — страшная!"
— Я тебя улыбнуться просила, а не скалиться, как голодный лауг, — вздохнула женщина.
— У вас, кроме лаугов, еще какая-нибудь живность водится? — прищурилась Алена и облизнулась, глянув на Рэйсли, воркующего с миловидной, юной субреткой. — О, да! Хомо дегенератус!
— Новый вид? — качнулась к ней Массия и, сунув в рот пару зерен патули, зыркнула на сегюр. — Ревнуешь?
— Я?! — подпрыгнула девушка от возмущения. Женщина поморщилась: "До чего, не воспитана, прямолинейна и до скандальности неучтива! Абсолютно недалекое и до противоестественности откровенное существо". И, натянув на лицо маску светской любезности, осадила взглядом пару заинтересованных взглядов, бросив девушке:
— Да, что с тобой сегодня?
— Так, — вздохнула та, устыдившись, и брякнула. — Домой хочу!
— На Землю? — выгнула бровь Массия. По ее мнению, нужно быть совершенно невменяемым, чтоб стремиться на отсталую планету, мечтать о жизни в окружении варваров. Какой нормальный по собственному желанию, поменяет тающий во рту агуи на кусок горького туги?[4] Впрочем, это вполне в духе канно. И возможно, им с Монтррой на руку. Вариант. Еще один. И не худший.
— Вы поссорились? — догадалась женщина. Алена без лишних слов отогнула материю с запястья и выказала внушительный кровоподтек:
— И так по всему телу!
Конечно, она немного преувеличила. Чуть-чуть. Но на подругу впечатление произвела. Вот что главное. Та застыла с открытым ртом, хлопнула ресницами и шумно вздохнула:
— Кошмар! Как…О-о-о! Это возмутительно! Отвратительно! Это…
— Норма! И что мне делать? Может, подать на него в суд? Пусть все узнают, каков их правитель.
Массия немного растерялась: заманчиво, но бесперспективно. Женщина — собственность мужчины, и если флэтонец наградил жену парой синяков, значит, у него не было другого выхода. Значит, она заслужила. Ее и слушать не станут. Это всем понятно. Нет, с судом она погорячилась. Но ситуация интересная. Как бы ее использовать?
— Не думаю. Иск не примут: семейные дела разбирают внутри семьи. И потом, к чему вмешивать в это третье лицо? Сама попытайся.
— Как? Линчевать самостоятельно? Да, с радостью, только сил не хватит. Он меня взглядом раньше убьет.
