Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению
– Есть мне еще какие-либо поручения? – спросил Пэрст-Капсула.
– Нет. Никаких более поручений нет. Еще раз спасибо, – сказал Шеврикука. – Да… Вот что… Я был бы очень удивлен, если бы Гликерию Андреевну Тутомлину прописали в Землескребе…
– Нет, – сказал Пэрст-Капсула. – Ее прописали в строении, расположенном от Землескреба в семистах двадцати метрах…
– И то ладно… – пробормотал Шеврикука, отпуская взглядом покидавшего его Пэрста-Капсулу.
Известие о паспорте и останкинской прописке Гликерии успокоило Шеврикуку. Отчасти даже развеселило его. Более он себя не бранил, не обзывал безрассудным прохвостом. Паспорт в любой миг можно было разорвать в клочья, а упоминание Игоря Константиновича Шеврикуки в казенных бумагах истребить. Но пока этого не стоило делать.
«А сам-то Пэрст, – задумался Шеврикука, – не соизволил и себе завести паспорт? А хоть бы и соизволил…»
45
Оживление страждущих вблизи Пузыря (нельзя сомневаться, что и в местах от Останкина отдаленных) нарастало. Конечно, у каждого, повторюсь, были свои, может, не объявленные даже самим себе из суеверия или боязни, что уворуют идею или мечту, интересы и упования. Но иных уже высказанные интересы и упования стягивали веревками взаимных расположений в новые Сообщества, Комитеты и Союзы. Очень шумно и целенапряженно заявила о себе Лига Облапошенных. Охотников присоединиться к Лиге Облапошенных поначалу сыскалось мало. С неудачниками и раззявами викторий не добудешь. Ни под Нарвой, ни под Полтавой шведа не одолеешь. Но вскоре явились поводы для удивлений. Учредители Лиги полагали себя облапошенными при разделе Пузыря. Позвольте, говорили им, раздача Пузыря еще и не начиналась. На днях начнется, произносилось в ответ, и тогда нас непременно одурачат, облапошат, а мы потребуем компенсаций за морально-эстетические поражения и вещественные убытки. То есть глупое, на взгляд простодушных, дело оказывалось вовсе не глупым, а напротив – чрезвычайно грядуще-выгодным. Все сразу же вспомнили, что и они не менее других облапошенные, обманутые и одураченные. И не раз. При этом – обманутые и одураченные не уголовно наказуемыми мошенниками, каких можно изловить и вздернуть, а историческими стихиями – прогибами эпохи, государственными затеями, переустройствами общих судеб и прочим. Мало кто признавал и себя виноватым в том, что поддался одури, смалодушничал или струсил, – это все были простофили или тонкоустроенные натуры. Большинство же и не сомневалось в том, что ими крутила лихая и неодолимая сила. Да и приятно, умилительно даже было опять ощутить себя жертвой стихий и обстоятельств, слезу пустить вниз по щеке, помня досады прежних лет, а в грядущее направить бранные слова, в порывах же отваги – и обещания навести в грядущем порядок. Что и говорить, уместным показалось теперь многим появление Лиги Облапошенных.
Посыпались туда заявления, но принимали в Лигу далеко не всех. Признавали достойными лишь крепко одураченных или одураченных в особо впечатляющих размерах. Шеврикука ощутил, что добродетельно усердствующий Радлугин, верный идеалам собственного Сообщества выхода на Пузырь и никак не желающий быть в чем-либо обделенным, тем не менее чуть ли не с завистью поглядывает в сторону облапошенных (среди тех уже ораторствовал бывший чиновник и соцсоревнователь бывшего Департамента Шмелей Свержов, не вписавшийся, если помните, в исторический поворот). «Вот и хорошо, – подумал Шеврикука. – Вот пусть он за Лигой и присмотрит…» И при встрече таинственно-диктующим шепотом Шеврикука намекнул Радлугину о том, что его не прочь были бы видеть они в рядах Лиги, надеемся, что и у Радлугина имеется достаточная степень одураченности и он сможет пройти конкурсный прием в Лигу… Радлугин так обрадовался поручению, что в приступе пылкости готов был обнять уважаемого Игоря Константиновича. Но местоположение их в структурах ни на шаг не позволило Радлугину приблизиться к Игорю Константиновичу. «Сведения передавайте прежним способом. В «дупло», – заключил беседу Шеврикука.
Отечественного предпринимателя Дударева Шеврикука увидел выходящим теперь уже из темно-серого «мерседеса».
– Игорь Константинович! – обрадовался Шеврикуке Дударев. – Вы, конечно, наблюдаете за Пузырем?
– Держу его в поле зрения, – сказал Шеврикука. – Хотя для меня он и не столь важен.
– Вот и держите! Держите! – поощрил Дударев Шеврикуку к неусыпным бдениям. – А то мы все в бегах, в разъездах, в телефаксах и в сотовой сети! Сами понимаете. И концерн наш «Анаконда»! И Фонд защиты и поощрения Привидений! И прочее! И прочее! А вы все время вблизи Пузыря. Конечно, и у нас есть свои связи и каналы. И поверху. И в глубинах. Но вдруг что-нибудь пропустим впопыхах. А вы – рядом. Если выйдет какая непредвиденность, вы нам сразу о ней…
– Будем рады стараться! – Шеврикука выразил готовность встать перед предприятиями Дударева во фрунт.
– Да нет, я вас вовсе не неволю… – Дударев, похоже, смутился. – Но ведь вы наш? Наш!.. Мы вам очередную индексацию зарплаты произвели… Скоро станут завозить и паркеты…
– А сколько же мне теперь приходится?
– Не суть важно. Много! – быстро сказал Дударев. – Скоро ощутите. Поверьте мне. Я давно уже ощущаю!
– Я вам верю, – Шеврикука скосил глаза на темно-серый «мерседес».
– Вам, как лицу заинтересованному, я отважусь показать кое-какие картинки, таинственные пока, из нашего… с вами… будущего… – И Дударев, открыв «дипломат», извлек из него картонки, украшенные акварельными рисунками.
Рисунков было три, и на всех в главные персонажи был возведен останкинский змей Анаконда.
– Это эскизы эмблемы, – пояснил Дударев. – Это первичные и легкие наброски… Надо думать и думать! И вы, Игорь Константинович, может, что и надумаете. Вы не специалист в геральдике?
– Нет, – сказал Шеврикука. – Не специалист.
– Нет? Жаль! Жаль! – Дударев словно бы расстроился искренне. – А на вид вы вполне специалист. Мы бы вам и к ставке добавили…
Дударев сразу же и замолчал.
Смысл изобретаемых эмблем остался Шеврикуке недоступным. То есть смысл, такой ли, эдакий ли, из рисунков (искусных, замечу, художника приглашали дорогого) вывести можно было. Но что эмблемы сообщали о концерне, чем обязаны были возбудить обожателей концерна, этого Шеврикука как раз и не уразумел. Один из рисунков имел библейское основание. Змей Анаконда в саду наслаждений кольцами обтекал фруктовое дерево с фиолетовыми плодами, похожими на большие капли. Искушал ли он мужчину и даму, стоявших под деревом, или, напротив, хотел уберечь их от бед, или же был намерен предложить увлекшейся паре нечто спасительное и целесообразное взамен неразумного отравления грехом, Шеврикука разъяснить бы не взялся. На секунду Шеврикуке показалось, что мужчину художник писал с него, а даму – с Совокупеевой, Александрин, но не было среди знакомых Шеврикуки ни одного искусного акварелиста, а пустые мысли Шеврикуки могли быть вызваны эгоцентрическим произволом его натуры. На втором рисунке поза змея и среда его обитания были позаимствованы из медицинских легенд и установлений. Змей Анаконда находился здесь при чаше. Но в самой чаше отчего-то восседал рыже-черный петушок, в удивлении склонивший голову набок. На третьем рисунке змей Анаконда имел перепончатые лапы и крылья и, по всей вероятности, находился в полете, над ним парили два яркоцветных, пятнистых бумажных змея, соединенных с туловом Анаконды то ли узкими стропами, то ли шелковыми лентами. Либо Анаконда волок в воздухе за собой японских бумажных партнеров, либо те сами были восспособствующими ему силами.
– Ну как? – спросил Дударев.
– Интересно… – деликатно протянул Шеврикука. – А вот у нас в городе… на гербе… рыцарь протыкает змея копьем… Или в северной столице… Там конь царственного всадника тяжелым копытом придавил опять же змея… Те сюжеты ваш эмблематист и знаток геральдики не принимал во внимание?
На минуту Дударев озаботился, стоял, будто что-то прошептывая в уме, компьютер неслышно попискивал в нем.
– Нет, – сказал Дударев. – Наш змей из других рук. К злодействам он не расположен. И не даст поводов протыкать себя копьем. Даже рыцарям и от Юрия Долгорукого.
– А отчего, – поинтересовался Шеврикука, – ни на одном из рисунков нет пусть даже и малюсенькой, пусть даже и в уголке, фигурки столь ответственного лица, каким является научный смотритель и погонщик змея Анаконды Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный? Он ведь тоже может вызвать сюжет и какой…
– Ах, Игорь Константинович, – сокрушенно и укоряюще воскликнул Дударев. – Не хотите вы серьезно отнестись к делу. Или у вас сегодня игривое настроение. Давайте сюда рисунки. Конечно, это пробные варианты, ведь возможны самые разные ответвления деятельности концерна со своими моторами и неводами. И вам бы с вашим пытливым умом что-нибудь изобрести, а вы посмеиваетесь…
