Кир Булычев - Жизнь за трицератопса (сборник)
В двух случаях Никите повезло.
Удалось заключить выгодные контракты.
Вову отдали в футбольную школу при швейцарском клубе «Грассхопперс» с языковым уклоном. И хотя ему было всего шесть лет, на вид он был пятнадцатилетним. Он плохо читал, но в остальном его натаскали «папа» с «мамой», недаром супруга Никиты была воспитательницей. Герман – бегун – сразу начал выступать за марафонцев Дальнего Востока, а вот с Витей – шахматистом – вышел сбой, потому что его талант еще толком не открылся, на краевом турнире по шахматам для малолеток он занял лишь четвертое место. За этакого много не дадут.
Двоих Никита отдал в армию. Правда, только на следующий год, когда они вымахали как надо и многому научились на при усадебном полигоне, который Никита устроил для малышей.
Будущее представлялось не очень ясным, но стоило рискнуть. Один из мальчиков пошел в интендантскую академию на факультет строительства коттеджей для штаб-офицеров, второй же проявил себя в особой военной науке шагистике, и равных ему в строю не было. Так что прямо из детсада его определили в Кремлевский полк, в ту роту, что встречает на аэродроме почетных иностранных гостей.
Жену свою, Жанну Львовну, Никита отправил в Пермь, чтобы она пребывала рядом с их дочкой, будущей примой Лондонского балета, а сам углубился в подготовку фотомодели Раечки, которую, как только она достигла роста сто восемьдесят восемь сантиметров, переименовали в Рашель. Не надо думать, что подготовка модели простое дело. Моделей много, а супермодель – одна. Для того чтобы получить с нее, как с оранжерейной грядки, миллион долларов, тысяч сто требуется в нее всадить. Собрав почти все деньги, полученные за спортсменов, шпиона экстра-класса и программиста Виталика, практически раздев Либерально-демократическую партию, нуждавшуюся в молодом ярком лидере, Никита Борисович рванул в Рим, чтобы там дорастить и отшлифовать Рашель-Раису. Тут и танцы, и хождение по струнке, и улыбки, и сексуальные движения, и взгляд зовущий, а также взгляд сверкающий, двенадцать микроопераций на крыльях носа и переносице, над ушами и под подбородком… впрочем, вам и не надо знать таких мелочей. Красота, а тем более элегантность требует не только выдающихся генетических данных, выявленных по методу профессора Минца, но и шлифовки.
Тем временем Никита Борисович и его жена Жанна не переставали заниматься селекцией. В детдоме в Перми Жанна отыскала дрессировщика ядовитых змей, которого она увидела, когда он, сидя в кроватке за сеткой, поймал кобру, сбежавшую из живого уголка, и задушил неокрепшими ручонками. За что детсад заплатил компенсацию в 560 фунтов стерлингов бангладешскому посольству, потому что оказалось, что кобра была получена по культурному обмену. Детсад спасло от разорения лишь то, что белый медведь Умка, отправленный в Дакку из Мурманска, околел и был съеден бедными тамилами.
Время несется быстро. Не успели супруги сдать мальчика-шахматиста в сборную Казахстана и прикарманить его суточные, как созрела на продажу фотомодель Раечка. Она была скромна и послушна, а если роптала от голода, то в номере гостиницы Никита Борисович ее больно порол. Он велел ей называть себя дядей и не позволял играть с итальянскими детьми или фотомоделями, чтобы не научилась дурному поведению.
И вот однажды случилось то, что должно было случиться.
Рашель совершила грубейшую ошибку.
Никита Борисович привел ее на окончательные переговоры с агентством «Универсаль» в Венеции. Рашель заставили шагать по подиуму, крутить попкой, приседать, раздеваться и одеваться, и все это время шел торг.
А надо сказать, что представители агентства герцог Марьяни, его заместительница сеньора Пупкина-Пукинелли из Мариуполя, а также Никита Борисович сидели за круглым столиком, выпивали и закусывали, что принято при сделках такого рода. Ведь речь шла о выплате русскому сеньору тридцати миллионов лир.
По истечении пятого часа переговоров, которые уже подходили к завершению, несчастный ребенок (а мы не должны забывать, что по земным обычным часам Раечке не было и семи годиков), проходя мимо столика, ловко наклонился и стащил с тарелки герцога Марьяни большого отварного омара. И побежал к кулисе, чтобы там быстренько этого омара скушать.
Вы бы видели, что тут поднялось!
Особо сердилась сеньора Пупкина-Пукинелли. Словно омара отняли у нее.
– Вам, Никита Борисович, – кричала она с итальянским акцентом, – таких девок привозить только на тротуари!
– Простите, извините…
Никита испугался, что куш пройдет мимо его рук, но спас положение герцог, который мило улыбнулся и, взяв изящно пальцами с тарелки второго омара, сказал по-итальянски (а Никита догадался):
– Отнеси, голубчик, своей девочке.
Никита кинулся за кулисы и отыскал свою девочку, которая доедала омара и рыдала, потому что знала, как ей достанется.
Вместо того чтобы лупить манекенщицу, Никита дал ей второго омара и сказал:
– Жри! В гостинице поговорим.
Тем вечером Никита подписал нужный контракт, остались только формальности. Он привез девицу на речном такси в гостиницу туристического типа.
В номере он достал свой старый ремень и приказал девочке:
– Снимай штаны!
– Дядечка Никита, – зарыдала манекенщица, – только не бейте меня. Я больше никогда не буду омаров лямзить! Я же с голодухи, дядечка Никита.
Но Никита был неумолим.
Он смотрел, как трясущимися длинными худыми руками почти двухметровая красавица снимает штанишки и ложится на кровать лицом в подушку, чтобы не кричать от боли.
Никита Борисович подошел к постели и занес ремень над попкой.
…Сквозь подушку Рашель промычала:
– Только шрамов не оставляйте!
– Что я, не знаю, что ли? Что, в первый раз…
И тут голос его осекся.
По очень простой причине.
За всю свою почти сорокалетнюю жизнь Никита Блестящий не видел такой совершенной, круглой, красивой попки.
Его любовь к Рашель началась именно с этого взгляда.
Из частей ее тела он сначала полюбил попку, потом ноги, а лишь затем лицо и живот.
Нет, он не ударил ремнем по попке, хотя раньше безжалостно совершал это наказание многократно. Он понял, что больше никогда в жизни не сможет этого сделать.
Некоторое время он стоял с поднятым ремнем, а потом сообразил, что с мечтой о контракте, богатстве и вилле на Женевском озере придется повременить.
– Ну что вы, дядечка? – тихо спросила девушка ростом около двух метров и возрастом семи лет. – Будете бить или как?
– Или как, – сказал Никита. – Одевайся, надо думать.
5
Действие нашей печальной истории началось в 1998 году.
С тех пор прошло пять лет.
Наступил год 2003-й.
Великий Гусляр жил вместе со всей страной.
Профессор Минц совершил еще несколько открытий и сделал шесть или семь выдающихся изобретений.
Но наученный горьким опытом Лев Христофорович к экспериментам по определению генетических склонностей детишек и воспитанию из них гениев в соответствующих областях не возвращался. И надеялся, что и Никите Блестящему этого сделать не удалось.
Постепенно обида, нанесенная Никитой, забылась.
И его появление возле дома Минца в ноябре профессора по меньшей мере удивило.
Начисто пропала наглая посадка туловища и разворот плеч, даже полубаки парикмахерского типа исчезли, смененные запущенной кривой бородкой.
И одежда на Никите была хоть и иностранная, но неновая, поношенная, из благотворительного магазина в пользу жертв церебрального паралича.
– Лев Христофорович!
Фонарь светил согбенной фигуре в спину, голос дрожал, шел дождь со снегом. Минц не узнавал Никитушку.
– Я к вам, Лев Христофорович. – Передних зубов у Никитушки не было, и говорил он невнятно.
Никита шагнул на свет, и Минц узнал его.
Как бывает с людьми незлопамятными, а главное, деликатными, Минц вдруг испытал чувство вины перед молодым человеком. Он осознал, что сыграл в его жизни роковую роль, сам того не ведая, толкнул его на преступную стезю…
– Заходите, – быстро заговорил Минц. – Ну чего вы стоите на дожде, голубчик, ну как так можно, я вас чаем угощу, у меня чай славный, «Ахмад», не пробовали?
– Нет, я тут постою, – униженно бубнил Блестящий.
Лев Христофорович буквально втащил его к себе в кабинет, заставил раздеться, разуться, отдал ему свои мягкие туфли из шерсти гуанако, заварил свежий чай, и пока гость не отведал этого чая, и слушать его не желал.
А потом сам сказал:
– Рассказывайте, батенька, начинайте, я весь горю нетерпением узнать, чего же вы, пакостник такой, натворили?
– Виноват, – ответил Никита. – Во всем виноват, но должен признаться, что был подвигнут на этот проступок заботой о человечестве.
И надо вам сказать, что в тот момент Никита был искренне убежден, что руководствовался благими порывами. Хотел, оказывается, реформировать систему образования и выращивать гениев в каждой сельской школе. Но когда поставил эксперимент на поточную ленту, оказалось, что профессор его подвел.
