Анатолий Ириновский - Жребий
— К кресту, к кресту его прижмите!
К кресту прижать не удалось. Однако варварским ударом в пах Сатану свалили наземь. Он сомлел.
— Держите! — заорал Нетудыхин. — У него звериная сила! Я секунду!
Молниеносно Тимофей Сергеевич мотнулся в соседние заросли и мигом приво-лок оттуда старый деревянный крест. Бросил его между двумя могилами.
Повернувшись к мужикам, Нетудыхин вдруг увидел, что те сдерают с Сатаны брюки, разрывая их на куски. Тимофей Сергеевич на секунду даже опешил.
— Вы что, зверьё?! Об этом речь не шла!
— Да чего там, — сказали примирительно в ответ. — Еще один будет оприходо-ван для коллекции. У Колюни это получается нараз.
— Не сметь! — рявкнул Нетудыхин. — Спиной на крест и заткнуть ему глотку!
— Зачем на крест?
— Делай то, что тебе сказано! — потребовал разъяренный Нетудыхин.
Как только оторвали Сатану от земли, он заорал:
— Лю-ди, помогите! Убивают!
Именуемый Лёхой со всего размаха саданул Сатану кулаком по голове — тот об-мяк опять и замолк.
Запаковали тряпками рот, уложили на крест. Через какое-то время Сатана все же пришел в себя.
Теперь настал черёд действовать Нетудыхину.
— Между прочим, — сказал он Сатане, — Его гвоздями прибивали к кресту…
Тимофей Сергеевич открыл портфель, достал флакон с тушью и своё столь мучи-тельно выстраданное изделие. Делал он это совершенно спокойно: залил штамп тушью, взял осторожно его через платочек и подошел к Сатане.
— Держать голову так, чтобы под иголками она не двигалась, — приказал он.
Мужики за волосы зафиксировали Сатану намертво.
— Ну, с Богом! — сказал Нетудыхин.
Нагнувшись, он аккуратно вдавил штамп в лоб Сатаны. Тот замычал и задрыгал-ся.
— Спокойно, Тихон Кузьмич, спокойно! Я же вам говорил: человек агрессивен. Придется вам потерпеть. Это, конечно, больно, но не смертельно.
Сатана, вращая дико глазами, пытался что-то промычать.
— Да-да, — говорил Нетудыхин, — вавка нехорошая. И я нехороший. Но у меня, поверьте, другого выхода не было. Подержите его так пару минут, пусть утихомирится.
Заветное действо было наконец-то исполнено. Нетудыхин уселся на скамью и за-курил.
Тушь медленно стекала со лба Нечистого и расползалась по всему лицу. Повер-женный Сатана на глазах превращался в разрисованного карнавального черта. У Тимо-фея Сергеевича даже какая-то жалость шевельнулась к нему. Но он тут же отбросил её, представив на миг исход дела в другом варианте. Нет, Зло признает только силу, другой язык ему просто непонятен.
Докурив сигарету, Нетудыхин сказал:
— Довольно, отпускайте.
Сатана вырвался из-под навалившихся на него мужиков и, мотыляя клочьями изо-рванных брюк, скрылся в зарослях сирени.
— Ничтожество! — орал он оттуда, освободив рот от кляпа. — Раб божий! Ну, погоди, ты меня еще попомнишь!..
— Надо было его таки посадить на задницу пару раз, — мрачно сказал один из мужиков, массируя пострадавшую скулу.
— Не надо, — сказал Нетудыхин. — Это бессмысленно. А вот крестик ему вряд ли удастся стереть со лба…
— Если не секрет, за что ты его так разрисовал? — полюбопытствовали.
— За что? Да как сказать? Кнопочку он, подлец, хотел нажать.
— Какую кнопочку?
— Ту самую, с которой начинается атомная война.
— Да ты что?!
— Да.
— Вот это фрукт! Ни хрена себе, сказал я себе! А внешне такой незавидный. Ну, козлина безмозглая! Он, случайно, не шпион какой-нибудь иностранный?
— Хуже — провокатор всемирный. Однажды он уже отмочил нечто подобное — теперь люди мучаются из-за него…
Мужики, конечно, не поняли, о чем идёт речь, резюмировали по-своему:
— Да, тип, в натуре, с закидоном.
— Вы почему опоздали? — спросил вдруг Нетудыхин, впадая в учительский тон. — Мы как договорилась?
— Автобус по дороге сломался, — был ответ.
Нетудыхин с сомнением посмотрел на своих подельников: трезвые как будто.
— Честно. Скат полетел. Добирались пешком.
— Ладно, дело все-таки сделано. Поверим, что в самом деле полетел скат.
Тимофей Сергеевич вынул из раскрытого портфеля злополучную пачку денег и небрежно бросил её на столик. Мужики переглянулись. Нетудыхин сказал:
— Здесь ровно тысяча, можете не считать.
Пачка так и нераспечатанных червонцев уплыла. Сделка состоялась. Все были до-вольны.
Они выбрались на дорожку и поспешили к выходу. Раскаленное солнце монумен-тально закатывалось за горизонт. Зрелище было столь величественно, что Нетудыхин подумал: "Не может за таким грандиозным великолепием стоять Ничто".
По дороге в город их настигло свободное такси. Мужики голоснули — такси ос-тановилось.
— Погнали! — сказал один из них, приглашая Нетудыхина.
Нетудыхин взглянул на таксиста. Какой-то еле уловимой схожестью он напоми-нал ему Сатану, точнее — Тихона Кузьмича. "Новое перевоплощение с остатками старой личины?.. Пустит под откос, негодяй, всех троих…"
Тимофей Сергеевич почувствовал даже легкий озноб и… ехать отказался.
— Езжайте, езжайте, — сказал он. — Я пройдусь пешком.
Такси умчалось. На самом деле, как выяснилось потом, всё обошлось сравнитель-но благополучно. Мужики в ту ночь попали в медвытрезвитель. На следующий день, при выписке, обнаружилась пропажа оставшихся денег. Мужики подняли, конечно, шум, Но, по утверждению милиции, при приеме в вытрезвитель, денег никаких у мужиков не на-личествовало. Словом, гульнули ребята, с размахом гульнули.
Чудеса настоящие. Но хорошо, хоть так обошлось. Могло же быть и хуже. И, надо полагать, людям еще капитально повезло.
Глава 33
Повестка
Так на Сатане был поставлен крест. Поставлен и в прямом, и в переносном смыс-ле. Но жизнь-то продолжалась. И Тимофей Сергеевич с опаской думал о том, что не се-годня-завтра Ахриманов может заявиться в школу, и тогда ему, Нетудыхину, хана. Та-туировку на теле человека нельзя вывести бесследно. А на реинкарнационном перево-площении да еще с возможностями Сатаны?..
Впрочем, не могу с полной уверенностью утверждать, что татуировка креста на лбу Сатаны оказалась здесь решающей. Однако факт оставался фактом: Ахриманов ис-чез.
В последних числах августа в школе состоялось совещание учителей. Вопрос об-суждался один: готовность школы к началу учебного года. Директор отсутствовал. Завуч так, мимоходом, сообщила, что Тихон Кузьмич малость прихворнул.
Нетудыхин слушал её весь в напряжении, и, вероятно, если бы Ахриманов вдруг появился в дверях аудитории невредимым, Тимофея Сергеевича хватил бы апоплексиче-ский удар. Однако совещание прошло обыденно, а в последующие дни Ахриманов так и не объявился.
Поползли слухи: пропал директор. Был шеф — не стало шефа. Нет, не умер, не погиб, как предыдущий. Если бы умер, то и удивляться было бы нечему. А то ведь про-пал, растворился с концами, как будто бы его и не было.
По домашнему адресу снарядили делегацию. Проведать шефа. Вдруг ненароком человек основательно слег. Оказалось, что там действительно проживает Ахриманов Ти-хон Кузьмич. Но вовсе не директор школы, а обыкновенный парикмахер. И, главное, со-всем другой человек. Перс по происхождению, между прочим. Тут уж и в самом деле было чему удивляться.
Наконец районо подключил к розыску городскую власть — безрезультатно. Один только Нетудыхин с тихой радостью молча торжествовал свою маленькую победу.
И все же, не смотря на исчезновение Сатаны, Тимофей Сергеевич нутром ощупал его незримое присутствие. В конце сентября, вернувшись с работы, он обнаружил в поч-товом ящике бумагу с приглашением прибыть в назначенный срок в КГБ. Не забыли о нем ребята, не забыли.
Вечером, после восьми, как они и условливались с Зуевым, он позвонил тому на квартиру. Оттуда ответили, что Иван Иванович уже здесь не живет и что он вообще вы-был из города.
Эта новость оказалась для Нетудыхина неожиданной. Тимофей Сергеевич встре-вожился.
В день, когда ему необходимо было явиться в КГБ, Нетудыхин вдруг возмутился и… двинул на рыбалку. "Если я им так сильно нужен, — оправдывался он перед собой, — пришлют вторую повестку". Хотя, конечно, это увиливание было всего отстрочкой неизбежного разговора.
Нетудыхин сидел на берегу пруда и обмозговывал сложившуюся ситуацию. Она не была проигрышной, но и ничего хорошего ему не сулила.
День на редкость выдался тихий и солнечный. Клев однако был совсем слабый.
Неожиданно на озерную гладь, строка за строкой, вылилось стихотворение:
Ах, это все игра:
И век, и я, и ты!
И нынче, как вчера,
Мир полон суеты.
Ах, это чистый блеф,
Где ставка — наша жизнь,
Где исключен успех,
Держись иль не держись.
Ах, это просто фарс:
Закрыть — открыть глаза.
